Семь Замков Морского Царя (Романы, рассказы) - Рэй Жан - Страница 18

Острый форштевень судна разрезал волны с легким звуком распарываемого шелка.

— Что за кокетка! — простонал он. — Ведь она сказала мне…

Он попытался привлечь в свидетели парочку ночных дельфинов, оставлявших за собой огненный след на коротких волнах.

— Она сказала, что только безумец может принять всерьез легкий флирт на корабле, пересекающем несколько океанов…

— Господин Харлисон! — произнес кто-то в ночном сумраке, и женская ручка опустилась на его руку.

— Ах, Бетти!..

— Я не Бетти, — прозвучал ответ с ноткой печали.

В свете появившейся из-за облака луны он увидел смуглое лицо, обрамленное волной черных волос под кокетливой шапочкой стюардессы.

— Мисс Уорд!

— Да, это всего лишь Нэнси Уорд, стюардесса, — ответил ему нежный голосок. — Мы не имеем права обращаться к пассажирам, мистер, если нас не попросили, но никакие правила не запрещают мне поблагодарить вас.

И она протянула ему руку.

Харлисон в этот момент переживал тяжелый период в жизни мужчины, когда ему кажется, что сердце разбито навсегда. Поэтому женская рука показалась ему якорем спасения.

— О, мисс Уорд…

Гласа Роуланда странно блеснули, и Нэнси увидела, что они наполнились слезами.

— Мисс Элмсфильд заставляет вас страдать, — пробормотала она, забыв о том, что собиралась поблагодарить Харлисона.

Он не ответил, продолжая сильно сжимать небольшую прохладную руку.

— Я понимаю, — сказал он наконец, — что веду себя, словно большой ребенок.

Он был рад, что темнота позволила ему скрыть написанное на его лице отчаяние.

— Да, вы действительно ребенок, причем очень большой, — согласилась она.

Неожиданно она нежным, но очень решительным движением притянула к себе юношу и поцеловала его в лоб. Потом четким, словно военным движением повернулась и, не оборачиваясь, исчезла.

Взволнованный Харлисон направился к своей каюте. Когда он взялся за ручку, кто-то дернул его за рукав.

Обернувшись, он увидел стоявшую рядом Бетти Элмсфильд, смотревшую на него с ироничным презрением.

— Мистер Харлисон, — сказала она, отчетливо произнося слова. — В моей стране только слуги и носильщики позволяют целовать себя служанкам.

«Почему только я не остался навсегда в буше!» — подумал рассвирепевший Роуланд, бросившись через пару минут, не раздеваясь, на свою постель.

Под подушкой оказался листок бумаги. Харлисон развернул его и поднес к лампе.

«Вы должны остановиться в Лондоне на Найтрайдер-стрит, в доме номер 1826. Ванг».

К записке был привязан с помощью латунной проволочки плоский стальной ключ знаменитой фирмы «Ял».

Пароходы, почтовые суда и суда со смешанным грузом, прибывающие в Лондон, освобождаются от пассажиров во время короткой остановки в Саутгемптоне. Отсюда за пару часов поезд доставляет их в центр Лондона; таким образом, они экономят целый день и одновременно избавляются от пересечения Ламанша и неудобной высадки в Грейвзенде.

Поэтому задолго до конца путешествия пассажиры «Джервис Бея» завалили палубу и коридоры судна сумками и чемоданами.

Набивая огромный кожаный кофр вперемешку пижамами, бельем и книгами, Харлисон чувствовал, как в его сердце возникает пустота. Бездомный бродяга, он быстро, даже слишком быстро привязывался к людям и местам, и на протяжении последних дней путешествия почувствовал смутную нежность к «Джервис Бею».

Он не осмеливался признаться самому себе, что Нэнси Уорд что-то значит для него, потому что он почти не видел прелестную стюардессу после их короткой и эмоциональной ночной беседы. Девушка, к тому же, всегда проявляла сдержанность, и Роуланд понял, что возможность приятного приключения исчезнет с концом путешествия.

Приближался берег, с которого неизвестное махало ему рукой; инженер смотрел на побережье с непонятным чувством если не страха, то досады.

До сих пор его жизнь отличалась полной свободой. Фирма «Мидас» посылала его геологом-разведчиком в дикие пустынные края в центре Австралии. Там он мог направиться на восток, но мог и на запад; годилось любое направление. И где бы он не разбивал свою палатку — под обрывами высохшей реки, на вершине забавного конического холмика, на опушке зарослей буша — все они могли оказаться стражами золотых россыпей — никто никогда не вмешивался, чтобы заставить его выбрать другой маршрут или изменить планы.

Сегодня он хорошо представлял, что его свобода стала иллюзорным понятием, и тревожные мысли непрестанно терзали его сознание.

Ему было предписано определенное жилье, словно он, как наемный работник, получил ордер на квартиру; начиная с Адена, мысли об этом отравляли ему самые невинные удовольствия, и английский берег, который пассажиры приветствовали радостными криками, внезапно показался ему неприветливым и даже враждебным.

— Лучше бы «Джервис Бей» шел вокруг мыса Горн, через северный полюс или через чистилище, — ворчал он, придавливая коленом свитер из белой шерсти, упорно вылезавший из чемодана.

Дверь в каюту была открыта, и в дверном проеме возник коренастый силуэт, отчетливо выделившийся на фоне молочного неба. Харлисон узнал своего приятеля Чермана, комиссара корабля.

— Ну, что, будем прощаться, Харлисон? — спросил офицер.

— Увы, придется, — пробурчал юноша. — А, может, на «Джервисе» найдется хорошее местечко для безработного инженера? Например, погрузчика угля.

— Или стюарда, — предложил Черман.

— Черман, вы самое необыкновенное создание из всех, кого мне приходилось встречать, если не считать одного мошенника-дамана, — их еще называют скальными кроликами, так один даман как-то спер мою шляпу и сожрал ее! — воскликнул Харлисон.

— Похоже, в Австралии не густо с населением, — сделал моряк философское замечание. — Кстати, приятель, название Саутгемптон говорит вам что-нибудь?

— К сожалению, ничего. Для меня это просто город.

— Самая большая примечательность города заключается в том, что здесь всегда идет дождь. Вот, например, сейчас над нами синее небо и Ламанш чист, как слеза. Но стоит только катеру лоцмана причалить к старине «Джервису» и опустить свою волосатую лапу на руль, как немедленно начнется дождь. Саутгемптон обладает и другими прелестями, рассчитанными, прежде всего, на высаживающихся здесь невежд. Сойдя на берег, вы увидите перед собой множество лавчонок, в которых продают костюмы, считавшиеся модными во времена наших отцов, причем по цене черной икры или золотого порошка. Виски был бы здесь замечательным, не добавляй в него бармены столько морской воды. Таксисты ошибаются адресом, словно они в Сахаре, куда попали первый раз в жизни, а в трамваях вы не найдете свободного места, кроме как на сиденье, на котором уже устроилась тухлая селедка.

— Вы могли бы работать прекрасным гидом, — уныло отозвался Харлисон. — Зачем вы рассказываете мне все это? Может, вы надеетесь, что я сейчас сигану за борт и отправлюсь вплавь назад в Брисбен?

— Лучше сопроводите нас до Лондона! Вы сможете пообедать с нами в моей каюте. Радист сегодня заказал свежую камбалу, и она окажется на столе, хотя это и будет единственная камбала во всей Англии.

— Согласен! — весело ответил Харлисон, обрадованный, что сможет еще на некоторое время остаться на судне и отложит, хотя и ненадолго, свое появление в Лондоне.

— Ну, тогда до встречи! Мне еще нужно передать несколько коносаментов[32] типам, что ждут меня на набережной. Но постарайтесь не проговориться о свежей камбале! Иначе все захотят остаться на борту и поплывут с нами до моста Тауэр!

На рейде неторопливо маневрировали суда плимутского флота, когда трижды проревела сирена «Джервис Бея». После этого сигнала немедленно пошел дождь.

В Саутгемптоне дождь создал между судном и берегом серую завесу, за которой пассажиры выглядели унылыми тенями.

Через час опустевшая палуба оказалась во власти угрюмо бродивших во всех направлениях таможенников, укутанных в длинные непромокаемые плащи.