Битва за Рим - Маккалоу Колин - Страница 3

Рутилий Руф погрузился в воспоминания. В прошлом году Сулла выставлял свою кандидатуру на выборах преторов. Казалось, победа была ему обеспечена: он отличился в боях, о его доблести было хорошо известно, поскольку Гай Марий позаботился, чтобы избиратели знали, какую неоценимую помощь оказывал ему Сулла в качестве квестора, трибуна и легата. Даже Катул Цезарь воздал должное подвигам Суллы в год разгрома германского племени кимвров. (Хотя у Катула Цезаря имелись основания недолюбливать Суллу, который стал причиной его конфуза в Италийской Галлии, когда поднял против командующего мятеж, дабы спасти армию от полного истребления.) Именно Сулла, не ведающий усталости, энергичный и находчивый, вынудил Гая Мария покончить со смутой Луция Аппулея Сатурнина. Гай Марий только издал приказ, исполнение же взял на себя Сулла. Квинт Цецилий Метелл Нумидийский – тот, кого Марий, Сулла и Рутилий Руф дружно именовали Свином, – до своего изгнания неустанно разъяснял всем и каждому, что счастливым завершением африканской кампании против Югурты Рим обязан исключительно Сулле и что Марий приписал себе чужую победу. Ведь только благодаря усилиям Суллы удалось захватить в плен Югурту – а каждому ясно: останься Югурта на свободе, война в Африке продолжалась бы. Катул Цезарь и некоторые другие ультраконсервативные предводители сената согласились со Свином в том, что победа в Африке – заслуга Суллы. Звезда Луция Корнелия начала стремительное восхождение, и его избрание в числе шести преторов не вызывало теперь сомнений. К чести Суллы, следовало признать, что его поведение в этом деле было безукоризненным – он явил образец скромности и беспристрастности. До самого завершения избирательной кампании он настаивал, что пленение Югурты – заслуга Мария, поскольку сам он всего лишь выполнял приказ командующего. Подобное поведение обычно вызывало одобрение избирателей: преданность командиру на поле брани и на Форуме ценилась неизменно высоко.

И все же, когда выборщики от центурий собрались в Септе на Марсовом поле и стали по очереди оглашать результаты голосования, имени Луция Корнелия Суллы так и не прозвучало в числе шести удачливых кандидатов. Сулла был уязвлен таким итогом, тем более что некоторые избранники не могли похвастаться ни личными достоинствами, ни знатным происхождением.

Почему? После голосования Сулла то и дело слышал этот вопрос, однако хранил молчание. Сам он, впрочем, знал причину своего провала; спустя некоторое время она перестала быть тайной и для Рутилия Руфа, и для Мария. Все дело было в одном хрупком создании по имени Цецилия Метелла Далматика, особе всего девятнадцати лет от роду. Она приходилась супругой Марку Эмилию Скавру – консулу в год первого появления германцев, цензору в тот год, когда Метелл Нумидийский Свин отправился в Африку сражаться с Югуртой, и принцепсу сената со времен своего консульства, то есть на протяжении последних семнадцати лет. Далматика предназначалась в жены сыну Скавра, однако тот покончил с собой после отступления Катула Цезаря из-под Тридента, стыдясь собственной трусости. Тогда Метелл Нумидийский Свин, опекун семнадцатилетней племянницы, поспешно выдал ее за самого Скавра, несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте.

Никто, разумеется, не спрашивал у Далматики ее мнения относительно этого брачного союза, да оно и не сразу у нее сложилось. Сперва ей немного вскружили голову auctorias и dignitas новоиспеченного супруга. К тому же она была рада вырваться из дома своего дядюшки Метелла Нумидийского, где в то время обитала его сестрица, чьи порочные наклонности и истеричность делали совместное проживание невыносимым. Однако вскоре молодой матроне суждено было встретиться с Суллой – и вспыхнуло почти неодолимое взаимное влечение, чреватое бедой.

Сознавая, сколь это опасно, Сулла даже не пытался продолжить знакомство с юной супругой Скавра. У той, однако, возникли иные намерения. После того как изувеченные тела Сатурнина и его приспешников были со всеми полагающимися почестями преданы огню, а Сулла начал появляться на Форуме и в городе, набирая политический вес, в преддверии преторских выборов, Далматика тоже зачастила на Форум. Куда бы ни направлялся Сулла, повсюду присутствовала Далматика, должным образом закутанная и скрывающаяся за постаментом или колонной, дабы не быть замеченной.

Сулла скоро научился избегать мест, подобных портику Маргаритария, где женщины из благородных семейств имели обыкновение обходить ювелирные лавки и где их «случайная» встреча могла показаться вполне невинной. Это уменьшало шансы Далматики вступить с ним в беседу. Однако ее поведение все равно воскрешало в памяти Суллы старый кошмар, когда Юлилла буквально засыпала его любовными письмами, которые она или ее служанка запихивали в складки его тоги при любой возможности. Что ж, результатом этого стал брак – воистину нерасторжимый союз confarreatio, который принес обоим немало горестей, докуки и унижений, а завершился самоубийством Юлиллы. Еще одна жертва в нескончаемой череде женщин, жаждавших приручить Суллу.

Тогда-то Сулла и отправился в убогую, зловонную и многолюдную Субуру, чтобы выложить все единственному другу, чья поддержка была ему в тот момент столь необходима, – Аврелии, невестке его покойной супруги Юлиллы.

– Что же мне делать? – кричал он в отчаянии. – Я в ловушке, Аврелия! Повторяется история с Юлиллой: я не могу от нее избавиться!

– Беда в том, что все они изнывают от скуки, – с прискорбием молвила Аврелия. – С их детьми возятся няньки, встречи с подругами – только повод посплетничать, ткацкий станок заброшен, а головы чересчур пусты, чтобы они могли искать утешение в книгах. Большинство не питает никаких чувств к мужьям, ибо их выдают замуж по расчету: либо их отцам нужен дополнительный политический вес, либо их мужьям – приданое и знатность. Проходит год – и они готовы на любовную интрижку. – Аврелия вздохнула. – В конце концов, Луций Корнелий, хоть в любовных делах у них есть свобода – где еще она им предоставлена? Те, кто поумнее, развлекаются с рабами. А дуры влюбляются всерьез. Именно это, на беду, и случилось с Далматикой. Глупышка потеряла голову! Причина ее безумия – ты.

Сулла закусил губу и принялся рассматривать свои руки, чтобы не выдать потаенных мыслей.

– Я этого не хотел, – был его ответ.

– Я-то знаю. А как насчет Марка Эмилия Скавра?

– О боги! Надеюсь, он ни о чем не догадывается.

– А я полагаю, что он неплохо осведомлен, – возразила Аврелия.

– Почему он не ищет встречи со мной? Может, мне самому следует к нему явиться?

– Об этом я и размышляю, – ответила хозяйка инсулы, которой многие поверяли свои секреты, мать троих детей, одинокая жена, деятельная натура, удивительным образом сочетавшая кипучесть и такт.

Аврелия сидела у своего рабочего стола, просторного, но заваленного свитками и отдельными листочками; впрочем, на столе не было беспорядка: все свидетельствовало о большой занятости.

«Если она не сможет помочь, – размышлял Сулла, – то не поможет никто». Она – единственная, к кому он мог обратиться. Аврелия была искренним другом – и только. Метробий, другой давний и преданный друг Суллы, был еще и его любовником, а это всегда влечет дополнительные сложности. Накануне Сулла встречался с Метробием, и молодой греческий актер позволил себе едкое замечание по адресу Суллы и Далматики. Сулла был поражен: он впервые осознал, что о нем и Далматике судачит, должно быть, весь Рим, поскольку миры Метробия и Суллы почти не соприкасались.

– Так следует ли мне встретиться с Марком Эмилием Скавром? – повторил Сулла свой вопрос.

– Мне кажется, тебе стоит поговорить с Далматикой, только пока не соображу, как это устроить, – ответила Аврелия, закусив губу.

– Может, пригласишь ее сюда? – воодушевился Сулла.

– Об этом не может быть и речи! – возмутилась Аврелия. – Луций Корнелий, ты слывешь умным человеком, но порой здравый смысл тебе изменяет! Разве ты не понимаешь? Марк Эмилий Скавр наверняка следит за женой. Если что и спасало до сих пор твою белую шкуру, так только отсутствие улик.