Приключения в Красном море. Книга 3 (Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз) - Монфрейд Анри де - Страница 10

Подойдя к южному берегу, где в это время море с ревом билось о скалы, накуда понял, что если он посадит корабль на мель, то все будут обречены на гибель. Тогда он обогнул восточную оконечность острова и подошел вплотную к берегу, намереваясь причалить в хорошо защищенной части бухты. Однако в таком случае ему пришлось бы развернуться носом к ветру, и несчастные люди, сбившиеся на корме, сгорели бы заживо. Но накуда был опытным моряком и, поворачивая корабль, включил двигатель, чтобы подойти к острову задним ходом.

И тут мы заметили железную рыбу, следовавшую за судном на некотором расстоянии под водой. Сначала мы не обратили на нее внимания, так как были поглощены зрелищем объятого пламенем корабля, которому оставалось до берега не более полумили. Было видно, что все его спасательные шлюпки сгорели; он накренился, видимо из-за пробоин, и с минуты на минуту должен был сесть на мель.

Вода в бухте была чистой и прозрачной, и с вершины скалы, откуда мы наблюдали за происходящим, хорошо просматривалось дно. Мы увидели, как железная рыба замерла неподалеку от корабля; внезапно от ее живота отделилась серая акула и устремилась под водой к горевшему пароходу. В тот же миг все исчезло за черной завесой, поглотившей небо и море, и через несколько секунд остров содрогнулся от страшного удара грома.

Послышались крики, и, когда облако рассеялось, мы увидели корму судна с еще работающим винтом, уходившую под воду. Вокруг образовавшейся воронки забурлила вода, и все было кончено. Только туча дыма неслась в открытое море, гонимая муссоном.

И тогда на поверхности показалась железная рыба. Люди, находившиеся в ее чреве, теперь разгуливали по ее спине. Потерпевшие кораблекрушение пытались вплавь добраться до берега, но сильный ветер и течение вскоре унесли их в море.

Бухта опустела, и в море не осталось никаких следов. Железная рыба вернулась на свою привычную стоянку.

Когда спустилась ночь, мы снова услышали, как белые матросы поют песни о своей стране, подыгрывая себе на инструменте, напоминающем гармошку.

— И никому из потерпевших не удалось выплыть? — спрашиваю я.

— Нет… гм… не знаю. Во всяком случае, ни один из них не смог добраться до берега, ведь ветер и течение достигают здесь такой силы, что порой уносят даже пирогу, если в ней недостаточно гребцов.

Я чувствую, что рассказчик смущен и что-то от меня скрывает. Кажется, он даже жалеет о том, что разжег наше любопытство.

Я вспоминаю о кладбище на острове Сода, кости, найденные там, вполне могут относиться к тому времени, но умалчиваю об этом.

— Но как же оказались здесь каучуковые тюки, — допытываюсь я, — если, как ты говоришь, ветер и течение все уносят в море?

Поколебавшись, он отвечает:

— Затонувшее судно долго пролежало на небольшой глубине. Оно наскочило на подводную скалу, но не разбилось. Море распотрошило его уже во время зимнего муссона, когда здесь бывают сильные приливы. Тогда-то тюки и выбросило на берег. Когда море прозрачно и солнце в зените, под водой виднеются две трубы.

— А подводная лодка?

— Ее и след простыл. Как-то раз она вышла в море как обычно. Мы думали, что она скоро вернется, так как матросы не взяли с собой сухую рыбу, которую у нас купили, но железная штука исчезла… Немало лун минуло с тех пор…

— Сколько же времени прошло?

— Это случилось в год рождения моего младшего сына, того, что сидит рядом с тобой.

Я смотрю на мальчика десяти-двенадцати лет, который отличается от других детей светлой кожей и типом лица…

Узнаем ли мы когда-нибудь разгадку этой тайны? Кто ответит, чьи останки покоятся на пустынном острове — жертв или палачей? Перед смертью все равны, и у всякой борьбы человеческих страстей один и тот же итог: и победители, и побежденные в один прекрасный день обратятся в прах.

Возможно, и на сей раз случай раскроет мне то, что утаил араб… Но всему свое время: пора отправляться в путь.

Отдохнув несколько часов, мы без труда снимаемся с якоря. Дует попутный ветер, и силуэт большого острова быстро исчезает вдали.

Не буду описывать первые шесть дней однообразного плавания, когда Индийский океан измучил нас своей косой зыбью. Корабль почти не видно из-за водяных гор, достигающих верхушки мачты. Резкий ветер постепенно слабеет, словно муссон теряет силу по мере приближения к азиатскому берегу.

С тех пор как мы покинули острова Куриа-Муриа, небо все время пасмурно, и шквалы с ливнями налетают один за другим. Ветер стихает при их приближении, и в наступившей тишине слышится легкий плеск волн, сопровождаемый угрожающим шипением. Внезапно теплая пелена заволакивает море и небо.

Во время этих ливней огромные волны выскакивают из-под судна, а намокшие поникшие паруса хлопают о мачты, извергая на палубу потоки воды. Верхушки мачты дрожат в потемневшем небе, шум дождя заглушает скрип снастей и голоса людей, пытающихся докричаться друг до друга через палубу.

После яркого солнца, голубого моря и легкого бриза этот потоп наводит нас на мрачные мысли о светопреставлении. Обеспокоенные матросы хранят молчание. Во взглядах этих грубых людей сквозит суеверный ужас. Они судорожно ищут голубой просвет в серой стене дождя и, словно затравленные звери, сбиваются на корме вокруг компаса, который связывает их с миром. Таинственная стальная стрелка, каким-то чудом всегда обращенная в сторону северной звезды, еще вселяет в них надежду, но можно ли верить компасу? Не оказались ли они в заколдованном мире, таящем в себе коварство и обман?

Как и все моряки, они знают предания об адских вихрях, медленно затягивающих суда в царство злых духов, где они находят безвременную могилу… Горе неосторожным кораблям, забредающим в эти проклятые широты! Попав в роковое течение, они неминуемо движутся навстречу гибели…

Никто из матросов не верил всерьез в сказки, коими пугают новичков, но сейчас они убеждены в том, что это правда. Все угрюмо прислушиваются к ночным шорохам, в которых чудятся зловещие вопли и призывы утопленников.

Я пытаюсь отвлечь их от этих дум и ободрить своей уверенностью. Но Юсуф говорит мне, печально качая головой:

— Мы покинули землю неделю назад и до сих пор не встретили ни одного судна. Небо все больше хмурится, а волны становятся все выше… Мы держим курс не на Бомбей, а туда, куда нельзя идти…

Абди смотрит на море, на мутную воду с черным отливом, и белые пятна пены кажутся ему в темноте зловещими призраками.

— Это уже не море, — говорит он, — вода стала несоленой…

— Брось, Абди, не говори глупости и не пугай себя и других. Если тебе нужна соль, спустись в трюм, там ее полным-полно.

— Попробуй сам, и ты увидишь, что я не сошел с ума!

Я пробую воду, которую он зачерпывает своей рукой, на вкус и убеждаюсь, что она стала гораздо менее соленой.

Неужели я тоже поддался всеобщему внушению?

Чтобы прояснить эту загадку, я опускаю в воду пустую бутылку, закупоренную мягкой пробкой, и она продавливается внутрь под давлением воды. Вытащив полную бутылку, я убеждаюсь, что в ней нормальная соленая вода. Я даю попробовать ее другим, чтобы доказать, что мы по-прежнему находимся в море.

— Это значит, — объясняю я им, — что мы приближаемся к земле; из-за обильных дождей реки разлились, и речная вода, более легкая, чем соленая, разносится течениями на большие расстояния.

Мы измеряем глубину, она равняется шестидесяти метрам. Судя по карте, такая глубина говорит о том, что берег еще далеко. И все же остаток ночи мы не выпускаем лот из рук.

Появление дна, в которое упирается лот, разгоняет ночные кошмары и придает всем бодрости.

На следующее утро погода улучшается, и проглядывает нежно-голубое небо. Оно словно дарит нам свою улыбку. Море становится желтым, как вода в разлившейся реке.

В течение последней недели было невозможно проводить астрономические наблюдения, и я старался держать курс на восток на широте Бомбея. Видимо, я отклонился на несколько градусов на юг из-за встречного течения, и у меня нет полной уверенности, что нам удастся причалить в намеченном месте.