Путь на Балканы (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 34

— Равняйсь! — прервала его воспоминания поданная зычным голосом ротного команда. — Смирна! Шагом арш!

И рота как чудовищный механизм, состоящий из множества винтиков, в едином порыве двинулась вперед, грузиться в вагоны. Путь болховцев лежал на Балканы. Освобождать из турецкого ига единоверную Болгарию, а так же всех балканских христиан.

Апрель 1877 года выдался в Бессарабии жарким. Пригревавшее по-летнему солнышко иной раз уже не радовало, а напротив вызывало раздражение у измученных долгим переходом людей. По железной дороге Болховский полк добрался только до станции Бирзулы, а дальше пришлось идти своим ходом. Больше всего неудобств доставляла нехватка воды. Фляг у большинства солдат не было и потому им приходилось идти, страдая от жажды. Тем не менее, люди шли бодро, стараясь не замечать трудностей, и через десять дней тяжелого перехода добрались до Кишинева. Главнокомандующий русской армией великий князь Николай Николаевич пожелал лично встретить полк и остался доволен увиденным.

— Экие молодцы! — немного патетически воскликнул он, — видит бог, разобьем турок.

— Под вашим командованием, всенепременно! — подобострастно отвечал ему Буссе, заслужив милостивый взгляд царского брата.

— А ведь я помню, как ваши орлы браво маршировали в Бердичеве. Некоторые даже сапоги потеряли.

Толпящиеся вокруг офицеры из блестящей свиты его императорского высочества сдержано похихикали шутке великого князя, после чего их кавалькада стремительно понеслась в город, провожаемые усталыми взглядами солдат.

— Граф, а граф, — хриплым голосом спросил Шматов.

— Чего тебе?

— Вода еще есть?

— А ты свою куда дел?

— Дык это…

— Другим отдал?

— Мучаются же люди…

Дмитрий с досадой поглядел на товарища. Он в отличие от многих своих сослуживцев еще в Семеновке сообразил, что из водочного штофа выйдет прекрасная фляга, особенно если оплести ее ивовым прутом. Сам он, правда, плести не умел, но недостатка в такого рода мастерах под Бердичевым не было. Позаботился он и о Федоре и о вольноперах, так что переход дался им значительно легче, чем остальным. Вот только сердобольный Федька регулярно делился своими запасами драгоценной влаги с другими, и потому к вечеру сам страдал не меньше остальных.

— Люди, между прочим, ржали надо мной, когда я бутылки подбирал, — пробурчал Будищев, но все же протянул флягу товарищу.

Шматов быстро приложился к горлышку и сделал несколько жадных глотков. Шагающий рядом дядька Никифоров с тоской посмотрел, как тот пьет, и, облизнув губы, устало сказал:

— Наверное, тут дневку устроят.

Дмитрий в ответ только пожал плечами и продолжал шагать, цепляя на ходу бутыль к поясу. Вскоре и впрямь объявили привал. Услышав команду, утомленные солдаты стали искать, где пристроиться на отдых. Некоторые, скинув амуницию, садились прямо на землю, где стояли. Те, кому повезло больше, устроились в тени повозок. Третьи же, особенно страдавшие от жажды, двинулись в поисках колодца.

Кишинев был буквально напичкан военными всех родов войск, от казаков до артиллеристов. Все мало-мальски приличные квартиры были заняты, так что многие офицеры Болховского полка вынуждены были разместиться вместе с солдатами в чистом поле, поскольку палаток у них не было. Впрочем, уже на следующий день ситуация изменилась. Великий князь решил перенести главную квартиру действующей армии в Плоешти, а вслед за ним отправилась целая свора штабных офицеров, чиновников военного ведомства, поставщиков и просто разных темных личностей, крутящихся вокруг начальства.

Штерн, у которого еще осталось немного денег, предложил приятелям пойти в чайную. Те на сей раз не стали отказываться, тем более что находилось сие заведение совсем не далеко от места их стоянки.

Внутри довольно большого, хоть и неказистого здания было шумно, да к тому же изрядно накурено. В нескольких смежных комнатах яблоку было негде упасть от толпящихся там посетителей. Одни сидели за маленькими столиками, другие стояли рядом, а между теми и другими пулей носились чернявые половые[32] с чайниками.

Хозяин наметанным глазом сразу определил, что у вольноперов денежки водятся, и предложил друзьям занять "отдельный кабинет" или попросту небольшой закуток, отделенный занавеской. Николаша тут же согласился и через минуту они уже сидели за столом, а ловкий мальчишка в длинной, почти до колена, рубахе взгромоздил перед ними большущий чайник, пышущий жаром, чашку меда и связку баранок.

— Пжаласта, — с улыбкой немного ломаным языком сказал он им.

— Угощайтесь, — широким жестом, махнул Штерн.

— Благодарствуйте барин, — шутовски поклонился ему в ответ Будищев, — все как в лучших домах Парижа, Лондона и Бердичева.

— Ах, друг мой, зачем вы бьете по больному? — с улыбкой отвечал ему Николаша, — вы ведь знаете, что мое разбитое сердце осталось именно в этом городке!

— Будет день — будет и пища, — философски отвечал ему Дмитрий, пожав плечами. — Кто знает, может еще сегодня какая-нибудь смуглянка-молдаванка излечит тебя от этой страсти. А впереди Болгария, где девушки, по слухам, тоже ничего.

— "Смуглянка-молдаванка", — задумчиво повторил за ним Лиховцев. — Право, друг мой, вам определенно не чужда поэзия, но вы всякий раз используете ее, чтобы опошлить высокие чувства. Удивляюсь я вам, честное слово!

— А я удивляюсь нашему разлюбезному Николаю Людвиговичу, — нимало не смущаясь полученной отповедью, отвечал Будищев. — Вот ни разу не поверю, что в этом богоугодном заведении не подают ничего крепче чая! Зачем-то же он согласился на "отдельный кабинет", так какого черта?

— Ну, это само собой, — ухмыльнулся Штерн и, встав, выглянул из-за занавески, чтобы привлечь к себе внимание половых.

Пока они так говорили, Шматов успел налить себе полное блюдце горячего чая и маленькими глотками прихлебывал его, блаженно щурясь при этом.

— Кушай, Федя, кушай, — ни преминул поддеть его Дмитрий, — наедай шею, как у быка… хвост!

— Черт возьми! — вдруг воскликнул Штерн и выскочил наружу.

— Что это с ним? — удивленно спросил Лиховцев, оставив в сторону стакан.

— Небось, девку увидал, — ухмыльнулся Будищев, берясь за чайник.

Однако он ошибся и через минуту Николаша вернулся назад, ведя за собой тщедушного молодого человека в студенческом мундире.

— Господа, — торжественно провозгласил он, — позвольте представить вам моего хорошего приятеля, которого я совершенно не чаял встретить здесь! Рекомендую, студент Горного института Всеволод Гаршин, прошу любить и жаловать.

— Здравствуйте, господа, — вежливо поклонился тот и протянул руку, которую по очереди пожали Алексей, Дмитрий и ужасно смутившийся Федька.

— Какими судьбами, дружище? — начал расспрашивать его Николай.

— Я приехал, чтобы принять участие в войне, — буднично и без малейшей аффектации ответил тот.

— Вот как?

— Именно так, неужели вы думали, что я смогу в такой час остаться праздным? К сожалению, я слишком поздно узнал, что вы уже вступили в армию, и не успел к вам присоединиться. Но уладив дела, я тут же отправился в Кишинев, рассчитывая вступить какой-нибудь полк. Правда, у меня нет никаких знакомств…

— Ну, тогда ты попал по нужному адресу, дружище! — хлопнул его по плечу Штерн. — Я в довольно хороших отношениях с нашим ротным командиром и могу замолвить за тебя словечко.

— Был бы чрезвычайно тебе этим обязан…

— Не вижу повода не выпить, — с усмешкой проронил внимательно наблюдавший за их разговором Будищев.

— Чудесная мысль! — хлопнул себя по голове Николаша и, сорвавшись с места, выбежал наружу.

Через минуту он уже вернулся вместе всё с тем же мальчиком-половым, несущим очередной чайник. Однако на этот раз в нем оказался не отвар китайской травы, а превосходная виноградная водка.

— Ну что же, за боевое содружество! — провозгласил тост Штерн, разлив содержимое чайника по маленьким чашкам.