Овидий (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич - Страница 21

- Не надо её петь, - снова осекаю я его.

- Почему не надо, хорошая же песня. Я всегда её пою, когда весело.

Останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

- Весело? Что может быть весёлого в похоронах?

- Как что? – удивляется, - пирожки с горохом. Я их столько съел, когда мама умерла. Помню, меня целую неделю вся деревня подкармливала. И даже после, когда я сидел на могилке матери, кто-то мимо идёт, да и сунет что-нибудь вкусненькое. Я так целое лето пережил. А когда мой братик упал с дерева и умер – мне целый мешок сухофруктов подарили.

- Всё, хватит! - не выдерживаю я, - ты чего мрачный такой?

- Да где ж я мрачный? – улыбается улыбкой дурачка. Просто вы спросили – я сказал. Не спрашивали бы, не сказывал бы.

«Логично».

- А что-нибудь весёлое в твоей жизни случалось, кроме похорон?

- Ну, я ещё по трупам мародёрствовал! Правда потом вы все эти деньги в таверне на водку спустили, - его голос становится грустным, - но как спустили, так и выиграли назад, - снова улыбается он.

- Вот и поговорили, - снова идём в тишине. Хотя тема смерти в словах Малка действительно контрастирует с мрачностью этих болот. Он так весело и задорно рассказывает о смерти своих близких, будто это анекдот. Это я, наверное, такой весь ранимый. Услышу про смерть и представляю себе маленького мальчика на могилке матери и братика с пакетом сухофруктов. Но что поделать, если он другой жизни не видел и другой радости не знал.

- Было, - вдруг ни с того ни с сего говорит Малк. – Я видел одну девушку. Кожа белая-белая, волосы русые, а улыбка… и зачем она мне тогда улыбнулась. - Со всей дури лупит себя кулаком в грудь.

- Эй, ты что? – останавливаю я его.

- Да как вспомню её, так сразу в груди щемит. Никогда мне не быть рядом с ней, никогда.

- Ладно, тогда уж рассказывай о смерти и о пирожках с капустой, - пытаюсь сменить тему я.

- Я ради неё и стих написал, послушаете? - и, не дождавшись моего ответа, начинает:

Сияние очей, лоснящийся каскад волос,

точенный стан и звон речей, что мне милее всяких грёз.

Узрел я облик неземной, богиню дивной красоты,

чей нежный взгляд в душе разнес оковы мрачной тишины.

 - Ну как вам? Вы первый кому я прочитал это, первый кому открылся.

Честно говоря, я не хочу обидеть Малка. Но лучше я скажу ему правду, чем потом другие будут нос от него воротить. И главное, чтобы он не дай Бог не додумался читать свои стихи девушкам, а то так и помрёт девственником.

- Как вам? – с надеждой в голосе повторяет Малк.

- Понимаешь, как бы тебе помягче сказать, - подбираю слова. – Твои стихи говно. Ну, вот чистое говно. И лучше тебе это я скажу, чем ты услышишь со стороны. – Горжусь своей тактичностью. Сумел найти слова и поддержать друга. Как же ему повезло со мной.

Вижу, что Малк покраснел, но держится:

- Спасибо сэр Овидий за ваше мнение. Мне оно было очень нужно.

- Пожалуйста! И не пиши стихов больше. Поверь – это не твоё.

- Постараюсь, - выдавливает из себя дежурную улыбку Малк.

 Думаю, что поступил правильно: поддержал друга.

- Стой! – вдруг останавливаюсь я. Аккуратно раздвигаю листья и присматриваюсь. Прямо перед нами укреплённый частокол. Кто его построил в лесу? Мы поднимаемся на пригород и смотрим в низ.

Ящеры. Целая деревня ящеров. Хотя детей и женщин не видно. Похоже, что это не деревня, а военная база, опорный пункт, аванпост, или как в этом мире подобные места называются - застава.

- Назад, - тихо говорю я и вдруг замечаю рядом с собою двух воинов. Притаились, смотрят на меня, не реагируют. Я протягиваю руку к одному из них, и он медленно берётся за топор. Убираю руку, возвращает топор на ремень.

Внимательно их разглядываю – это не ящеры. Это волки, оборотни, собаки, ходящие на двух ногах. Морды вытянутые, шерсть серая, в ушах кольца, а глаза голубые как у хаски, в руках, точнее в лапах кинжалы и топоры.

- Эти вроде не нападают, - шепчу я Малку, - не будем связываться. – Хватаю его за руку и медленно пячусь назад. Людоволки переглядываются и исчезают в зарослях. Облегченно вздохнув, я отпускаю полурослика и стараясь не издавать лишних звуков, иду по периметру поселения. Только бы они нас не заметили.

 И вдруг играет рожок. Тревожно так играет:

            «Нас обнаружили», - резко понимаю я.

Вылетаю нескольких ящеров с копьями, похоже, они нас окружали. Назад. В меня летят стрелы. Скатываюсь по горочке и карабкаюсь на частокол. Где Малк – ума не приложу в таких ситуациях каждый сам за себя. Только бы его не убили. Над головой пролетает лезвие луновидного клинка. Едва уворачиваюсь, прям как Джекки Чан. Я только тем и занят, что уворачиваюсь. Выхватываю свой обрубок меча и в бой.

- Умри и разложись, - превращаю ящера в обтянутый шкурой скелет.

«Чёрт заклинание спутал. Теперь надо ману восстановить. Сейчас испытаю ножичек». Навстречу мне то ли я ящер, толи динозавр мелкий.

- Кровосток! – Кричу. Подпрыгиваю и всаживаю ему кинжал прямо в сердце через горло. Меня заливает его багряная кровь.

«Хоть не зелёная». Я чувствую, как по моим жилам потекла мана. Прямо целый фонтан маны. Смакуя каждое мгновение, я едва замечаю град стрел. Развернувшись на стовосемдесят градусов, я закрываюсь ящером как щитом. Дождавшись конца обстрела, я хватаю нашпигованного стрелами ящера и с разворота швыряю его в лучников. Утерев кинжал об штанину, я кидаюсь на врагов.

- Умри и разложись! Руби и кромсай! Протыкай… чёрт забыл заклинание.

Обломком меча разрубаю двоих. Голыми руками душу третьего, выхватываю кинжал, заношу над его головой и со всего размаху пробиваю черепушку. Рука уходит в плоть почти по локоть. Злобно ухмыляясь, откидываю труп в сторону.

«Что со мной делает проклятая безделушка», - смотрю на кинжал, как на своего врага.

Навстречу вылетает ящер на громадном быке. Такого я ещё не видел.

- Руби и  кромсай! – в прыжке разрубаю быку лоб прямо между рогами, его горящие красным глаза потухают, а удушливый последний вздох обдаёт мне грудь.

- Сеть! Сеть! – слышу со всех сторон, делаю шаг и падаю с ног.

Меня что поймали в сеть? Хватаюсь за ноги, пытаюсь распутать сеть – но нет никакой сети. Нечего распутывать.

«Прямо как со шлемом».

Лежу и не могу пошевелить ногами. Хватаю нож и кинжал.

- Протыкай, - кричу и метаю их в разные стороны.

- Сеть! Сеть! – повторяю шаманы ящеров. Им только бубнов не хватает.

 И вот я уже и руками не могу пошевелить. Напрягаю все свои мышцы и чувствую резкий прилив сил. Вскакиваю. Хватаю здоровенный камень.

- Разнести! – кричу я и вижу, как камень начинает светиться каким-то лунным светом. Я замахиваюсь и размозжаю им черепушку близстоящего шамана.

Прыжок, перекат. В луже чьей-то мочи и крови пытаюсь отыскать свой кинжал.

- Сеть! Сеть!

«Вот чёрт, против магии воевать не так-то весело». Хватаю кинжал и меч, перепрыгиваю каменный вал. Мне навстречу бежит десяток ящеров с клинками.

«А вот это уже нехорошо». Меня окружают со всех сторон. Но я беспорядочно машу клинком и кинжалом, не давая им подойти ко мне.

- Врёшь! Не возьмёшь! – Ору. Копьё царапнуло мне спину. Удар дубины по ноге. Меч ящера полоснул по животу, оставив лишь тонкий порез.

Прыжок, всаживаю Кровосток в сердце одному из ящеров.

- Умри и разложись! – подпрыгиваю. Я снова готов к битве.

- Сеть! Сеть! – слышу.

«Вот чёрт». Падаю будто связанный, по рукам и ногам. Не могу пошевелиться, и тут на меня набрасывают настоящую сеть, а кто-то очень сильный бьёт дубиной по голове. Я вырубаюсь.

+++

Очнулся я почти мгновенно. Гляжу, меня куда-то тащат. Сильно колет в руках. Бросаю беглый взгляд на свои руки и бледнею от ужаса – кисти прибиты гвоздями к широкой деревянной балке. Я распят на чём-то типа креста.

«Что за святотатство». Пытаюсь пошевелиться. Ноги плотно-плотно привязаны тугой бечёвкой. Крест сбит из двух брёвен без единого гвоздя в сруб.