Владыка - Лисина Александра - Страница 6

— Не стоит тратить силы, мальчик. Я не совершаю ошибок дважды.

— Боюсь, ты все-таки ошибся. Причем не дважды, а трижды, — процедил Тир, неожиданно став равнодушным, как при первой встрече. После чего стремительным движением поднялся на ноги и быстро направился прочь.

— Тир! — запоздало спохватился владыка, но юный маг даже не обернулся. — Тир, постой!

Нет ответа. Ни гневного слова, ни громкого обвинения, ни-че-го. Только глухое молчание и холод. Снова этот холод подозрительности, от которого уже мурашки по коже бегут. А вместе с ним — и новое потрясение: вместо лучистой ауры перворожденного перед внутренним взором владыки вдруг возникла непонятная хмарь. Просто возникла из ниоткуда, заключила юного эльфа в непроницаемую для чужого взора сферу и укрыла от посторонних. Причем так быстро и привычно, что царственный эльф не сразу сообразил: именно благодаря ей молодой маг сумел столь долго оставаться неузнанным.

— Тир! Да что на тебя нашло?! Вернись!

— Спасибо, не стоит, — донеслось холодное в ответ. — Кажется, я сыт учебой по горло. Благодарю за науку, но я не люблю играть вслепую.

— Я не обязан отчитываться перед тобой о своих планах! — возмущенно выдохнул Тирриниэль ему в спину.

— Конечно. Ты вообще никому и ничего не обязан. Зачем кому-то доверять и рисковать своим положением? Пытаться что-то сохранить, если можно просто использовать? Удобно, не спорю. Умно, ловко и, как всегда, изящно. Ты же у нас не любишь трудностей? Предпочитаешь сделать все быстро и надежно, не считаясь ни с кем и ни с чем? Да и зачем узнавать мнение кролика перед тем, как бросить его в котел? Жалкая бессловесная тварь… Но я не желаю в этом участвовать. И быть твоим кроликом тоже не хочу.

— Проклятье! — процедил Тирриниэль. — Не считай себя самым умным, мальчик!

— Да что ты? Куда мне с тобой тягаться! — язвительно отозвался Тир, исчезая среди деревьев. — Не приучен, знаешь ли, плести интриги и предавать. Не смог научиться, представь себе! А еще не смог бы целенаправленно собирать вокруг себя кровных родственников, чтобы потом спокойно воспользоваться их силой! Достойно потомка Изиара, не правда ли?!

— Что? — искренне оторопел владыка Л’аэртэ, а потом вспомнил про девять кругов жизни, ради которых его древний прародитель когда-то пошел на сущее безумие, и вдруг спал с лица.

«Неужели Тир считает, что я способен на такое?! — возмутился про себя владыка. — Могу по капле выцеживать жизнь из своих собственных потомков, чтобы прожить на несколько десятилетий больше, чем отпущено? Что ради этого умолял единственного сына вернуться?! Неужели он полагает, что я опустился до Изараэля и решил забрать чужую жизнь в обмен на свою?! Посчитал, что я уподобился проклятому?!»

Побледнев как полотно, эльф покачнулся и в тот же миг почувствовал, как что-то болезненно сжалось в груди. Да так сильно, что в глазах потемнело, а из горла сам собой вырвался странный звук, больше похожий на стон.

Тирриниэль судорожно сглотнул, не в силах справиться с новыми для себя ощущениями. Оглушенный, ошеломленный и сломленный, он замер посреди белоснежной рощи, тщетно пытаясь избавиться от нарастающего гула в ушах. Нет, не обида это была и не злость. Не горечь от неправедного обвинения. Не предательство, не боль и даже не ярость. Нет. У него будто душу вырвали. А вместо нее внутри осталась лишь пугающая, стремительно разрастающаяся пустота, в которой глумилась и плескалась, не зная границ, тоска.

Тирриниэль потерянно опустился на колени.

«Что ж, мальчик… может, ты и прав. Может, мне действительно пора уходить. Я не смог убедить тебя в самом простом. Не сумел вызвать даже толики доверия, и ты ненавидишь меня, как прежде. Ты никогда не войдешь в мой род. Не станешь под сенью ясеня и не вдохнешь в него новую жизнь. Мой народ погибнет в неверии и сомнениях, проклиная меня за ошибки. Ненавидя, как ты сейчас. Наверное, это и есть тот знак, после которого нет больше смысла верить. Но тогда ты действительно прав: мне стало незачем жить…»

Вокруг повелителя сомкнулась темнота, отсекая посторонние звуки, мысли, печали. Куда-то пропали прежние чувства, а вместо них пришло безразличие и непонятная, но спасительная апатия. И только тяжкий ком в груди стал гораздо больше, да сердце дало непредвиденный сбой.

«Пора…» — шепнуло подсознание, и свет вокруг венценосного эльфа почти померк.

Но вот рядом раздался странный звук, нарушивший гнетущую тишину. Владыка Л’аэртэ поднял остановившийся взгляд и посмотрел в нахмуренное, смутно знакомое лицо, в котором только спустя несколько секунд признал юного эльфа, зачем-то решившего вернуться. Для чего? Неужто померещилось? Но выцветшие от горя глаза не подвели: Тир действительно не ушел. В последний момент все-таки вернулся, а теперь со странным выражением изучал постаревшего владыку. Внимательно оценивал. Сравнивал. Пытался понять и почувствовать, что творится у того на душе. Отчего так изменилось его лицо и почему мучительно искривился красиво очерченный рот.

Тирриниэль даже не сопротивлялся, когда чужая мысль осторожно коснулась его смятенного разума. Просто равнодушно следил, как молодой маг неуверенно ворошит его воспоминания, как читает покорно предоставленные мысли и с досадой кусает губу, понимая свою оплошность. Он только об одном постарался умолчать, одно-единственное постарался скрыть от пытливого взгляда и сделать так, чтобы Тир никогда не узнал, насколько сильно он укоротил жизнь одного старого эльфа, когда рискнул провести свое первое полноценное единение.

Но, кажется, и с этим справился не очень хорошо.

— Извини, — наконец глухо уронил Тир, отводя глаза. — Я не знал, что все так плохо.

Владыка Л’аэртэ с холодным безразличием посмотрел на свою последнюю надежду. Вот теперь ему действительно нечего стало скрывать. Он больше ни на что не претендовал. Не надеялся и уже не требовал. Просто ждал со смирением тысячелетнего старца. И реши Тир сейчас покинуть Темный лес, не стал бы его останавливать. Не ответил бы ни на одно обвинение и принял бы его с такой же несвойственной покорностью. Он бы просто умер, не сходя с этого места, и не пожелал бы иного.

Однако Тир не стал ничего говорить. Недолго поколебавшись, он неожиданно обнял родича за плечи, ненавязчиво подтолкнув в сторону печально шумящих ясеней. А затем осторожно усадил, принес откуда-то свежую воду, проследил, как бессильно упали некогда сильные руки, и, наконец, тяжело вздохнул.

— Торкова лысина! Кажется, я перестарался… Эй, эй! Не спи, кому сказал! Если ты помрешь, думаешь, мне станет легче? Открой глаза, остроухий! — Он потряс усталого эльфа за плечи, но тот только вяло мотнул головой и едва не упал, все больше впадая в непонятное оцепенение. — Ну нет, так дело не пойдет! Я тебе что, нанимался сидеть на этом дурацком троне?! А вот Торка лысого! Не выйдет!

Память Тирриниэля снова услужливо раскрылась перед обеспокоенным Тиром, тихонько подсказывая, насколько опасны для готовящегося к Уходу эмоциональные потрясения. Затем скрупулезно подсчитала, сколько этих потрясений пришлось пережить в последнее время сильно сдавшему владыке. Вежливо сообщила, что в последние дни перед Уходом потомки Изиара нередко утрачивают присущую им жестокость. Становятся податливее, будто природа давала им крохотный шанс переосмыслить прошедшие тысячелетия. Затем деликатно кашлянула, умолчав о последнем инциденте, приведшем Тирриниэля на грань, и, наконец, смущенно сообщила, что бессмертный повелитель, оставшийся накануне без магических резервов, способен умереть прямо тут, в роще, на руках своего чересчур вспыльчивого потомка, если тот немедленно что-нибудь не предпримет. Более того, даже если получится вернуть его к жизни, то оставшееся время вряд ли превысит две-три недели полноценной жизни — Уход нельзя отменить. И даже старший хранитель, несколько лет назад создавший крохотный, воткнутый в левое ухо владыки амулет-накопитель, не способен этому помешать.

Тир раздраженно хлопнул ладонью по колену и до боли прикусил губу, лихорадочно ища выход. Но быстро почувствовал, что у владыки, истощенного морально, магически и физически, просто нет желания сопротивляться, и именно в этом увидел свой единственный шанс.