Я стану твоим зверем (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 3
- Предыдущая
- 3/71
- Следующая
Ингрин молчала — не рычала, не стонала. Не боролась. Зато заорал он, метнулся вперёд в рвущем мышцы прыжке.
И покатился по горящей земле, сминая собственным весом крылья, в клочья разрывая перепонки. Морда Нкаха нависла над ним, дохнув кровью: «Нельзя!»
«Прочь!»
«Нельзя, гемнон[2], поздно…»
Показалось: только отмахнулся. Но брат, обрывисто вскрикнул и исчез, а до другого ему дела и не было. Перевернулся, выдирая когтями куски спёкшейся земли, выпрямился, судорожно оглядываясь. Драконица пропала. Рявкнул, прислушался, щуря бесполезные глаза — дым стал гуще. Но в ответ услышал только тишину, едва разбавленную тихим гулом уходящего вглубь степи огня.
Он расправил крылья, пытаясь взлететь, но левое повисло тряпкой, онемело.
— Ингрин!
Чад выедал глаза, воздух стал в десять раз горячее, выжигал горло, пёк лёгкие, от вони гари желудок судорожно сжался. Он заслонился лапой, пытаясь хоть что-то рассмотреть.
— Ингрин!
Наугад, почти вслепую побрёл вперёд, спотыкаясь о кочки, об останки тварей.
— Ингри-ин!
Дымная пелена всего на мгновение стала жиже, словно на неё водой плеснули. И тогда он, наконец, увидел…
— Проснись, дитя моё, проснись!
Ренне показалось, что жаркий, слежавшийся за ночь воздух собственной спальни воняет палёным мясом и травой — она глотала его кусками, как рыба. Горло болело, словно при ангине, насквозь мокрая рубашка противно липла к телу, виски и лоб холодила испарина. И от счастья, что всё пережитое снова оказалось лишь сном, сердце заходилось куда сильнее, чем от кошмара.
— Ты очнулась, дитя?
Участливый голос Наставника слышался будто сквозь вату. Девушка отбросила скомканную простыню, села, ткнувшись лбом в колени — не помогло, лихорадочная дрожь никак проходить не желала, а во рту было кисло, вязко, будто ягод шеры[3] нажевалась. И мир не становился реальным, привычно незыблемым — плыл мороком, чувство полуобморока не отпускало.
— Девочка, с тобой всё в порядке?
— Угу, — отозвалась, наконец, вытирая мокрое лицо о подушку. — Со мной всё в порядке.
— Тот же кошмар или Великий Дракон послал тебе новое видение?
— Да всё по-прежнему.
— Ну что ж, вероятно, он тоже нервничает. Это объяснимо. В конце концов, этого дня вы больше четырнадцати лет ждали.
Ренна ещё немножко подышала в подушку, только бы не швырнуть её в невыносимого мудрого Наставника. Он всегда находил подходящие слова для утешения. Просто образчик чуткости!
«Дитя моё, всё абсолютно нормально! Сегодня вы станете мужем и женой. Ты волнуешься, твой жених, на собственной свадьбе решивший не появляться, тоже. Поэтому вы сните один сон на двоих — про, наверное, гибель женщины, которую он любил и любит до сих пор! Совет вам да лад и детишек побольше!»
Конечно, никто не виноват, ну вот совсем никто. И меньше всего гемнон, Арэн. Даже Защитники не властны над собственным сердцем. Нет греха в том, что он мечтал подарить кольцо другой — это его беда, но не вина.
И уж тем более, никто не виноват, что колечко связывает гемнона и его избранницу. Говорили, что с его помощью раньше пара даже мысли друг друга слышала. Слава Великому Дракону, что сейчас всё не так. Никаких мыслей, только отголоски чувств, да и то слишком сильных. Изредка до Ренны докатывались волны безумной ярости и такой глухой тоски, что хотелось немедленно пойти и утопиться в ближайшем пруду. И совсем не хотелось думать, как же корёжит хозяина, если до его невесты дотягивалось лишь эхо. Ну вот сны ещё.
Нет, никто не виноват. Только радости это почему-то не добавляет. Почему бы?
— Дитя моё, если ты окончательно пришла в себя, то нужно вставать. У нас сегодня очень много дел. А солнце уже достаточно высоко. Нехорошо будет, если ты заставишь ждать Святителя. Он должен дать тебе последние наставления перед обрядом, — мягко укорил Наставник.
— Простите меня за минутную слабость, — покаялась Ренна, вины не чувствуя даже на кончик ногтя. — Если вас не затруднит, прикажите позвать служанок и Орун. Я буду готова через час.
— Хорошо, — порадовался старик, поскрипывая коленками, поднимаясь с кресла. — И помни, дитя моё, лишь выдержанность и самодисциплина помогут тебе добиться цели. Они и служение Великому Дракону.
«Ну вот уж фигушки, — Её Высочество хоть и мысленно, но сунула под нос Наставнику здоровенный кукиш. — Для моих целей понадобятся совсем другие душевные качества. И недушевные тоже»
— Ты слышишь меня, дитя?
— Конечно, Наставник, — послушно откликнулась Ренна. — И благодарю за науку.
Когда шаркающие шаги старика затихли, принцесса села на постели, потянула за цепочку, вытаскивая из-за пазухи медальон. Тихо щёлкнула откинувшаяся крышка. Видно было плоховато — темно, собственные волосы свет загораживают, да и окно ещё не расшторено. Но на портрет можно и совсем не смотреть. Всё равно каждая чёрточка наизусть выучена: от прямых, тяжёлых волос, хауберком[4] падающих на плечи, до квадратного — кирпичом — подбородка. Вот только у мужчины на миниатюре не было ямочки на щеке. Но это потому что он не улыбался.
— Я буду счастливой! — клятвенно пообещала Ренна, убирая медальон под рубашку.
Храм Великого Дракона, айсбергом поднимающийся над зелёной пеной садов, раганцы[5] с эдакой снобистской снисходительностью столичных жителей привыкли называть просто Храмом. Подумаешь, невидаль! Ну да, иные городки меньше. Так это у вас селища маленькие, а не у нас святилище большое. Ну да, помимо самого капища, которое поболе королевского дворца будет, тут ещё и Школа Слуг есть.
Что нам та Школа? А Колыбель Сладости вы не видели? Конечно, не видели. Дев, там воспитывающихся, только Наставникам да Защитникам зреть полагается. Зато вот выпускников Академии Изящных Искусств точно любой встречал. В Золотолесье-то попадают лишь лучшие из лучших. А те, кто такой чести не удостоился тренькают, поют, танцуют, фиглярствуют да фокусничают по всем трактам империи.
Но это всё так, суетное и мирское. Главное, что тихая сень шикарных садов прячет жреческие покои. И недаром говорят, будто кельи верных слуг Дракона не уступают роскошью дворцовым спальням. Имеются тут и беседки для размышлений, да осмысления наследия Великого. И фонтаны, рядом с которыми так плавно и разумно ведётся учёная беседа. А классы, где молодых послушников готовят к служению, спрятаны от мира за высокими стенами, куда даже намёк на обыденный шум не долетает.
И сады, сады, конечно, сады: цветники, розарии, зелёные лабиринты, галереи, стены и потолки, увитые плющами и вьюнками, оранжереи и живые картины, собранные из цветов по сезону — с этим роскошеством не может поспорить ничто. Тут даже дворцовые парки меркнут и не рискуют конкурировать.
Да, много чудес скрыто за цветущими изгородями, коваными решётками, и розоватым с золотистыми прожилками мрамором стен. Ну и что? Это же всего лишь Храм.
Для Ренны же сие великолепие и просто храмом-то не было: привычное место, куда она приходила каждое утро много лет, и откуда возвращалась вечером в папенькин дворец, чтобы только ночь переждать. А порой и спала здесь — у невест гемнона в общем доме Колыбели Страсти свои покои имелись. Потому что некоторые тайные умения при свете солнца не освоишь: как позволить платью упасть, чтобы лунный свет облил тело, делая его желанным, манящим. Как свечи зажечь, чтобы простая кровать превратилась в ложе любви. Как встать на фоне звёздного неба, чтобы мужчина вместо смертной женщины воплощённую мечту увидел. Да много их, таких знаний.
— О чём так глубоко задумалась, дочь моя? — неодобрительно осведомился Святитель.
А с чего ему довольным быть? Вместо того, чтобы внимать последним наставлениям, принцесса улыбается чему-то своему, от важного явно далёкому, да краснеет. Не назидания же о том, как стать хорошей женой и не забывать об интересах империи, заставляют принцессу алеть!
- Предыдущая
- 3/71
- Следующая