Смертельная белизна - Гэлбрейт Роберт - Страница 23

– Я собирался поручить это тебе, – сказал Страйк, – но вчера вечером позвонил клиент – видишь ли, забыл предупредить, что Ловкач улетел на симпозиум в Париж.

Не сводя глаз с потолка и в задумчивости морща лоб, Страйк продолжал:

– У нас не охвачена двухдневная конференция по высоким технологиям, которая начинается завтра. Что ты выбираешь: Харли-стрит или Центр конгрессов в Эппинг-Форесте? Если хочешь, можем поменяться. Что для тебя предпочтительнее: завтра походить за Ловкачом или посидеть среди сотен пропотевших айтишников в футболках с супергероями?

– Раз айтишники – значит сразу пропотевшие? – упрекнула его Робин. – От твоего приятеля Болта, например, ничем плохим не пахнет.

– Да он перед приходом к нам в офис дезодорантом обливается с головы до ног! – фыркнул Страйк.

Болт, младший брат Ника, школьного друга Страйка, произвел апгрейд их компьютеров и телефонов, когда бизнес круто пошел в гору. Он благоговел перед Робин, что не укрылось ни от нее, ни от Страйка.

Страйк перечислил и другие рабочие возможности, все так же потирая подбородок.

– Перезвоню-ка я Чизуэллу – хотя бы узнаю, что ему нужно, – решил он наконец. – Как знать: вдруг это нечто более весомое, чем адвокат со своей гулящей женой. А ведь этот законник у нас следующий на очереди, правда?

– Либо он, либо эта американка, которая замужем за дилером «Феррари». Они на равных.

Страйк вздохнул. Супружеская неверность составляла основную часть их заказов.

– Надеюсь, Чизуэллу жена не наставляет рога. Такие дела уже в зубах навязли – хочется перемен.

Когда Страйк вставал с дивана, ему вслед, как обычно, понеслись звуки газовой атаки. Входя к себе в кабинет, он услышал вопрос Робин:

– А мне, получается, завтра с документацией работать?

– Если ты не против, – ответил Страйк, плотно закрывая за собой дверь.

Робин в приподнятом настроении вернулась за компьютер. На Денмарк-стрит уличный музыкант запел «No Woman, No Cry»[11], и ей показалось, что во время разговора про Билли Найта и Чизуэллов они сделались теми же Страйком и Робин, какими были год назад, до ее увольнения, до венчания с Мэтью.

Между тем Страйк из кабинета позвонил Джасперу Чизуэллу, который снял трубку почти мгновенно.

– Чизл! – рявкнул он.

– Говорит Корморан Страйк, – сказал детектив. – Вы только что разговаривали с моим партнером.

– Да-да, – подтвердил министр культуры; судя по всему, он ехал в автомобиле. – У меня есть для вас работа. Но это не телефонный разговор. Сегодня, к сожалению, я занят с утра до вечера, а завтра меня устроит.

«Ob-observing the hypocrites…», – выводил уличный певец. «Наблюдая за ханжеством…»

– Сожалею, но завтра нет никакой возможности. – Страйк наблюдал, как в ярком солнечном свете кружатся пылинки. – До пятницы не будет ни минуты. Вы можете хотя бы в общих чертах обрисовать суть дела, господин министр?

Чизуэлл ответил с напряженностью и гневом:

– Разговор не телефонный. Я приму ваши условия, если вопрос только в этом.

– Это вопрос не денег, а времени. До пятницы я очень плотно занят.

– Ох, я вас умоляю…

Вдруг Чизуэлл отстранил трубку, и до слуха Страйка донеслось злобное шипение, обращенное к кому-то другому:

– Здесь налево, болван! Нале… чтоб тебе!.. Не трудись, я пешком. Пешком дойду, черт тебя дери, открывай дверь!

На заднем плане Страйк услышал нервный мужской голос:

– Простите, господин министр, но там был знак «въезд запрещен».

– Умолкни! Открывай… дьявольщина… открывай же дверь!

Вздернув брови, Страйк выжидал. Он услышал, как хлопнула дверца автомобиля, как затопали торопливые шаги, а потом Джаспер Чизуэлл вновь заговорил в трубку.

– Дело не терпит отлагательств! – прошипел он.

– Если оно не может потерпеть до пятницы, то вам, к сожалению, остается только обратиться в другое агентство.

«My feet is my only carriage», – выводил певец. «И носят меня лишь ноги».

Помолчав, Чизуэлл в конце концов процедил:

– Мне нужны именно вы. При встрече объясню, но… ладно, в пятницу так в пятницу, если иначе никак. Найдете меня в клубе «Прэттс». Приходите к двенадцати, ланч с меня.

– Хорошо, – согласился Страйк, уже заинтригованный. – До встречи.

Он вышел в приемную, где Робин сортировала почту и вскрывала конверты. Когда Страйк сообщил ей о результатах разговора, она сразу погуглила «Прэттс».

– Я думала, таких заведений больше не существует, – в недоумении произнесла она, бегая взглядом по монитору.

– Каких заведений?

– Это клуб для джентльменов… причем весьма консервативный… Женщины допускаются только в сопровождении членов клуба и только в обеденное время… А кроме того… – Робин стала зачитывать из «Википедии»: – «Во избежание недоразумений весь обслуживающий персонал, исключительно мужской, откликается на имя Джордж».

– А если наймут женщину?

– Такое однажды произошло – в восьмидесятых, – продолжила Робин с насмешливым неодобрением. – Ее нарекли Джорджиной.

В половине двенадцатого Страйк, свежевыбритый, в деловом костюме, вышел из станции метро «Грин-парк» и двинулся по Пиккадилли. Двухэтажные автобусы проезжали мимо витрин роскошных магазинов, сбывающих всякую дребедень под шум олимпийской лихорадки: шоколадные медали в золотой фольге, башмаки с британским флагом, старинные спортивные плакаты; тут и там мелькал изломанный логотип, который Джимми Найт сравнил с разбитой свастикой.

Чтобы не опоздать в клуб «Прэттс», Страйк выехал заблаговременно: натертая протезом культя болела уже двое суток. Два дня назад он понадеялся, что во время научно-технической конференции в Эппинг-Форесте, где ему предстояло торчать с утра до вечера, можно будет хоть изредка присесть и разгрузить ногу, однако из этого ничего не вышло. Объектом его был недавно уволенный партнер недавно созданной компании, подозреваемый в попытке продать конкурентам ключевые функции нового приложения. Страйк не один час таскался от стенда к стенду вслед за этим парнем, фиксируя все его передвижения и действия, а сам только и ждал, чтобы тот утомился и присел. Однако начиная с кофейни, где посетители стояли за высокими столами, и заканчивая суши-баром, где все – опять же стоя – брали пальцами суши из пластиковых коробочек, объект провел восемь часов на ногах. Вернувшись накануне с Харли-стрит после многочасового топтания на одном месте, Страйк, понятное дело, вечером чувствовал себя паршиво и еле-еле смог удалить гелевую прокладку между культей и искусственной голенью. Сейчас, проходя мимо элегантной, почти белой аркады отеля «Ритц», он лелеял надежду, что в клубе «Прэттс» найдется хоть одно большое, удобное кресло.

Он повернул направо на Сент-Джеймс-стрит, плавно спускающуюся к Сент-Джеймсскому дворцу постройки шестнадцатого века. В этот лондонский район Страйка заносило лишь по необходимости: у него не было ни средств, ни желания приобретать брендовую одежду или заходить в известные оружейные магазины и винные погреба с многовековой историей. Однако по мере приближения к Парк-Плейс на него нахлынуло воспоминание личного свойства. Лет десять с гаком тому назад его – вместе с Шарлоттой – занесло на эту самую улицу.

Правда, шли они тогда в другую сторону, на первую встречу и обед с ныне покойным отцом Шарлотты. Страйк был отпущен на побывку, и его роман вспыхнул с новой силой, хотя все знакомые считали эту связь непонятной и, бесспорно, обреченной. Ни с той ни с другой стороны не было ни единого человека, который бы их поддерживал. У родных и друзей Страйка Шарлотта вызывала самые разные чувства, от подозрения до ненависти, тогда как ее семья всегда рассматривала Страйка, внебрачного сына пресловутого рок-идола, как очередное проявление склонности Шарлотты к эпатажу и бунтарству. Ее родные ни в грош не ставили армейскую карьеру Страйка – точнее, видели в ней лишь признак его плебейства и непригодности к роли жениха светской красавицы, ибо джентльмены ее круга не идут служить в военную полицию, а поступают в кавалерийский или гвардейский полк.