Дорогой сводный брат, я тебя хочу (ЛП) - Мэдисон Фэй - Страница 3

А у этого парня всё было отлично, и он позволил своему собственному «эго» сжечь всё это дотла.

— Я имею в виду, на х*й её, верно? Она должна была уехать из города. Она должна была поехать к своей сестре монашке! На х*я она пришла домой пораньше?

— Чтобы поймать с поличным, — говорит Джонсон, один из старших юристов Кена. Остальные, сидящие в комнате, засмеялась.

На хрен этих людей.

Работа в «Price и Houghton» была слишком прибыльной, чтобы сказать «нет». Огромные деньги, свой собственный офис и достаточно крупные корпоративные дела, чтобы сохранить своё имя востребованным в заголовках газет и полный банковский счёт — очень хорошие вещи для молодого адвоката. Конечно, было несколько вещей, после которых я думал, зачем вообще я взялся за эту работу. Одна из них, то что «Price и Houghton» делал свой чёртов хлеб с маслом защищая такие куски дерьма, как тот, что сидел здесь сегодня. Более того они преуспевали не только в защите этих корпоративных жуликов, но и в наказании людей, которые пострадали от них в первую очередь. Чёрт, они уже говорили о стратегии, которая опозорит бедную женщину этого парня, чтобы тот смог отобрать у неё деньги, которые должны были остаться у неё.

— Ченнинг.

Я резко перевёл взгляд на Кена, а его стальные серые глаза посмотрели на меня.

— Что думаешь, сын?

Боже, чёрт побери, я ненавидел, когда он называл меня так.

Кен не был моим отцом, а я уверен, что не был его сыном. Но это не мешало ему говорить обо всех тех возможностях, которые он от этого получил. Это был пункт номер два, о котором я не знал, когда устраивался на эту работу — что Кен Прайс таким образом приблизил к себе не только меня, но и полностью получил расположение моей матери.

Жена номер два.

Да, Кен стал моим отчимом девять месяцев назад.

У меня остались только короткие воспоминания и пара фотографий моего настоящего отца — морского пехотинца, который сделал ошибку, связавшись с моей матерью Кэтрин. Конечно, Кэтрин не рассказывала мне настоящую историю, но я общался со старым приятелем моего отца, с которым они служили в одном взводе. Папа сделал мою мать беременной, женился на ней и мы прожили вместе три года. Потом она изменила ему, и ушла с обыкновенным мудаком, у которого был шестизначный доход, а затем развелась с моим отцом.

Годы спустя, мы оказались здесь — я прошел через юридическую школу и морское училище, чтобы попасть сюда, где этот мудак называет меня сыном.

Почему я остался? Я имею в виду, зачем работать на человека, которого я в действительности не любил и который женился на моей матери? Вы можете сказать, что это из-за денег, но я знал, что держало меня на самом деле. Это не моя работа. Это не моя мать, и я уверен, что это не ёб*ный Кен.

Итак, почему я остался? Почему не уволился и не пошел на собеседование в какую-нибудь другую огромную юридическую фирму, которых много по всей стране?

Ну, это из-за того, что пришло в мою жизнь вместе с Кеном. Или вернее, кто. Она жила в доме Кена, когда он и моя мама поженились, и слава яйцам, ей исполнилось восемнадцать, когда я встретил её.

Дразнящая, искушающая и всепоглощающая.

Эверли.

Один взгляд на неё в том ресторане, куда Кен и моя мать привели нас, чтобы рассказать новости, и я был покорён. Безнадежно пойман. Я стал навечно твёрдым, как камень. Благодаря человеку, сидевшему справа от меня.

Там было так много красных знаков «стоп», что это почти ослепило меня. Ей едва исполнилось восемнадцать. Она была дочерью моего босса. Моей сводной сестрой. Было столько неоновых предупреждающих знаков, но я проигнорировал каждый из них.

Я снова настроился на встречу и залез в свою папку, чтобы вытащить письмо.

Письмо.

Оно было адресовано мне. Но явно не было предназначено для того, чтобы на самом деле попасть в мои руки. Или возможно, она хотела отдать его мне, а потом передумала.

Я зарычал, мой член пульсировал от простого прикосновения, пока я проводил пальцами по бумаге, которую она исписала. На мгновение я задумался, прикасалась ли она к себе, когда писала эти грязные вещи на листке. Я удивился бы, если бы она играла со своей киской, которую я представлял, как самую плотную, розовую и милую киску в мире.

Мой пульс громыхал, когда я поднёс письмо к своему лицу, как будто мне нужно было прочитать мелкий шрифт в документе по делу, которое сейчас обсуждалось.

Но я не читал его. Я знал, что там было написано своим сердцем. Я знал каждое грязное слово, которое она там написала, и я знал, что все они были обо мне. Так что нет, сейчас я не читал его. Я нюхал его, потому что оно пахло ею.

В частности, оно пахло, как её чёртовы трусики.

Я не имел права залезать в её комнату, в доме её отца. Но и это не остановило меня. Ничто не могло удержать меня от моей одержимости.

Не то, что она была едва совершеннолетней.

Не то, что её отец стал новым мужем моей матери.

Ни другие женщины, к которым я даже не прикасался, тех пор, как встретил её.

И даже не тот факт, что она была моей сводной сестрой.

По факту, ничего из этого не могло меня остановить.

Это письмо я нашёл накануне, когда последний раз был в её комнате. Эверли была дома, когда я приехал в тренажёрный зал её отца, который уже несколько месяцев использовал для тренировок. Тренажёрный зал в том доме, где находилась моя квартира, перестраивали, доехать до этого дома было намного быстрее, чем до какого-нибудь спортзала. И это не стоило моего времени.

Кен ушёл, Эверли осталась дома, а моя мама напилась и где-то вырубилась. Ничего не поделаешь. Мою одержимость никто не мог остановить. Чёрт, даже я не смог остановить её, потому что как только я увидел Эверли во второй раз, я знал, что она должна быть моей, несмотря ни на что.

В тот день я просто зашёл в комнату Эверли и вдыхал её аромат. Вся грёбаная комната пахла клубничным лосьоном для тела, ванильными ароматическими свечами и восемнадцати летней киской. Я застонал, наполняя лёгкие сладким запахом конфет, которые исходили отовсюду. Я лег на её кровать и уткнулся в подушку, моё грёбаное сердце остановилось, когда я вдохнул её аромат.

Я подошёл к шкафу и открыл средний ящик, где, как я знал, она хранила свои трусики. Я зарычал, запустив руки в её маленькие трусики, и начал пропускать дразнящие шёлк и кружева сквозь пальцы.

Бл*дь, эти ощущения заставили меня затвердеть.

Я поднял руку и представил, как пробегаю пальцами по изящному кружеву, которое ещё надето на её упругое горячее тельце. Мой член дёрнулся в спортивных шортах, оттопырив их спереди, а капелька предэякулята намочила мои боксеры, когда я обернулся вокруг руку её трусиками и застонал.

Мои взгляд и пальцы остановились на маленьких розовых стрингах с сердечками, на которых спереди было написано «просто загляни». Мои челюсти сжались крепче, а пульс участился. Я не был уверен, что это очень правильно, так думать о невинной маленькой Эверли Прайс, которая носила такие трусики, но ещё больше меня разозлила мысль о том, что, вероятно, она надевала их для кого-то другого.

Для какого-нибудь маленького придурка, с которым я расправился бы, если бы когда-нибудь узнал кто он.

Я сжал трусики в руке, прежде чем понял, что под ними что-то есть. Я увидел конверт с моим именем, написанным её почерком.

Моя кожа похолодела, а всё тело напряглось, когда я медленно открыл незапечатанный конверт и вытащил письмо, написанное от руки. Я чувствовал, оно всё изменит.

«Дорогой Ченнинг», прочитал я. «Я тебя хочу».

И после этих первых слов я понял, что она моя. В письме были изложены все, бл*дь, грязные вещи, которые Эверли хотела, чтобы я сделал с ней, и то, что она хотела сделать со мной. Я имею в виду, бл*дь, я действительно мог об этом прочитать. Я знал, что она смотрела на меня. Но ничего, чтобы я не сделал, не смогло бы подготовить меня к чтению грязных фантазий, которые крутились в голове милой маленькой Эверли Прайс.

И я понял одно: письмо — это тот спусковой крючок, который был мне так нужен. Последняя соломинка, на которой держался мой контроль, сломалась. Последняя попытка сдержаться и убедить себя, что она недоступна, как бы я не хотел заполучить её, провалилась.