Случай в Семипалатинске - Свечин Николай - Страница 10
- Предыдущая
- 10/14
- Следующая
– Сам перевелся. Скучно стало.
– А Павлуке, значит, не скучно? – спросил Лыков сварливо.
– Брюшкин пусть сам за себя отвечает, а мне гарнизонная служба не по вкусу. Захотелось сильных ощущений. Я тогда уже сблизился со Снесаревым и от него узнал про Памиры много интересного. Так вот. Я командовал постом, имел в подчинении пятнадцать казаков и урядника. Только-только начал входить в дела, как все случилось. Мы находились в скрытом дозоре и поймали английского офицера.
– Шпиона?
– Кого же еще? Лейтенант Джон Алкок из Шестого Бенгальского полка легкой кавалерии. Паспорт при нем был, но не дипломатический, с отметкой русского консула в Кашгаре, как полагается. А обычный, выданный в столице Кашмира Сринагаре, с отметкой: «Путешествующий для собственного удовольствия и удовлетворения любознательности». При офицере были еще двое: мунши – это секретарь-переводчик – и слуга-сипай. И пять кашмирских пони с поклажей. Я, когда увидел, что паспорт без нашей отметки, велел предъявить багаж. Лейтенант отказался и стал грозить дипломатическим скандалом. Это, конечно, лишь усилило мои подозрения. Я приказал подержать англичанина за руки – он пытался помешать досмотру – и открыть сумы.
– И что там оказалось? – заинтересовался Лыков.
– Все, что я и ожидал. Восьмидюймовый теодолит-универсал, шестидюймовый теодолит-тахеометр, ртутный барометр, два анероида, максимальный и минимальный термометры, мерные цепи, блок-мензулы. Оборудование для съемки местности. Нашей, русской местности.
– И что было дальше?
Подпоручик вздохнул:
– А дальше случилось то, чего я не ожидал. И сначала не придал значения. Когда Алкока отпустили, он вдруг ударил урядника по лицу. Казаки возмутились и хотели наказать англичанина. Еле-еле я его отбил. Ну, реквизировал находки, все бумаги отобрал и турнул с нашей территории. Точнее, приказал уряднику сопроводить шпионов до граничной линии.
Лыков напрягся:
– Там и случилось?
– Ты уже понял? Да. Граничная полоса имеет установленную соглашением ширину – тридцать саженей. Они уже ступили на ничейную землю, все было спокойно, как вдруг… Затаивший обиду урядник на прощанье протянул лейтенанта нагайкой по спине. При двух свидетелях-индусах.
– Вышел скандал, – констатировал сыщик.
– Еще какой! Алкок тут же направил рапорт о случившемся начальству, а то – своим дипломатам. Лейтенант случайно сбился с пути, по ошибке забрел на русскую территорию, где был избит казаками. По приказу подпоручика Лыкова-Нефедьева.
Алексей Николаевич покачал головой и приготовился слушать дальше. Ничего утешительного он не услышал.
– Русские дипломаты всегда почему-то пасуют перед англичанами, – повторил его сын слова Снесарева. – Вот и на этот раз: Певческий мост решил замять скандал, пожертвовав мной. То, что англичанин первым ударил урядника, их не интересовало. Подумаешь, нижний чин – он же не человек! То, что шпион был пойман с поличным, – тоже. А то, что всыпали ему по спине в мое отсутствие и команды на это я, разумеется, не давал, в расчет не принималось. Ламздорф ходатайствовал перед военным министром, чтобы меня выгнали со службы, как того требовали англичане.
– Что Редигер?
– Он такой человек, что старается избегать неприятностей. Зачем подставляться из-за какого-то подпоручика? А тут меня еще подвел собственный начальник, командир Памирского отряда подполковник Кивекес. Он финляндец и, как все финляндцы в нашей армии, карьерист. И Редигер тоже оттуда. Вот эти два чухонца и решали мою судьбу. Был бы я сейчас в отставке без прошения, если бы не Снесарев. Андрей Евгеньевич первым вслух сказал главное: Лыков-Нефедьев пресек проникновение в Памиры британского шпиона. И тому есть вещественные доказательства. Вот они и мстят… Свою точку зрения подполковник довел до начальника Генерального штаба. И пригрозил, что сообщит обо всем газетчикам, если меня выгонят со службы. Те охотно раструбят, как наши дипломаты идут в поводу у английских.
– Даже так? – поразился Алексей Николаевич. – Он сам сильно рисковал.
– Снесареву нет замены, но военному министерству на это наплевать, – с горечью сказал Николай. – Да, он подставил из-за меня голову под топор. Но тут уже обиделись большие генералы в Петербурге. Под давлением дяди Вити.
– Таубе ничего мне об этом не рассказывал!
– Зачем зря волновать занятого человека? Так вот. Генералы сказали Редигеру: что за лакейство перед британцами? Их шпиона поймали без штанов, а наказать вы хотите нашего подпоручика? Пусть лейтенантик руки не распускает. И шпионит осторожнее. Кончилось тем, что военный министр написал на моем деле: перевести в другое место и задержать производство в следующий чин на год. Словом, я легко отделался.
– Пострадал, стало быть, за правду?
– Так и есть, папа.
– А что сделали с урядником?
– Тимофей Сиволдаев его зовут. Хороший строевик, но самолюбивый и вспыльчивый – вот и сорвался. С него сняли лычки и оставили в отряде на второй срок.
– Всего-навсего? – удивился питерец.
– Да ты что! Это хуже дисциплинарного батальона. Сменный Памирский отряд потому так и называется, что его состав меняется каждый год. Дольше людей держать нельзя: условия службы очень тяжелые. Так что Сиволдаев пострадал больше меня.
– А тот… Алкок, он успокоился? Подумаешь, протянули разок по хребту.
– Джон Алкок прислал мне вызов. Удар нагайкой от урядника он расценил как оскорбление третьей степени[20], согласно дуэльному кодексу. Местом поединка выбрал Кашгар.
– А ты?
– Как раз в Кашгар меня и перевели с Памира. Я был негласным военным агентом при русском консульстве. Город очень любопытный, тамошний консул является главным резидентом наших секретных служб в Китайском Туркестане. При нем для охраны состоит полусотня казаков. Так повелось издавна, когда консульство нуждалось в охране от их баламутного населения. Полусотня – серьезная сила, ее одной достаточно, чтобы в городе всегда был порядок. Я помогал консулу Колоколову, вел агентов, отвечал за прикрытие. А тут Алкок собственной персоной. Приехал и вызвал меня.
– И что ты?
– Конечно, поднял перчатку. Ты же знаешь: офицер, уклонившийся от дуэли, подлежит отчислению со службы. Есть такой приказ по военному ведомству. Драться я хотел на саблях, потому что слишком хорошо стреляю и уложил бы дурака сходу. А он настаивал на пистолетах. Поскольку оружие выбирает оскорбленная сторона, мы некоторое время объяснялись по этому вопросу – заочно, через секундантов. И пока шло согласование, Алкока срочно отозвали из Кашгара.
– Он испугался?
Разведчик пожал плечами:
– Навряд ли. Мне сказали, что его переместило начальство. В двадцать четыре часа. Узнало про дуэль и приняло меры, чтобы она не состоялась.
– Разумно. А ты сообщил о происшествии по команде?
– Нет. Зачем, если ничего не случилось? В армии порядок такой: зря начальство не беспокой!
– Как думаешь, англичанин в последний момент струсил?
– Кто знает? Может, и струсил. Тогда, согласно дуэльного кодекса, он теряет право на удовлетворение. Но вероятнее, что ему помешали довести дело до конца. В таком случае вызов Джона Алкока сохраняет силу.
– И ты готов снова принять его?
– Конечно. Честно говоря, я жду этого вызова. И рано или поздно получу его.
Алексей Николаевич поежился:
– Бр-р… Холодно тут на ветру, пойдем в поселок.
Глава 5. На пороге дознания
Кажется, трюк с пароходом удался, и они обманули преследователей. Если, конечно, это были преследователи, а не случайные путники.
Так или иначе, три всадника быстро двигались по старинному тракту вдоль прежней Иртышской линии. Все селения на пути являлись бывшими форштадтами. В них были заметны остатки крепостных сооружений: рвы, валы и редуты. После станицы Осьморыжской берег резко понизился, долина реки существенно расширилась. Они проехали по краю песчаную впадину Кулундинской степи. Дорога тянулась сначала по болоту, а потом по солонцам. Тут Лыкову пришлось нелегко. Он стал сдавать от длительной тряски в седле. А еще эти проклятые солонцы! К концу лета почва на них высыхает, и соляная крошка делается толщиной с аршин. При сильном ветре в небо поднимается соляная буря. Мелкие крупицы забивают нос и рот, кожа зудит, глаза слезятся – невыносимо.
- Предыдущая
- 10/14
- Следующая