Битва за Рим - Маккалоу Колин - Страница 49

– Чего ты от меня ждешь? – недоуменно спросил Марк Ливий.

– Чтобы ты признал, что мыслят они здраво.

– Что верно, то верно. И по-деловому. Но я пока не понял, отчего ты так высоко задрал хвост?

– Дружище Друз, если мы сможем повлиять на этих переписчиков, то добьемся, чтобы они зарегистрировали почтенных италиков как римских граждан! Не всякий сброд, а людей, давно уже имеющих право именоваться римлянами, – доходчиво растолковал Силон.

– Ничего не выйдет, – отозвался Друз, смуглое лицо которого не выражало сейчас никаких чувств. – Это неэтично и незаконно.

– Зато оправданно с моральной точки зрения.

– Мораль здесь ничто, Квинт Поппедий. А закон – все. Любой гражданин, попавший в список римлян обманным путем, не может считаться таковым законно. Я не могу на это пойти, и ты тоже. И больше ни слова об этом! Поразмысли хорошенько – и ты поймешь, что я прав, – твердо сказал Друз.

Силон долго изучал невозмутимую физиономию друга, а потом в отчаянии всплеснул руками:

– Будь ты проклят, Марк Ливий! Ведь это было бы так просто!..

– И так же просто все откроется. Зарегистрировав этих лжеграждан, ты сталкиваешь их с римским законом во всей его красе: порка, внесение в черные списки, огромные штрафы.

Силон вздохнул.

– Что ж, вижу, куда ты клонишь, – проворчал он. – Но все равно идея хороша!

– Нет, плоха! – стоял на своем Марк Ливий Друз.

Силон не стал продолжать разговор. Когда дом, сильно опустевший в последнее время, угомонился на ночь, он, не ведая, что следует примеру отсутствующей Ливии Друзы, вышел в лоджию.

Ему прежде и в голову не приходило, что Друз может отнестись к проблеме иначе, нежели он сам; в противном случае он не стал бы делиться с ним своей идеей. «Вероятно, – печально размышлял Силон, – именно по этой причине столь многие римляне твердят, что мы, италики, никогда не сможем стать римлянами. Я и то до сих пор не понимал Друза».

Положение Силона было незавидным: он открыл свои намерения и убедился, что не может полагаться на молчание Друза. Неужели Друз побежит с утра пораньше к Луцию Валерию Флакку и Марку Антонию Оратору, чтобы пересказать им этот дружеский разговор?

Силону оставалось только дожидаться развития событий. Ему придется употребить всю свою изворотливость, чтобы убедить Друза, будто вечернее предложение было всего-навсего фантазией, родившейся у него по дороге с Форума на Палатин, глупостью и нелепицей, о которой не стоит и говорить.

При этом он не собирался отказываться от столь блестящего плана. Напротив, простота и выполнимость делали его очень привлекательным. Цензоры в любом случае ожидают регистрации тысяч новых граждан. Разве у них есть основания не доверять резко возросшим цифрам по сельской местности? Надо немедленно лететь в Бовиан, к самниту Гаю Папию Мутилу, а потом с ним на пару – к остальным вождям италийских союзников. К тому времени, когда цензоры всерьез возьмутся за рекрутирование своей армии переписчиков, предводители италиков должны быть готовы действовать: подкупать, продвигать своих людей, согласных подправить списки. Силона не интересовал сам город Рим: неграждане-италики, проживающие в Риме, не заслуживали римского гражданства, ибо покинули землю предков ради более легкой жизни в большом городе.

Силон долго сидел в лоджии, напряженно размышляя над тем, как добиться священной цели – равенства для всех людей, живущих в Италии. Утром же он принялся за исправление допущенной накануне оплошности, без нажима, с легкой усмешкой убеждая Друза, что теперь понимает нелепость своего предложения.

– Я впал в соблазн, – подытожил он. – Утро вечера мудренее: теперь я вижу, что правда на твоей стороне.

– Вот и отлично, – с улыбкой ответил Друз.

Квинт Сервилий Цепион не появлялся дома до следующей осени. Из Смирны, что в провинции Азия, он отправился в Италийскую Галлию, оттуда в Утику в провинции Африка, в Гадес, что в Дальней Испании, и назад в Италийскую Галлию. Повсюду, где ступала его нога, жизнь делалась более зажиточной; при этом возрастало также и его богатство. Постепенно золото Толозы превращалось в тучные поля вдоль реки Бетис в Дальней Испании, доходные дома в Гадесе, Утике, Кордубе, Гиспалисе, Старом и Новом Карфагене, Цирте, Немаузе, Арелате и во всех крупных городах Италийской Галлии и Апеннинского полуострова; к железо- и угледелательным поселениям, основанным им в Италийской Галлии, примкнули поселения ткачей; повсюду, где выставлялись на продажу пахотные земли, Квинт Сервилий Цепион был среди активных покупателей. Он отдавал предпочтение италийским, а не римским банкам и компаниям. В римской Малой Азии он не оставил ни крохи своего состояния.

Он объявился в Риме у Марка Ливия Друза без предупреждения и, естественно, не застал жены и дочерей.

– Где они? – спросил он сестру.

– Там, где вы и договорились, – недоуменно ответила ему Сервилия.

– Что значит – «договорились»?

– Они по-прежнему живут в Тускуле, в имении Марка Ливия. – Сестра очень жалела, что дома не оказалось Друза.

– Чего ради они туда отправились?

– Ради мира и покоя. – Сервилия схватилась за голову. – Ах, должно быть, я все перепутала! Марк Ливий вроде говорил, что они переехали с твоего согласия.

– Не давал я никакого согласия! – гневно бросил Цепион. – Я отсутствовал полтора года и, возвращаясь, надеялся, что меня встретят жена и дети, но их и след простыл! Невероятно! Что они делают в Тускуле?

Из всех мужских достоинств Сервилии Цепионы всегда ставили на первое место половую сдержанность в сочетании с супружеской верностью; за все время путешествия Цепион ни разу не переспал с женщиной. Неудивительно, что чем ближе он подъезжал к Риму, тем с большим нетерпением ждал встречи с женой.

– Ливия устала от Рима и переехала на старую виллу Друзов в Тускул, – молвила Сервилия, пытаясь унять сердцебиение. – Я и впрямь полагала, что ты одобрил их переезд. Так или иначе, он явно не пошел Ливии во вред. Я никогда еще не видела ее такой цветущей. И счастливой. – Она улыбнулась своему единственному брату. – В декабрьские календы у тебя родился сын.

Новость была радостной, но не настолько, чтобы унять гнев Цепиона, не обнаружившего жену в доме брата и не получившего любовного удовлетворения.

– Немедленно пошли за ними, – распорядился он.

Пришедший немного погодя Друз застал шурина сидящим неподвижно в кабинете, без книги в руках; все мысли его были заняты выходкой Ливии Друзы.

– Что за история произошла у вас тут с Ливией? – спросил он Друза, не обращая внимания на приветливо протянутую ему руку и не желая обмениваться с шурином поцелуями, как того требовали приличия.

Друз, предупрежденный женой, отнесся к этому снисходительно. Он начал с того, что уселся за стол.

– В твое отсутствие Ливия Друза переехала в мое имение в Тускуле, – объяснил он. – В этом не было ничего предосудительного, Квинт Сервилий. Она устала от города, только и всего. Переезд определенно пошел ей на пользу: она прекрасно себя чувствует. К тому же у вас родился сын.

– Моя сестра решила, будто я одобрил этот переезд, – засопел Цепион, – что совершенно не соответствует действительности.

– Ливия Друза действительно заверила меня в том, что ты не возражал. – Друз сохранял невозмутимость. – Однако это мелочи. По-моему, она и не помышляла об этом до твоего отъезда, а потом избрала самый легкий путь, сказав нам, что ты дал согласие. Думаю, что, увидевшись с нею, ты поймешь, что она действовала себе во благо. Ее здоровье и настроение теперь гораздо лучше, чем когда-либо прежде. А все жизнь за городом!

– Придется призвать ее к порядку.

Друз приподнял бровь:

– Меня это не касается, Квинт Сервилий. Не хочу об этом знать. Другое мне интересно: твое путешествие.

Под вечер того же дня в имение Друза прибыли слуги. Ливия Друза встретила их спокойно. Она не выказала неудовольствия, а просто кивнула и сказала, что готова ехать в Рим в полдень следующего дня, после чего позвала слугу Мопса и отдала необходимые распоряжения.