Незримые фурии сердца - Бойн Джон - Страница 33

– Мистер Эвери, мы заняты серьезным делом. Прошу, уймитесь с разговорами.

– Да ради бога! – Чарльз откинулся на стуле и скрестил руки на груди. – Сирил, отвечай сержанту, пока он не засадил нас за решетку.

– Так он ни о чем не спрашивал, – возразил я.

– Неважно. Отвечай.

Я недоуменно посмотрел на следователя.

– Скажи, Сирил, кто-нибудь интересовался вашими планами на день?

– Нет, – ответил я.

– А кто-нибудь знал, что нынче вы собираетесь в бар «Палас»?

– Я сам об этом не знал, пока там не оказался.

– Но Джулиан знал?

– Да, он это спланировал.

– Может, он и уведомил ИРА? – предположил Чарльз.

Сержант Каннейн посмотрел на него как на законченного идиота:

– Зачем?

– Вы правы. Бессмыслица. Продолжайте.

– А мисс Симпсон, Бриджит, она, видимо, знала?

– Я полагаю, да.

– А ее подруга мисс Маффет?

– Мисс Маффет? Это фамилия Мэри-Маргарет?

– Да.

Я чуть не рассмеялся. Она же не такая. Отнюдь не персонаж детского стишка[21].

– Мне неведомо, что она знала и чего не знала.

В дверь постучали, в комнату заглянул молодой полицейский, и сержант, извинившись, вышел в коридор. Через минуту-другую Чарльз нарушил молчание:

– Как поживаешь вообще?

– Хорошо, – сказал я.

– В школе все нормально?

– Да.

– Работы до черта. Тружусь с утра до поздней ночи. Я говорил, что снова женюсь?

– Нет, – удивился я. – Когда?

– Да вот на следующей неделе. Чудесная девушка, зовут Анджела Мэннингтри. Бюст – во, ноги от подмышек. Двадцать шесть лет, служит в министерстве образования – до свадьбы, по крайней мере. Весьма умна, что в женщинах я ценю. Надо бы тебе с ней познакомиться.

– Меня пригласят на свадьбу? – спросил я.

– Ой, нет, – покачал головой Чарльз. – Планируется скромное торжество в узком кругу. Только друзья и родственники. Вот приедешь на каникулы, и я вас познакомлю. Никак не соображу, кем она тебе доводится. Уж точно не мачеха и не приемная мачеха. Прямо головоломка. Надо будет справиться у юристов. Макс – лучший из них, но сейчас, пожалуй, не время для этого. У тебя над глазом ссадина, ты знаешь?

– Да, знаю.

– Ты был ранен, когда отважно пытался вырвать друга из лап похитителей?

– Нет, старуха огрела зонтиком.

– Иначе и быть не могло.

В комнату вернулся сержант Каннейн, он листал какие-то записи.

– У Джулиана была какая-нибудь зазноба, кроме Бриджит? – спросил он.

– Кто? – не понял я.

– Подружка.

– Нет. – Я помотал головой. – Во всяком случае, я об этом не знаю.

– Понимаешь, в вашей комнате мы нашли письма, адресованные Джулиану. Весьма… э-э… пикантные. Эротические, понятно? Черт-те что и сбоку бантик. Девица пишет, как она его любит и что хотела бы с ним сотворить. Да вот беда, послания не подписаны.

Я уставился в стол и попробовал думать о чем-нибудь постороннем, чтобы согнать багровый румянец, заливший мое лицо.

– Я ничего не знаю об этих письмах, – сказал я.

– Право слово, обладай миссис Каннейн хоть вполовину этакой фантазией, я бы досрочно ушел на пенсию, – поделился сержант.

Они с Чарльзом захохотали, а я вперил взгляд в свои ботинки и взмолился, чтобы допрос поскорее закончился.

– Впрочем, все это выглядит довольно безобидно, – сказал сержант. – И наверное, никак не связано с похищением. Но мы должны отработать все версии.

Он перевернул страницу и опять стал читать, шевеля губами; глаза его бегали по строчкам, но потом он нахмурился, чего-то, видимо, не поняв.

– Как по-вашему, что это значит? – Сержант подал письмо Чарльзу и ткнул пальцем в строчку. Мой приемный отец что-то прошептал ему на ухо. – Господь всемогущий! Да какая женщина на такое пойдет?

– Женщина самого высшего сорта, – сказал Чарльз.

– Миссис Каннейн в жизнь не согласилась бы на этакое, она ведь родом из Роскоммона. А вот неизвестная деваха готова это проделать с Джулианом Вудбидом.

– Ах, где мои семнадцать лет! – вздохнул Чарльз.

– Я могу идти? – спросил я.

– Да, свободен. – Сержант собрал бумаги. – Если возникнут вопросы, я с тобой свяжусь. И не волнуйся, Сирил, мы сделаем все возможное, чтобы найти твоего друга.

В коридоре я огляделся, но Бриджит и Мэри-Маргарет там уже не было; я дождался Чарльза, которой как будто удивился, что я все еще здесь, и мы вместе вышли на улицу.

– Ну пока. – Он пожал мне руку. – До новых встреч!

– Веселой свадьбы, – сказал я.

– Ты очень любезен. Надеюсь, твой друг отыщется. Я сочувствую Максу, ей-богу. Если б ИРА похитила моего сына, я бы очень сильно расстроился. Ну, будь здоров, Сирил.

– До свиданья, Чарльз.

Я свернул направо, перешел через мост и зашагал к школе, где меня, разумеется, ожидало наказание.

Похитители указали место, где надлежало оставить 100 000 фунтов, но денег не получили и потому в ближайший вторник выразили свое огорчение, прислав на Дартмут-сквер мизинец с левой ноги Джулиана. Причем сделали это с ненужной жестокостью – адресовали посылку его младшей сестре Алисе, и та, развернув пропитавшуюся кровью бумагу, огласила дом тем же истерическим воплем, который по какой-то неведомой причине уже звучал в нем семь лет назад. К посылке прилагалась записка.

Ответное заявление Макса – мол, требуемую сумму невозможно собрать в столь короткий срок – было категорически опровергнуто публикацией в «Дублин ивнинг мейл», утверждавшей, что он располагает ликвидными средствами в полмиллиона фунтов, которые можно снять со счета в течение суток. Заплаканная Элизабет Вудбид, матушка Джулиана и некогда любовница моего приемного отца, выступила по телевидению, умоляя похитителей отпустить ее сына. На шее у нее висел массивный медальон, и кое-кто из наших одноклассников высказал жуткое предположение, что в нем-то и хранится отрезанный мизинец.

Через три дня пришла новая посылка, которую ночью оставили на крыльце дома Вудбидов, но теперь ее вскрыли в присутствии полиции. Внутри лежал большой палец с правой руки Джулиана. Макс снова отказался платить, и тогда в моей комнате, официальном месте паломничества неравнодушных к ситуации, собралась группа желающих доискаться причин этакой черствости.

– Ну и скупердяй! – сказал Джеймс Хоган, несоразмерно высокий парень, по уши влюбленный в актрису Джоан Вудворд, которой он уже больше года писал безответные письма. – Сына увечат, а ему хоть бы хны!

– Не так уж он изувечен, – возразил Джаспер Тимсон, завзятый аккордеонист из соседней комнаты, который досаждал мне тем, что постоянно искал повод пообщаться с Джулианом с глазу на глаз. Однажды я застал их в нашей комнате: на кровати Джулиана они сидели рядышком, пили водку и так безудержно хохотали, что моя ревность чуть не спровоцировала драку. – Вполне можно прожить с девятью пальцами на ногах и девятью на руках.

– Дело не в том, можно прожить или нельзя. – Я был готов врезать Джасперу, если не перестанет нести безмозглую чушь. – Представь, как ему страшно. И больно.

– Он крепкий парень.

– Ты его совсем не знаешь.

– А вот и знаю.

– Не знаешь. Он не твой сосед.

– Я знаю, что такие парни искусственное дыхание делают взасос.

– Заткнись, Тимсон!

– Да пошел ты! Чего раскудахтался, словно заполошная женушка?

– Вы обратили внимание, что сначала они отрезали маленький палец, а потом большой? – спросил Джеймс. – Интересно, у него член длиннее большого пальца?

– Гораздо длиннее, – машинально сказал я, и все на меня вытаращились, удивленные моей осведомленностью в столь интимной сфере. – Мы ведь живем в одной комнате. – Я слегка покраснел. – И потом, член всегда больше пальца.

– У Питера меньше, – сообщил Джаспер, имея в виду своего соседа Питера Трефонтена, о чьем странно кривом инструменте Джулиан поведал в тот роковой вечер в баре «Палас». – А он все равно по комнате разгуливает голышом, словно есть чем гордиться.