1Q84. Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре. Книга 1. Апрель–июнь - Мураками Харуки - Страница 22

Продвигаясь вперед, Тэнго все чаще ловил себя на мысли, что Фукаэри писала все это вовсе не из желания создать литературное произведение. Ей просто хотелось зафиксировать, по ее же словам, те реальные события, свидетелем которых она оказалась. И дело тут не в словах: просто у нее не было никаких других способов выражения. Вот и все. Ни малейших литературных амбиций. Ни стремления проработать детали так, чтобы текст удачнее продавался. Если продолжить сравнение с домом, были бы стены да крыша от дождя, а больше ничего и не нужно. Вот почему Фукаэри до лампочки, как именно Тэнго переправит ею написанное. Каким бы текст ни получился в итоге, она своей цели уже достигла. Говоря ему «делай-как-хочешь», она совсем не кривила душой.

И все-таки «Воздушный кокон» нельзя назвать текстом, написанным для себя. Чтобы просто сохранить информацию, хватило бы и дневниковых заметок. Но эта история, как ни крути, изначально писалась для того, чтоб ее прочел от корки до корки кто-то еще. Вот почему, несмотря на полное отсутствие литературности и убогий стиль изложения, роман все равно цеплял душу. Но стоит заметить: этот «кто-то еще» довольно сильно отличался от среднестатистического читателя, воспитанного на современной литературе. Так, по крайней мере, казалось Тэнго.

Для какого же читателя это писалось?

Бог его знает.

Очевидным для Тэнго было одно: «Воздушный кокон» – уникальное литературное полотно, сотканное из высоких достоинств и грубейших ошибок с какой-то особенной, внелитературной целью.

После правки текст вырос чуть ли не в два с половиной раза. Дописывать недосказанное приходилось куда чаще, чем вычеркивать лишнее, и объем увеличился не на шутку. В первом приближении читалось неплохо. Изложение стало последовательней, позиция автора четче, сам текст – гораздо читабельнее, чем раньше. Но теперь строки разбухли от логики, и пронзительность восприятия мира, так поражавшая в оригинале, притупилась на целый порядок.

Теперь нужно убрать из перегруженного текста все, без чего можно обойтись. Примерно как избавляются от жировых складок. Отсекать лишнее намного проще, чем заполнять пустоту. В результате текст сократился процентов на тридцать. Очень специфическая игра для ума. Сначала задаешь себе установку, чтобы нарастить все, что можно, потом – чтобы сократить все, что можно, а дальше повторяешь один процесс за другим, пока амплитуда твоего колебания между ними не сократится до минимума, дабы то, что нужно, получилось само собой. На выходе – идеальный результат: нечего добавить, нечего сократить. Самолюбие обуздано, вычурности пригашены, логика загнана в конуру. Такую работу Тэнго с юных лет выполнял блестяще. С проницательностью ястреба на охоте, терпеливостью ослика на водокачке и безграничной преданностью правилам игры.

С головой погрузившись в текст, Тэнго совершенно забыл о времени, и лишь когда решил перевести дух, бросил взгляд на часы. Без малого три. Пора бы и пообедать. Он прошел на кухню, поставил чайник и, пока тот закипал, смолол кофейные зерна. Съел несколько галет с сыром, пару раз откусил от яблока. Чайник закипел, Тэнго сварил кофе. Налил в большую кружку и, чтобы немного развеяться, подумал о сексе со старшей подругой. О том, что в обычную пятницу они прямо сейчас занимались бы этим на всю катушку. Тэнго представил, что бы выделывал он, а что она. Зажмурился, поднял лицо к потолку и глубоко, проникновенно вздохнул.

Вернувшись в кабинет, Тэнго сел за стол и перечитал исправленное начало романа. Отслеживая каждую строчку так же придирчиво, как генерал в начале «Троп славы» Кубрика изучает линию фронтовых укреплений. Неплохо. Лучше, чем было, на целый порядок. Но пока не идеально. Есть, есть еще над чем поработать! Здесь мешок с песком прохудился. А у этого пулемета маловато боеприпасов. А вон там поредела колючая проволока…

Распечатав исправленный текст, Тэнго сохранил работу в памяти процессора, отключил аппарат и спрятал в ящик стола. Затем положил перед собой распечатку и принялся вычитывать работу заново с карандашом в руке. Сокращая все лишнее. Переписывая все невнятное. Причесывая все выпирающее из контекста. Подобно мастеру, что выкладывает кафель на стенах купальни, Тэнго подбирал слова, точно плитки различной формы, подставляя новые к предыдущим так, чтобы не оставалось зазоров. И если какое-то слово не подходило, обтачивал, пока не вставало меж других как надо. Ведь что ни говори, а именно от тончайших, почти незаметных нюансов между словами оживают (или, наоборот, умирают) любые истории.

Один и тот же текст воспринимается с экрана процессора немного не так, как распечатанный на бумаге. Говоря строго, это два текста, между которыми существует неуловимая разница. Ну и конечно, править текст карандашом от руки – совсем не то, что перебивать его на клавиатуре: ощущение от слов меняется. Для оптимального результата нужно выверять все и так и эдак. А потому включаем процессор, забиваем в него все исправленное карандашом – и читаем на экране, что получилось. Что ж, неплохо. Очень неплохо. До сих пор каждый текст обладал своим собственным весом. Но лишь теперь, когда оба слились, из несовпадающих тяжестей и родился естественный ритм.

Не вставая со стула, Тэнго потянулся всем телом, оглядел потолок и протяжно вздохнул. Понятно, что до совершенства еще далеко. Через несколько дней, когда текст «отлежится», Тэнго еще найдет над чем покорпеть. Но на сегодня – все. Он выложился на полную. Теперь нужно время, чтобы остыть и подзарядиться. Стрелки часов подбирались к пяти, за окном начинало понемногу смеркаться. Завтра одолеем еще десяток страниц, сказал себе Тэнго. Надо же: совсем небольшое начало романа отняло чуть ли не целый день! Работа оказалась сложней, чем он думал. Но ничего: первые рельсы проложены, основной ритм задан. Теперь дело пойдет живее. Все-таки самое трудное – это начало. Главное – преодолеть его, а уж дальше…

Тэнго вдруг представил, как Фукаэри читает исправленный им роман. С какими чувствами? Об этом оставалось только гадать. Что он вообще о ней знает? Девчонке семнадцать, о поступлении в вуз и не думает, разговаривает, как марсианка, любит белое вино – и одним своим взглядом способна разбить сердце любому мужчине. Вот, пожалуй, и все.

Но теперь в душе Тэнго появилась уверенность (или нечто похожее на уверенность) в том, что он четко знает, как именно следует сохранять тот особенный мир, который Фукаэри зафиксировала (или старалась зафиксировать) в «Воздушном коконе». Все эти запредельные сцены и фантастические события, которые она пыталась описать примитивным, до предела ограниченным языком, заиграли куда более яркими, свежими красками после того, как он пропустил их через кончики пальцев. Вдохновение окрыляло его. Пускай его задача сводится лишь к технической поддержке того, что придумал кто-то другой, – он готов выполнять ее так же естественно и с той же отдачей, как работу над собственной книгой. Феерическая сага, имя которой «Воздушный кокон», ждала своего часа, чтобы появиться на свет.

И это для Тэнго было радостнее всего. Выжатый как лимон несколькими часами напряженной работы, он тем не менее блаженствовал. Даже выключив процессор и отойдя от стола, долго не мог избавиться от желания вернуться и продолжить работу. Ему нравилось это занятие. Правя роман, Тэнго словно погружался в нирвану. Если так пойдет дальше, подумал он, кто знает – может, и не придется расстраивать Фукаэри? Впрочем, эту девочку сложно представить расстроенной – равно как и обрадованной. Он также не представлял, что заставило бы ее улыбнуться или нахмуриться. Никаких настроений на ее лице не проявлялось. То ли нет чувств, которые можно как-нибудь выразить, то ли чувства никак не связаны с выражением – этого Тэнго не знал. Странная девочка, что и говорить.

В героине «Воздушного кокона» Фукаэри, похоже, описала саму себя в детстве. Ей десять лет. Живет в горах, в какой-то общине (или вроде того) и присматривает за слепой козой. Это работа, которую ей поручили. Все дети в коммуне выполняют какую-нибудь работу. Коза совсем старая, но для членов общины она олицетворяет некий Великий Смысл, а потому нужно следить очень тщательно, чтобы коза никуда не пропала. То есть вообще не спускать с нее глаз. Так наставляют девочку взрослые изо дня в день. Но однажды она отвлекается по какому-то пустяку – и тут коза, как назло, подыхает. Девочку сурово наказывают. Ее поселяют в глиняном амбаре вместе с трупом козы. Десять дней и ночей, отрезанная от мира, девочка не должна возвращаться к людям. Даже словом перекинуться с кем-либо ей настрого запрещено. Коза играет роль коридора, по которому на этот свет пробираются LittlePeople. Кто такие LittlePeople, добрые они или злые, – девочке непонятно (как, впрочем, и самому Тэнго). Но с наступлением ночи LittlePeople переправляются в наш мир через труп козы. А с рассветом точно так же возвращаются восвояси. Девочка может разговаривать с ними. Они показывают ей, как плести Воздушный Кокон.