Заноза Его Величества (СИ) - Лабрус Елена - Страница 50

«Надо эту тему тоже убить», — достаю я свой блокнотик.

— А в чём-нибудь ещё кроме лошадиной моды, сплетнях и рожании девок разбирается эта Генриетта?

— Она очень влиятельная дама. Честь — получить приглашение в её салон, а уж его завсегдатаем становятся только пользующиеся особым расположением вельможи.

— И когда только люди находят на всё время? И семь детей воспитывать, и беременеть, и светские салоны держать. И, если мне не изменяет память, они же не прислали нам с королём подарок на свадьбу, да?

— Не прислали, — подписывает Марго приговор этой Кампин, а я с удовольствием вношу это карандашиком в анналы.

— А чем занимается её муж?

— Лесом, — принимается тереть углом своей шали лавочку Маргарита, когда я останавливаюсь перед мокрым сиденьем.

— В смысле, да пошёл он лесом? — присаживаясь я на сухое, а Маргарита своими юбками плюхается прямо на мокрое.

— Нет, торгует лесом. У него своя лесопилка, и его главный покупатель — Император. Но, говорят, — понижает она голос, — что леса в герцогстве её мужа сильно истощены.

— Дай-ка догадаюсь, — подзываю я Барта, потому что он всё равно пришёл и мнётся у декоративной изгороди, не решаясь нарушить наше уединение. Неужели и часа не смог прожить без своей мадемуазель Амвон? Или как раз отпрашивать её пришёл? Или всё же по делу? — Герцог Кампин ратует за суверенитет Департамента Пространственных Связей? — обращаю свой вопрос ему. — Хочет отдать феев императору?

— Как раз нет, миледи, — кланяется Барт.

— Но ярый сторонник присоединения к Империи?

— Да, ведь это снизит пошлины на ввоз и вывоз товаров. Это больше всего и привлекает местную знать в предложении императора, что их товарам будет прямая дорога на имперские рынки.

— А о том, что товары Империи заполонят наши рынки, они не думают?

— Миледи, — снисходительно качает он головой. — Не забивайте свою светлую голову этими проблемами. Ваше дело — наследник, наряды, шпильки, чулочки, развлечения и прочие глупости, в которых Его Величество приказал вам потворствовать. Всё, что касается остального… — склоняется он, протягивая конверт. — И, кстати, вам письмо от Его Величества.

«О своём бы наследнике думал. Интересно, как мне Его Опрометчивое Величество приказал генералу с ним потворствовать», — усмехаюсь я, принимая конверт.

— То есть по вашему мнению, я недостаточно умна и образована, чтобы интересоваться государственными делами? — всё же задаю я свой вопрос, хотя сургучная печать с оттиском «Пса» просто жжёт мне руки.

— Доверьте эти вопросы людям, которые в этом разбираются лучше. У Его Величества есть канцлер, есть Совет, есть его уважаемые члены и другие государственные деятели. Даже я не лезу решать вопросы, если они не касаются безопасности.

— Так значит, вы всегда на передовой? — не остаюсь я в долгу. — И видимо сейчас я — самая большая опасность, что грозит этому государству, раз вы всё время рядом?

— Вы единственное, что Его Величество не может контролировать. Со всем остальным, уверяю вас, миледи, он справится, — сдержанно улыбается Актеон.

— Однозначно! Он со всем справится, — качаю я укоризненно головой.

Подробностями своей встречи с ведьмой я с ним, конечно, не делилась. Отделалась общими словами, что ведьма ничем не может помочь, но я работаю над этим. Но он бы помалкивал. Ведь сам до сих пор так и не выяснил кто подбросил мне «сыворотку правды». Всё разбирается. И это, похоже, тоже придётся делать самой.

— Сводите лучше девушку на уличные бои. До утра, генерал, — проходя мимо него, не поворачиваю я головы.

И, кинув я на стул в своей комнате потрёпанный зипун, наконец, дрожащими руками срываю печать с письма.

«Я невыносимо скучаю»

Вот и всё, что поведал свёрнутый квадратом лист.

Вот и всё, чего оказывается мне не хватало, чтобы почувствовать себя лучше. Три слова. Без обращения. Без подписи. Три выведенных аккуратным почерком слова.

— Он скучает, Карл, — выхватываю я шпагу у едва успевшего приземлиться фея. И наставляю на него. — Сдавайтесь, сударь! Ты хоть представляешь, что это значит?

— Ага, — кривится он, не поддерживая мой неожиданный оптимизм. Злой, недовольный. И это при том, что я ему ни слова не сказала.

— Форте, — направляю я сноп зелёных искр на записку. И она становится похожа на плакат. На стену что ли повесить? Но под укоризненным взглядом фея передумываю. — Пиано!

Уменьшаю записку и тут же тыкаю в часы:

— Форте! Слушай, — с интересом разглядываю я огромный циферблат. Ну чем не кремлёвские куранты? — А может нам на фасад замка их повесить? Передаём сигналы точного времени. В Петропавловке-Камчатском полночь, — царственно возвращаю я часам первоначальный вид.

— Дарья Андреевна, — злится фей, пытаясь забрать фей у меня свою шпажку. — Скажите лучше, про разговор с Императором в письме ничего не было?

— Слушай, какой ты зануда, а, — добровольно возвращаю ему «зубочистку». — Наколдуй-ка мне лучше кофту, деда Карло.

— Сходите и возьмите сами свою кофту, — ворчит он, как настоящий старик. Ворчит уже который день, недовольный тем, что я всё откладываю разговор с Катькой.

Только не могу же я пояснить подростку, какого рода у нас тут проблемы из-за его подружки с Дамианом. Что под видом простуды Феодора посадила сына под домашний арест, а сама с ног сбилась, выуживая подробности, которыми он мог поделиться не только со святошей.

И пока всё кажется спокойно, но только потому, что Георга нет. Где-то в глубине души, я даже надеюсь, что это хорошо. Что пока король вернётся, всё само собой уладится, утрясётся, забудется. По крайней мере с Фогеттом. Но лишь в глубине, на поверхности моей душонки, терзаемой разной степени отвратности демонами, плавает то, что обычно и бывает на поверхности — убеждение, что всё это дерьмо. Дерьмо, которое ещё ой как аукнется.

И оттого, что подложила мне эту кучу Катька, ни видеть её, ни говорить с ней я пока не могу. Особенно после того, как чёртова ведьма напомнила, что не меня любит Гошан. Что я его обманываю Катькиным телом, а он и рад обманываться, принимая эту иллюзию за действительность.

В общем, ревную я. Зная, что любит она своего Дамиана. И хочется верить, что стерпится ей, слюбится когда-нибудь с мужем. Не она первая, не она последняя. Найдёт себе утешение в детях. И Гошик смирится с её нелюбовью, пообвыкнется. Но мне как-то обидно: а стоит ли моя жизнь этого? Вот такого кривого счастья?

И не только моя.

— Хочешь, чтобы я её навестила? — вспоминаю я про фея. — Хорошо. Только чур ты будешь напиваться со мной.

— Я ещё маленький, — набычивается Карл.

— Правда? Как в государственные дела лезть, так большой. Курить как паровоз — большой. А чуть что сделать — маленький?

— Да. Потому что вам всё равно. Вы пообжимаетесь тут со своим королём и свалите. А он отдаст фей Империи и всё. И знаете, чем это закончится? Филипп посадит нас в клетки, как зверушек, а Живой лес вырубит. Не нужны мы ему, как вы не понимаете. Ему нужен лес.

— Лес? Он папа Карло что ли? Порубит его на чурбачки и будет стругать своего Буратину?

— Знаете почему феи остались только здесь? — всё же швыряет он мне в лицо кофту.

— Потому что это ваша историческая родина, — разглядываю я толстую вязку в катышках. Нет, в этом поверх пижамы в красные дни календаря только сериалы смотреть. — Не эта.

— Нет. Потому что остальные леса вырубили. Живой лес единственный остался нетронутым. А из-за постоянного лета, деревья почти не растут. Да и старые не обновляются, только дряхлеют, гниют и пропадают.

— То есть ваша магия Филиппу не нужна? — защищаюсь я руками от очередной прилетевшей в меня тряпки. Вот! Приличный тоненький кардиган, как надо. Правда цвета ядовито-голубого. Я себе очень польстила, когда его купила «к глазам», но здесь по замку лазить сойдёт.