Незримые фурии сердца - Бойн Джон - Страница 27

Вкусив свободы, дарованной недолгой депутатской карьерой Джулиана, мы решили чаще вырываться из цепких школьных объятий. Вскоре мы уже посещали дневные сеансы в центральных кинотеатрах и проходили через угодья Тринити-колледжа, пялясь на протестантов, которым после зачисления их в студенты некий милосердный стригаль спилил рога, и они уже не походили на чертей. Мы мало что могли купить, но нас тянуло в магазины одежды и грампластинок на Генри-стрит. Однажды Джулиан стащил с прилавка диск Фрэнка Синатры «Песни для опьяненных любовью», и мы рванули прочь, ошалелые от собственной юной дерзновенности.

Как-то раз, отмучившись на жутко нудном уроке географии, мы шли по О'Коннелл-стрит и меня вдруг накрыло волной прежде неведомой радости. Светит солнышко, Джулиан в рубашке с короткими рукавами, выгодно оттеняющими его бицепсы, у меня наконец-то заволосел лобок. Мы настоящие друзья, у нас полно времени для доверительной беседы, и никакой чужак не затешется в нашу маленькую вселенную. В кои-то веки казалось, что нам открыты все пути.

– Чем займемся сегодня? – спросил я, прячась от слепившего солнца в тень постамента колонны Нельсона.

– Думаю… погоди-ка… – Джулиан резко свернул к лестнице, уводившей в подвальный общественный туалет. – Я сейчас. Зов природы.

Постукивая каблуком о гранитный пьедестал, я глазел по сторонам. Справа виднелся главпочтамт, где некогда заклятые враги Макса Вудбида, вожаки Пасхального восстания, именем Господа и почивших предков призывали ирландцев и ирландок встать под знамя борьбы за свободу.

– Экий ты симпатяшка! – рявкнул голос у меня над ухом, и я, резко обернувшись, увидел ухмылявшегося Джулиана, через секунду заржавшего над моим испугом. – Мне это сказал какой-то хмырь, когда я отливал в сортире.

– Ни фига себе!

– Я и забыл, что в общественных нужниках ошиваются гомики, поджидающие невинных мальчиков.

– Не больно ты похож на невинного мальчика. – Я опасливо покосился на туалет, словно оттуда мог кто-нибудь выскочить и уволочь нас в мрачное подземелье.

– Но их-то они и выглядывают. Угадай, что я сделал?

– Что?

– Развернулся и обоссал ему брюки. Правда, он увидал мою штуковину, но оно того стоило. Теперь полдня будет сушить штаны, прежде чем выйдет наружу. Слышал бы ты, как он меня костерил! Представляешь? Грязный педик меня обзывал!

– Надо было врезать ему, – сказал я.

– Это лишнее, – поморщился Джулиан. – Насилием ничего не решишь.

Я промолчал. В таких темах стоило его поддержать, как он тотчас разворачивался на сто восемьдесят градусов, оставляя меня в дураках.

– Ладно, чем займемся-то? – Я хотел поскорее уйти от туалета и не думать о том, какой это, наверное, ужас – в сортире искать хоть отдаленное подобие любви.

– Надо подумать, – оживился мой друг. – Какие предложения?

– Можем пойти в парк. Купим батон и покормим уток.

Джулиан рассмеялся и покачал головой:

– Нет, туда мы не пойдем.

– Тогда пошли на мост Полпенни? Говорят, на нем подпрыгнешь, и он раскачивается. Прохожие старухи перепугаются насмерть.

– Нет, тоже не годится.

– Ну а что? Давай сам предлагай.

– Ты слышал о баре «Палас»? – спросил Джулиан, и я сразу понял, что он уже все спланировал и мой удел – подчиниться.

– Нет.

– Он неподалеку от Уэстморленд-стрит. Туда ходят все студенты Тринити-колледжа. И еще всякое старичье, потому как там подают лучший портер. Пошли?

– В паб? – засомневался я.

– Да, Сирил, в паб. – Ухмыляясь, Джулиан откинул прядь со лба. – Мы же ищем приключений, верно? Никогда не знаешь, кого там встретишь. Сколько у тебя при себе денег?

Я порылся в карманах и достал кое-какую мелочь. С Чарльзом мы почти не виделись, но он положил мне весьма щедрое содержание – каждый понедельник пятьдесят пенсов бесперебойно поступали на мой счет в школьном банке. Настоящий Эвери получал бы, наверное, фунт.

– Неплохо. – Джулиан что-то прикинул в уме. – У меня примерно столько же. Если расходовать толково, хватит, чтоб повеселиться.

– Нас не обслужат.

– Куда они денутся? Выглядим мы взросло. По крайней мере, я. Деньги у нас есть, на остальное кабатчикам плевать. Все будет в порядке.

– Может, сперва посмотрим на уток? – спросил я.

– Да нет же. – Джулиан досадливо усмехнулся. – На хер уток. Мы идем в паб.

Я смолчал. Мы оба редко употребляли крепкое словцо, но оно всегда было знаком непреклонной решимости. Мол, возражения бесполезны.

По дороге в бар Джулиан остановился у аптеки и достал из кармана какую-то бумажку.

– Погоди пару минут. Мне надо кое-что забрать.

– Что?

– Лекарство.

– От чего? Ты заболел?

– Я здоров. Просто недавно был у врача. Ничего серьезного.

Я нахмурился и проводил его взглядом, а через минуту сам вошел в аптеку.

– Я же просил подождать на улице, – сказал Джулиан.

– Ничего ты не просил. Что с тобой случилось-то?

Джулиан закатил глаза:

– Чепуха. Всего-навсего сыпь.

– Какая сыпь? Где?

– Не твое дело.

Из подсобки появился аптекарь и что-то подал Джулиану.

– С вас десять пенсов. Дважды в день обильно присыпайте пораженный участок.

– Жечь будет?

– Но не так сильно, как если не лечить.

– Спасибо. – Джулиан спрятал пакетик в карман, отдал деньги и пошел к выходу, предоставив мне следовать за ним.

– Да в чем дело-то… – начал я, когда мы вышли на улицу.

– Тебя не касается, понял? Не лезь. Идем, вон он, паб.

Не желая навлечь его гнев, я прекратил расспросы, но мне стало горько и обидно, что у него от меня секреты. Две входные двери паба, под углом выдававшиеся на тротуар, смахивали на стороны равнобедренного треугольника; Джулиан открыл левую и, придержав ее, пропустил меня внутрь. Узкий коридор выводил к длинной цветастой стойке, перед которой на высоких табуретах сидело с полдюжины мужчин, куривших и уставившихся в пинты с «Гиннессом», словно под темной жидкостью был скрыт смысл жизни. Со стаканом они вели беседы о политике, поэзии и философии, и каждый глоток был новым вопросом или ответом. В зале пустовала лишь пара столиков, в глубине виднелся отгороженный закуток. Бармен, задиристого вида малый с огненно-рыжей шевелюрой и под стать ей бровями, перекинул полотенце через плечо, настороженно глядя, как мы усаживаемся за ближайший столик.

– Тот закуток для женщин с детьми и мужиков, которые прячутся от жен, туда мы не пойдем, – прошептал Джулиан, но затем так рявкнул, что я подскочил на стуле, а все головы повернулись в нашу сторону: – Я прям умираю от жажды! За день в порту так наломаешься, что одной пинтой ее не утолишь. Хозяин! – Он широко улыбнулся рыжему за стойкой. – А подай-ка нам пару пинт своего темного пойла!

– Спешу и падаю, – ответил бармен. – Скоко вам лет-то? С виду вы совсем пацаны.

– Мне девятнадцать, – сказал Джулиан, – а приятелю восемнадцать. – Он выгреб из кармана все деньги и знаком велел мне сделать то же самое, дабы хозяин видел нашу платежеспособность. – Что за вопросы?

– Чтоб завязать беседу. – Бармен взялся за пивной кран. – Только учтите, вам обойдется маленько дороже. Молодежный, так сказать, налог.

– Ладно, только не зарывайся.

– Да пошел ты, – беззлобно, даже ласково сказал хозяин. Через минуту он поставил перед нами две пинты и вернулся на свой пост.

– Который час? – спросил Джулиан.

Я кивнул на часы на стене:

– Почти шесть.

– Отлично. Как я выгляжу?

– Как греческий бог, которого неувядаемый Зевс отправил с Олимпа на землю, дабы он своей бесподобной красотой утер нос нам, простым смертным, – сказал я, что в переводе на человеческий язык означало «выглядишь классно, а что?».

– Ничего. Спросил на всякий случай. Хороший ты парень, Сирил. – Джулиан накрыл ладонью мою руку, от чего меня будто прострелило током, и я представил, как он наклоняется и целует меня в губы. Хотелось бесконечно ощущать его руку на своих пальцах. Джулиан взглянул на меня и чуть нахмурился – наверное, уловил чувство, которое даже он пока еще не мог понять.