Римский медальон - Д'Агата Джузеппе - Страница 15

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая

При слове «часы» Эдвард насторожился.

— Часы… А сова на медальоне имеет какой-нибудь смысл?

— Сова была изображена на печатке герцогов Борджиа. — Баренго заливался соловьем. — Здесь, в Риме, люди суеверны. Они верят, будто сова приносит несчастье. Однако самому Брандани она и впрямь принесла беду.

Оливия побледнела и схватила Эдварда за руку.

— Какую же беду принесла эта птица?

Баренго снисходительно улыбнулся:

— А он, видите ли, несмотря на репутацию бессмертного человека, скончался при таинственных обстоятельствах. Тридцати семи лет от роду.

— Тридцати семи лет? — воскликнула Оливия и повернулась в Эдварду.

— Он родился в 1734 году, — уточнил Баренго, — тридцать первого марта 1734 года. И скончался он тоже тридцать первого марта, но 1771 года. Ровно двести лет назад.

У стойки портье в холле гостиницы «Гальба» стояли, переговариваясь между собой, несколько человек. Эдвард, мрачный и усталый, не имея сил ждать, прямо через их головы попросил у портье ключ от своего номера.

Направляясь к лестнице, он услышал голос синьоры Джаннелли:

— Профессор Форстер! Вы сегодня ночью немало рисковали, разгуливая по городу без паспорта. — Она с улыбкой протянула Эдварду документ. — Спокойной ночи, профессор. — Она прошла в комнату за стойкой портье, села за письменный стол и принялась изучать какие-то бумаги.

В дверях появился Эдвард. Джаннелли вопросительно подняла глаза.

— Синьора Джаннелли…

— Да?

— Вы уверены, что не знаете никакой Лючии?

— Абсолютно, профессор. Ведь мы уже говорили об этом.

— Светловолосая девушка с очень бледным лицом.

— Я не знаю этой девушки. Простите, но мне непонятна ваша настойчивость.

И, дабы подчеркнуть, что ей больше нечего добавить, синьора Джаннелли надела очки и обратилась к своим бумагам.

Эдвард был совершенно разбит. Он закрыл за собой дверь номера и только тогда почувствовал, что может расслабиться. Сняв пиджак и галстук, он положил нежно сверкнувший медальон на журнальный столик и сам опустился в кресло рядом. Что же происходит? Кто обманывает его и с какой целью? Совпадения… Можно и так сказать. Только что-то их оказывается слишком много. Ну а факты? Каковы факты?

Медальон, который лежит на столе, — факт. Исчезновение кожаной сумки — тоже факт. Навязчивый образ Лючии — еще один факт…

Эдвард поднялся и прошел к бару за бутылкой виски. Он налил треть бокала, поднес его ко рту, и тут его взгляд упал на портьеру, закрывавшую окно. И его снова неприятно поразила мрачная процессия в капюшонах, скрывающих лица.

Он подошел к окну и отдернул портьеру. Из слабо освещенного окна дома напротив кто-то опять наблюдал за ним. Как и на аллее под террасой ресторана «Казино Валадье». Или все это тоже совпадение?

Он отпил немного виски и почувствовал, что еще что-то в номере его беспокоит. Зеркало! Оно походило на то, в кафе «Греко». Такая же старая, потрескавшаяся амальгама. Он вгляделся в отражение: эффект оказался точно таким же — в замутненном стекле отражалось лицо Марко Тальяферри.

Эдвард отступил на несколько шагов. И в это мгновение зеркало беззвучно треснуло. Почти тотчас кто-то осторожно постучал в дверь. Эдвард поспешил открыть. На пороге стояла синьора Джаннелли.

— Позвольте, профессор… Тут со мной служитель, чтобы заменить зеркало.

Служитель внес в номер точно такое же зеркало, как только что треснувшее.

Эдвард был потрясен:

— Но как вы узнали?.. Оно разбилось всего минуту назад.

Джаннелли, стоявшая в дверях, улыбнулась:

— Нет, профессор, вы ошибаетесь. Это произошло гораздо раньше. Разбила его уборщица, но забыла вовремя сказать об этом. Прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, профессор.

Британская школа археологии размещалась на виа Джулия, в самом зеленом и просторном ее квартале.

Фронтон здания поддерживали восемь коринфских колонн. Широкая лестница шла вдоль всего фасада.

Студенты входили и выходили из здания. Некоторые оставались сидеть на ступеньках: читали, болтали, грелись на солнышке.

Эдвард припарковал машину и легко взбежал по ступенькам к центральному входу. Перекинулся парой слов со служителем, но входить внутрь не стал. Он прогуливался под колоннадой, читая развешанные на стенах объявления, и вскоре остановился возле афиши, извещавшей о том, что в британском посольстве вечером 30 марта 1971 года пройдет лекция на тему «БАЙРОН В РИМЕ».

Эдвард вздохнул и прислонился к колонне, разглядывая стайки студентов на лестнице. Вскоре из центрального входа появилась Барбара. Заметив Эдварда, она приветственно взмахнула рукой. Волосы ее все так же были стянуты в тяжелый узел. И в своих легких туфлях на плоской подошве она оставалась довольно высокой — ростом почти вровень с Эдвардом. Светлая блузка, очки — словом, образцовая успешная студентка.

— Добрый день, профессор! Рада вас видеть.

В руках Барбара держала фотографию и лупу. Эдвард сразу же с нетерпением взял в руки снимок.

— Итак, где же эта знаменитая площадь?

— Ее вообще не существует! Я изучила снимок. Это фотография картины. Смотрите. — Она протянула ему снимок и лупу. Откинув полу плаща, Эдвард сел на ступеньки, и девушка опустилась рядом с ним. — Видите, в светлых местах видны следы кисти. Мазки, если приглядеться, достаточно крупные.

Эдвард рассматривал фотографию и согласно кивал.

— Все так… А прохожие, машины… Да это просто фотомонтаж! Довольно банальный фокус…

— Если не всматриваться, картина выглядит вполне реалистичной. Бесспорно, девятнадцатый век. — Барбара искренне радовалась своему открытию.

— Но в таком случае этой площади…

— …никогда и не было! Это — вымысел Байрона, как вы и написали в своей статье, — подхватила Барбара. — А если она когда-то и существовала, то теперь ее уже точно нет. Площадь-фантом.

— «Площадь с портиком. Романский храм и фонтан с дельфинами…» — Эдвард оборвал цитату, исподлобья взглянул на девушку и с запинкой начал: — Барбара… вам никогда не казалось, что у самых обыденных, привычных вещей и событий есть другое, тайное лицо? И когда действительность поворачивается к нам этим другим лицом, кажется, что почва уходит из-под ног.

— Почему вы об этом спрашиваете? Из-за фотографии?

— Паэул сказал вам, что у меня украли сумку?

— Да, он упомянул об этом. А что в ней было?

Профессор поднялся и сделал несколько шагов вверх по лестнице.

— Римский дневник Байрона. Весь дневник. И та его часть, которая пока еще никому не ведома, потому что я не все опубликовал. Но, хоть убейте, не понимаю, кому так не терпится иметь его полностью.

Барбара тоже поднялась и последовала за Эдвардом. Его волнение передалось девушке.

— Ну, какому-нибудь коллекционеру.

— Нелепо. Это же не оригинал рукописи, а только копия, микрофильм.

Эдвард остановился возле афиши, постучал пальцем по дате — 30 марта 1971 года — и повернулся к Барбаре.

— Как раз накануне тридцать первого марта, — задумчиво произнес он, — дня смерти Тальяферри и Брандани…

— О чем вы говорите?

Профессор смотрел на Барбару, но вряд ли видел ее — мысли его витали далеко.

— Да так… — Внезапно глаза его загорелись. — Значит, неверно, что микрофильмы никого не интересуют. Значит, есть кто-то, кому они могут быть очень нужны.

— Профессор, если это не секрет, как дневник Байрона попал вам в руки?

Несколько мгновений Эдвард внимательно изучал девушку и наконец улыбнулся:

— Ваш склад ума создан для науки, Барбара. А дело было так. Мой друг из министерства иностранных дел сумел раздобыть для меня разрешение ознакомиться с рукописями, которые хранились недалеко от Лондона в различных архивах этого ведомства. Они оказались там как военные трофеи. — Барбара с интересом слушала профессора. — Их реквизировали вместе со всякими другими документами, находившимися в багаже графа фон Гесселя, высокопоставленного немецкого офицера, который погиб в последние дни войны. Среди прочих бумаг я, к моему немалому изумлению, обнаружил дневник лорда Байрона. Изучив бесценную находку, я опубликовал только ее часть. Остальное ждет своего часа. Мне нужно время, чтобы закончить некоторые свои исследования.

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая