Тень могущества (СИ) - Струков Роман - Страница 4

— Ты, как всегда, вовремя.

Маллинсон колкость Берка предпочел пропустить мимо ушей. Зато потёртого вида пистолет его явно впечатлил.

— Хороша вещица. Выпущена ещё до того, как оружие принялись оснащать всякой интеллектуальной дрянью. Не жалко было расставаться?

— Нет, — Берк собирался ещё что-то добавить, но воздержался. Вместо этого он сказал. — Оформишь отчёт так, что они сами друг друга перестреляли?

— Подчистка информационных баз полиции — серьёзное должностное преступление, — сообщил Маллинсон, — А если «внутряки» докопаются?

— Прекрати валять комедию. Проверкой на благонадежность занимается твой департамент.

«Легендатор» пожал плечами. Посерьезнел.

— Легко. Если, конечно, твой герой не попал на видеофайлы.

— Конечно, он на них попал. Но хода ведь им давать не обязательно?

— Лишних отпечатков на стволах нет?

Вместо ответа Берг показал тюбик клеевых перчаток, напыляемых прямо на ладони. Эксперт протянул руку за баллончиком. Берг приподнял бровь.

— Мне нужно будет смазать грабельки хотя бы одного из этих субъектов, — в голосе спецотрядовца проскользнула насмешливая нотка. — Скорее всего, перестрелял дружков тот, что был в виртуальном шлеме. Главарь с «магнумом» пришил его, тут в первых рядах ворвались мы… Слухи, конечно, останутся… но их можно игнорировать.

Берг молчал, и Маллинсон, повертев в руках пистолет, добавил.

— Не понимаю, чего ради босс его покрывает, Виктор, — пожаловался он. — Стоун убийца и наркоман.

— Он выполнил твою работу, Малли. Пока ты проверял на благонадёжность очередного «бледно-зелёного». Или меня, кстати. Эту работу, я думаю, тоже должен кто-то делать? Переть на ствол и молиться? Всё, в чём можно Стоуна обвинить — так это в превышении служебных полномочий.

«Легендатор» пожал плечами. В принципе, он был согласен с Берком. Стоун вполне заработал медаль… вот только огласка его участия вытянула бы на свет слишком уж длинную и запутанную цепь подробностей, которые широкой публике знать ни к чему. Он встретился глазами с Берком, и непроизвольно вздрогнул.

— Работай, — сухо сказал тот, — И не забудь проверить видеопоток на соответствие твоей версии. Не то эти плетельщики снов с телеканалов нам снимут… очередного «терминатора».

Шёлк опытной блудницей ласкал моё тело, обвиваясь, скользя, ластясь и заставляя ощущать определённые неудобства в нижней части туловища.

Я открыл глаза и уставился в потолок, составленный из гранёных зеркальных плиток. Усмехнулся — в гигантском фасетчатом блюде даже два человека выглядели некоей разновидностью групповой оргии.

Впрочем, на потолки дешёвых мотелей, сдающих комнаты на час или два, потолок походил мало. Слишком много бронзы и гривастых царей природы было в обрамлении многоугольных зеркальных плиток, и слишком дорогая ткань меня окутывала.

Мстительное подсознание, разбудившее меня от греховных прикосновений подальше, сразу заставило меня испытать глубокое чувство вины.

Вчерашний вечер для меня окутался густым туманом, из которого острыми колючками проталкивались в мою голову воспоминания.

Я никогда не мог напиться вдребезги — странный выверт перекроенной «Шивой» физиологии — но адреналиновый отходняк выматывал меня круче любого похмелья. Тело стонало, само не сознавая, что ему больше необходимо — страшный выброс боевых гормонов, ставящий тебя на одну доску с Зевсом и Тором, опьяняя тебя ощущением всевластия, или же покой — когда ты хочешь забиться в самый дальний уголок этого мира и лет триста лежать там побитой собакой.

Я с сожалением посмотрел на полоску фольги с углублениями желатиновых капсул, лежавшую перед оправленным в серебро зеркалом и отвернулся.

Для меня «вихрь» служил инструментом, таким же как пистолет или собственное тело, и покуда наркотик не мог меня побороть.

Как впрочем и я — его.

Я свесил ноги с кровати, задумчиво посмотрел на лежавшую рядом девушку, нежно поглаживающую складки простыни. Симпатичное лицо в обрамлении золота длинных прямых волос… Я отвернулся.

Когда действие стимулятора проходить, человек превращается в бревно. Он в состоянии мыслить, соображать и двигаться тоже. Как робот или зомби, с чёрной дырой в душе.

Плата за всемогущество, длящееся пять минут субъективного и секунд тридцать объективного времени оказывается слишком велика. Несколько минут власти над миром оборачиваются сутками депрессии. И взорванной гормональной системой.

Я могу себе это позволить.

Из памяти выскакивали воспоминания — как стоп-кадры видеозаписи. Я помнил, что девушка — Эллин, Эйлин? — привезла меня к себе домой, но я особо не возражал — мне было всё равно.

Потом мы занимались чёрт знает чем, и уснули только под утро.

«Вихрь» вытрясает душу и тело. Жаль только, что на низшую физиологию он не действует совсем.

Не было бы так противно.

Утопая по щиколотку в ковре, исправно вычищающем из комнаты углекислоту и вновь отпускающем кислород на волю (интересно, неужто продажа дамского белья приносит такие доходы?) я подошёл к шторе, прикрывающей окно и сдвинул её в сторону.

Как и ожидалось, я увидел только компьютерную симуляцию какого-то горного пейзажа с высоты птичьего полёта.

Я хмыкнул. Мы, жители городов, размеры которых превышают все разумные соображения — сможем ли мы увидеть что-то ещё, кроме серого бетона и никелированного металла, углов и прямых линий иначе как на картинке?

Не знаю.

А может быть, это и не важно. Мы живём в коллективной, по последнему слову техники выстроенной могиле, модернизированной, электронной, построенной из стали, бетона, стекла и пластика, и даже небо смотрит на нас квадратиками свинца, которые видны со дна колодцев, образованных утёсами башен-модулей. Да и эти квадратики за переплетениями дорожных развязок, проводов и рекламных щитов видны не везде.

Я стукнул кулаком в холодное стекло экрана и вдруг почувствовал, как спины касается женская грудь, а на плечи ложатся длинные тонкие пальчики с коротко обрезанными ногтями.

Разворачиваюсь и смотрю в зелёное марево глаз.

— Спасибо… но не стоит. Не поможешь.

Девушка резко разворачивается, отходя. Похоже, я её обидел. Что ж, я не понимаю других людей.

Честно говоря, я и себя не всегда понимаю.

— Ты мне ничем не обязан. — говорит девушка, набрасывая себе на плечи простыню. — Я тебе — тоже.

Я молчу. Сказать нечего, да и незачем, наверное. Всё же пытаюсь.

— Эль, я… — А что, собственно, я? Что всё, чему я выучился за четверть века — это лихо палить навскидку во всё, что шевелится? И что где-то под сердцем я с детства ношу осколок льда, томительно-сосущую пустоту, требующую оставить между собой и миром дистанцию побольше? Или что я сам себя выдумал?

Я качаю головой и принимаюсь собирать разбросанную по комнате одежду.

Пластиковые пачки сигарет с хрустом мнутся под ботинками. Я ставлю ноги на то, что было когда-то асфальтом.

Мир одноразовых вещей порождает свой одноразовый ад.

Не знаю, кому первой пришла в голову эта поначалу показавшаяся здравой идея. Можно сколько угодно штрафовать за то, что люди мусорят на улицах. В либеральном обществе Старых Штатов так оно и было — люди постоянно проявляли гражданскую бдительность, и на центральных улицах, под неусыпным присмотром постов видеонаблюдения это срабатывало. Но не на задворках. Не в Тени.

Наверное, дело в исходном посыле. Мораль, воспитанная постоянным контролем, рушится, когда этот контроль исчезает. А там, где живу я, всем плевать даже на контроль.

И тогда появилось предложение: раз уж город превращается в своего рода экологический комплекс, сродни природным, то почему бы не довести аналогию до логического завершения и не попытаться использовать мусор наподобие перегноя в лесах?

Как почву под ногами.

Идея, конечно, не новая. Отходы в дорожное покрытие перерабатывали давно. Но теперь в виду имелось кое-что другое.