На войне Дунайской (Документальная повесть) - Цаллагов Мамсур Аузбиевич - Страница 16

Преследуя врага, всадники увидели, что четыре эскадрона турок повели наступление на открытый левый фланг Кавказской бригады. Сотенные командиры Дударов Батырбек и Зембатов Тотрадз принимают решение — «убить двух зайцев». И вот, при огневой поддержке одной сотни терских казаков, всадники Батырбека и Тотрадза заставляют турок бежать в горы — через лесистые кряжи Каракиойского ущелья.

Но вот, в разгар этой погони, они узнают, что 4 свежие сотни наступают на левое крыло. В это мгновение осетины выполняют тот недосягаемый для обыкновенной конницы прием, который в большинстве таких случаев относится к области отрадных мечтаний. Они, это олицетворение вдохновенных наездников, находясь в пылу опьяняющей погони, не теряют способности оставить полусотню для наблюдения за турками, идущими на Плевну, а с остальными внезапно бросаются в противоположную сторону, во фланг и тыл наступающим к Омаркиою.

Тот, кто действительно служил в коннице и по опыту знает ее сокрушающую силу в бесповоротном, прямолинейном направлении, тот поймет трудность приема, выразившегося в осмысленной удали осетинского народа.

Не успели еще турки развернуться, как осетины насели на них в шашки. Увлекаемые своими начальниками и старшинами, они опрокинули турок и с обычным своим гиком бросились в погоню…

28 июля в бригаду пришла запоздалая записка командира 4-го корпуса Крылова о том, что он «бросает» в дело два батальона, одну батарею, один эскадрон и сетует на нехватку частей на своем бивуаке. Однако предложенную поддержку использовать не удалось потому, что не с кем было драться: турки бежали в горы.

Так, блестящим маневром двух сотен осетинских всадников была решена трудная боевая задача, к выполнению которой готовился весь 4-й корпус.

Болгарское население вышло на склоны «Наблюдательного кряжа», чтобы захоронить десятки трупов зарубленных турок.

Бежавшие из Ловчи болгары говорили, что аскеры поклялись отомстить казакам за жизнь многих именитых воинов, в том числе офицеров, павших в деле 27 июля.

Предсказания болгар сбылись. Небольшие шайки конных башибузуков выезжали ночами из Ловчи, обстреливали казачьи разъезды. Особенно привлекал турок отдельный пост у Смочина, который можно было легко окружить и вырезать.

Кто-то из охотников Владикавказско-осетинского полка предложил известную во все века военную уловку: смастерить чучело часового и поставить его на видном месте ночью. Так и сделали. Уловка удалась. Ночью башибузуки подобрались к чучелу, чтобы захватить «часового» в плен. Казаки дали залп из засады и с трех сторон окружили турецких охотников, захватив их в плен.

В таких «молодецких схватках» шло время вплоть до 10 августа. Турецкое командование не решалось предпринимать против Кавказской бригады какие-либо действия крупными силами.

Наступившее затишье почти на всех участках При-дунайского театра военных действий таило приближающуюся бурю.

В штабе Западного отряда ожидали важных сообщений из Главной квартиры. Все части оставались на своих местах, никаких передвижений войск не происходило. Терские казаки и осетинские стрелки продолжали вести разведку укрепленного района Ловчи, охраняя подступы к Шипкинскому рубежу с запада.

В ходе летней кампании 1877 года за Дунаем немаловажную роль сыграло письмо военного министра императору Александру II. Это был трезвый голос передовой части русского генералитета, к которой принадлежал и министр Д. А. Милютин.

Генерал Скобелев высказывал идею создания «своей собственной Плевны», то есть прочной блокады крупнейшего укрепленного лагеря турок на западе. Талантливый полководец понимал, что только полное окружение Плевны создаст условия для активных действий на центральном направлении. Но Главнокомандующий, под влиянием начальника штаба Никопойчицкого, метался из стороны в сторону — то отдавал приказ на третий штурм Плевны, то убеждал царя отвести армию за Дунай, то «пугал» всех, что сложит с себя обязанности главкома.

«Третья Плевна» свершилась, о чем будет рассказано впереди. Но так или иначе, идея Скобелева, а затем сложные маневры нового отряда Гурко по окружению плевненской группировки низама восторжествовали.

Толчком к этому послужили исторические события на Шипке, а также письмо Милютина.

21 июля 1877 года военный министр направил императору пространную записку, в которой изложил мысли, подсказанные наиболее одаренными военачальниками. Эти соображения сводились к следующему:

Начав войну с Турцией, командование русской армией имело весьма поверхностное представление о вооруженных силах Османской империи. С помощью Великобритании и других западных держав Турция создала сильную армию. Турецкие аскеры много лет не получали жалованья, но имели хорошее вооружение английского и французского производства, умели быстро окапываться, метко стрелять и проявляли исключительную стойкость при защите своих оборонительных позиций. Турецкие войска имели неограниченный запас патронов и снарядов и близко расположенные базы снабжения, тогда как русская армия испытывала острую нужду в боеприпасах и страдала от того, что ее базы находились далеко в России. Слабо развитый железнодорожный транспорт Румынии не обеспечивал быстрый подвоз всех средств материально-технического обеспечения армии. К тому же великий князь Николай и генерал-адъютант Никопойчицкий дело продовольственного снабжения передали в руки частной кампании «Грегер, Горвиц и Коган». Была создана лазейка для взяток и обогащения темных элементов. Эта сомнительная «кампания» фактически срывала снабжение войск.

Турки находились в более выгодном положении. Они всеми силами стремились к тому, чтобы обескровить русские войска, занять северную гряду Балкан и, получив крупные резервы, сбросить освободительную армию в Дунай.

«Если мы будем по-прежнему, — говорилось в записке Милютина, — всегда рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию».

Далее: «Вторгнувшись быстро в Придунайскую Болгарию и заняв несколько проходов через Балканы, мы разрезали силы противника. Но тот, кто прорывает центр неприятельского фронта, неизбежно сам ставит себя между двух огней, и потому занятое нами центральное положение между тремя разбросанными частями неприятельских сил (западная, восточная и южная) имеет и свои невыгодные стороны».

В выводах указывалось на необходимость иметь в действующей армии за Дунаем сильный стратегический резерв, чтобы попеременно подкреплять то правую, то левую, то переднюю группировку русских сил, что обеспечит постоянное преимущество над противником и возможность для наступления в глубь Болгарии.

«Осенью можно возобновить наступление. Внушить начальникам войск бережливость на русскую кровь!»

Царь не мог не внять голосу здравого рассудка и неумолимой логике этой записки, тем более что сама обстановка на театре военных действий складывалась таким образом: или ждать подкрепление из России, удерживая за собой Балканы, или потерять всю армию.

Командование принимает решение о переходе к активной обороне.

Защита Шипки становится решающим фактором в этот период военных действий за Дунаем.

8 августа было днем тревожных ожиданий. Кавказская бригада действовала в правобережье реки Осмы, а полк терцев и осетин находился значительно ближе других к Шипкинскому перевалу.

Утром командир Минского пехотного полка Мольский сообщил кавказцам о донесении генерала Столетова с Шипки: 7 августа в 11 ч. 30 м. пополудни с Шипкинского перевала было видно, как 24 табора, 6 орудий и 300 всадников движутся в боевом порядке от Эски-Загры и Манжлины по направлению к Янине. Судя по движению, наступление турок в равной степени возможно на Шипку или на Янинский проход через Балканы.

Но пока это донесение дошло до Кавказской бригады, обстановка на Шипке окончательно прояснилась. Генерал Н. Г. Столетов телеграфировал с Шипки Радецкому: «Доношу безошибочно, что весь корпус Сулеймана-паши, видимый нами как на ладони, выстраивается против нас в 8 верстах от Шипки. Силы неприятеля громадны, говорю это без преувеличения. Будем защищаться до крайности, но подкрепления крайне необходимы».