Соколы огня и льда (ЛП) - Мейтленд Карен - Страница 19

— Дай ему умереть, Эйдис. Не прикасайся к нему. Пусть умрёт. Он должен умереть.

Голос был пронзительный, но такой слабый, что я с трудом разбирала слова. Но я узнала этот голос. Я могла бы поклясться, что он мой, однако звучал издалека, и я понимала, что не в моей голове.

Я обернулась, пытаясь схватить жука, и тут человек неожиданно закричал, как будто его разрывали пополам. Тело забилось в судорогах. Я видела, как вращаются глаза под закрытыми веками, как будто он был в лапах ужасного ночного кошмара.

— Я должна ему помочь. Я не могу просто бросить человека умирать. Может, я не сумею ему помочь, но, по крайней мере, могу облегчить его последние часы.

Я пошла к подземному озеру, таща за собой цепь, и зачерпнула в миску горячей воды. Потом, вернувшись к раненому, смочила тряпку и собралась вытереть окровавленные губы.

Чёрные жуки перестали кружить. Они слетелись и роились перед моим лицом, острые крылья били и царапали кожу. Я подняла руку, защищаясь от них, а другой приложила мокрую тряпку к лицу раненого. Едва мои пальцы коснулись его, жуки рассеялись и улетели за камни, как будто спасались от хищника.

Я снова протянула руку вытереть окровавленное лицо, и тут, краем глаза, увидела какое-то движение. На стене позади лежащего тела проступила огромная тень, и огромным пятном расползалась, захватывая весь край пещеры. Я не могла пошевелиться.

Тень оторвалась от стены и ринулась через пещеру, задувая факелы, как будто пламя залили водой. Пещера погрузилась в темноту и молчание. До меня донёсся тонкий пронзительный голос.

— Сестра, сестра моя, что ты сделала? Ты предала меня, Эйдис. Ты меня погубила!

Когда король Франции Филипп II осаждал Акру, его ценный охотничий сокол разорвал поводок, взлетел и уселся на городской стене. Король отправил посланника с просьбой вернуть птицу, в чём ему, естественно, было отказано. Сокола доставили к вождю сарацин, Саладину, чья армия стояла лагерем снаружи городских стен.

Филипп так желал вернуть птицу, что послал к Саладину процессию в сопровождении трубачей и герольдов. Посланники предложили 1000 золотых крон за возвращение сокола в целости и сохранности.

Однако Саладин расценивал поимку белой птицы как самый благоприятный знак для своих войск, и категорически отказался возвращать её даже за такую сумму.

Falcon — женская особь любой разновидности соколов, тогда как tiercel — мужская. Используется также для обозначения всего класса длиннокрылых соколов.

Через четыре дня после ареста отца, на рассвете снова раздался стук в дверь, но на этот раз явились за мной. Они прислали лишь одного солдата — ведь я всего только девушка, как я смогла бы сопротивляться? Но они не приняли в расчёт мою мать, цеплявшуюся за меня с упорством осьминога. Как только солдат отрывал от меня одну её руку, она тут же хваталась где-то ещё. В конце концов, ему пришлось удерживать её на расстоянии острием меча.

— Не цепляйтесь так горячо за дочку, сеньора. Скоро настанет и ваш черёд, и обещаю, вы об этом пожалеете.

Он не стал связывать мне запястья — просто схватил за предплечье и повёл по узкой извивающейся улице вверх, на холм, в летний дворец короля.

Я отчаянно пыталась справиться со страхом, хотя каждый мускул моего тела жаждал вырваться из его хватки и бежать. Я изо всех сил старалась не думать ни о том, где я сейчас, ни о том, что меня ждёт — единственный способ не плакать от ужаса. Мне нужно запомнить этот утренний город, ведь, может быть, я его больше никогда не увижу.

Горный хребет Синтры окутывала белая дымка, усиливая тишину раннего утра. Каменистую равнину внизу укрывал туман, и казалось, Синтра плывёт высоко в небе меж облаков, как игрушечный воздушный змей, сорвавшийся с привязи. Чистый и влажный воздух наполнял запах смолы — от сосновых рощ — и аромат орхидей, их розовые цветы на нашей дороге росли так плотно, что казалось, будто под ногами лежит ковёр. Влага капала со стен зданий и садов, пышных тёмно-зелёных папоротников и мягких толстых подушек мха. Как могла я покинуть всё это? Как возможно, что в жизни, среди такой красоты и силы, скрыты боль и смерть?

Мы уже подходили к дворцу. Я попыталась обернуться, чтобы увидеть всё в последний раз, но споткнулась и упала бы на ступени, если бы солдат больно не потянул меня за руку. Мы прошли под аркой в галерею, тёмную, как вход в пещеру, где в огромный бассейн падали капли воды, отдаваясь эхом как звон одинокого колокола.

Потом мы вышли во внутренний двор. Красные черепичные крыши зданий почти полностью укрывал туман, но я достаточно часто их видела и знала, что они там, как и два огромных конических дымохода, уносивших в небо пар и дым от ревущих кухонных очагов, чтобы не попадали в окна королевских покоев.

Стук тарелок и звяканье железа на кухне и в конюшнях смешивались с нежным журчанием множества фонтанов, расположенных перед палатами, но их звуки доносились до меня как бестелесные призраки. Спешащие по делам слуги выныривали из тумана и снова исчезали в нём. Некоторые бросали на меня взгляды, но тут же отводили глаза. Кажется, я видела одного из мальчиков, работающих в вольере, но заметив меня, он метнулся за угол, как будто боялся сглаза.

Внезапно, солдат потащил меня в сторону, за дом — мимо прошли два его товарища, а он, кажется, не хотел, чтобы нас заметили. Потом снова повёл меня вперёд.

На территории дворца в дальнем углу стояла квадратная белая башня. Солдат нырнул в низкий дверной проём и направился по узкой винтовой лестнице вверх. Мы подошли к толстой тяжёлой двери. Он втолкнул меня внутрь и захлопнул дверь у меня за спиной.

Я остановилась, так напуганная, что не могла двинуться, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полумраке комнаты. Окон не было, только небольшие бойницы в стенах, так высоко, что не дотянуться, и такие узкие, что выбраться через них наружу могла только певчая птичка. Тонкие лучи света едва освещали балки высоко над моей головой.

С тех самых пор, как забрали отца, я рисовала в воображении ужасы, которые могут скрываться за подобной дверью, но, когда глаза привыкли к сумраку, с облегчением увидела, что в комнате нет ничего кроме длинного деревянного стола, на обоих концах которого стояли два кресла с высокими спинками.

Место выглядело нереально обычным. Однако, стоя там, я ощутила, как в тело впивается холод от каменных стен и начала понимать, что для страха не всегда нужна боль.

Дверь снова открылась, и солдат заглянул внутрь.

— Я сменил того охранника, но он скоро вернётся, так что поторопитесь.

Должно быть, охватившее меня недоумение было написано на моём лице — солдат вошёл в комнату.

— Ваш отец попросил меня привести вас сюда. Он хочет повидать вас. В любой день его увезут в Лиссабон, другой возможности может и не случиться. Ну же, поторопитесь.

— Я думала, вы пришли арестовать меня.

Он улыбнулся.

— Ваш отец не хотел, чтобы ваша мать знала, что он послал за вами. Он хочет видеть вас, не её. Думаю, это единственный способ сделать так, чтобы она не последовала за нами. Получилось, верно? Клянусь, вы думали, что окажетесь в цепях. — Солдат довольно ухмыльнулся, как будто хвастаясь удачной шуткой.

Я попыталась улыбнуться — он явно ждал восхищения собственной изобретательностью — но лицо застыло. И пока я шла вслед за ним назад, вниз по лестнице, ноги ещё дрожали.

Когда мы спустились на уровень двора, солдат огромным железным ключом отпер другую дверь и, бросая встревоженные взгляды наружу, через арку, сделал мне знак войти.

— Когда будете спускаться — смотрите под ноги, камни там скользкие. Вечная сырость.

За дверью лестница продолжалась вниз, в подземелье. Наконец, я оказалась в длинном коридоре, освещённом лишь факелами, укреплёнными на грубых каменных стенах. В нос ударила вонь экскрементов, мочи и гниения, стены почернели от плесени.