Смертельная белизна - Гэлбрейт Роберт - Страница 33

Прежде чем устроиться на работу к Страйку, Робин подвизалась в кадровом агентстве под названием «Временные решения». Конторы, куда ее отправляли на замену, теперь смешались у нее в памяти: уцелел только сумбур чудаковатых персонажей и курьезных обстоятельств. Она помнила, как босс-алкоголик надиктовывал ей письма, которые она по доброте душевной потом доводила до ума; как однажды открыла ящик стола, до отказа набитый зубными протезами и несвежими трусами; как жизнерадостный паренек, который называл ее Бобби, неумело флиртовал с ней, выглядывая из-за монитора напротив; как одна женщина обвесила перегородки своей офисной ячейки фотографиями актера Иэна Макшейна; и как девушка, чье рабочее место было в центре опен-спейса, по телефону разрывала отношения со своим бойфрендом, игнорируя глухой ропот, доносившийся со всех концов офиса. Впрочем, Робин допускала, что она сама вряд ли оставила глубокий отпечаток в памяти несмелого романтика, прозвавшего ее Бобби, не говоря уже о тех, кого ей удалось узнать лишь по касательной.

И все-таки, оказавшись в Вестминстерском дворце, Робин нутром чуяла: что бы здесь ни случилось, она запомнит это навсегда. Ее распирало от удовольствия, когда, минуя толпу туристов, она прошла через ворота с караульным на посту. Приближаясь ко дворцу с его замысловатой позолоченной лепниной, резко очерченной в лучах раннего солнца, и знаменитой часовой башней, прорисованной на фоне неба, Робин чувствовала нарастающее волнение.

Страйк проинструктировал, через какой служебный вход она должна попасть внутрь здания. За дверью был длинный, слабо освещенный каменный вестибюль, на пороге которого Робин ожидал металлодетектор и рентгеновский сканер вроде тех, что установлены в аэропортах. Предъявив для досмотра свою сумку, она заметила высокую натуральную блондинку лет тридцати с несвежей укладкой, стоявшую на небольшом расстоянии со свертком в крафтовой бумаге. Та дождалась, пока Робин сфотографируется на разовый пропуск и повесит его на шею, а потом, когда охранник дал отмашку, двинулась навстречу:

– Венеция?

– Да, – ответила Робин.

– Иззи, – представилась ее визави, протягивая руку. На Иззи была пестрая блузка свободного кроя с крупными цветами и широкие брюки. – Это папа передал. – Она буквально вдавила в Робин пакет, который только что держала в руках. – Извини, дорогая, времени в обрез, хорошо, что ты не опоздала…

Иззи шла бодрым шагом; Робин поспевала следом.

– …Столько бумаг еще нужно распечатать для папиного министерства – кручусь как белка в колесе. Папа ведь министр культуры, а с этой Олимпиадой просто сумасшедший дом…

Она едва не бежала по вестибюлю, в конце которого пестрели витражи, и дальше по лабиринту коридоров, поддерживая при этом беседу с Робин, отметившей для себя не только уверенный аристократический выговор Иззи, но и мощность ее голосовых связок.

– Ой, летом ухожу отсюда… открываем с Джеком – это мой бойфренд – дизайнерское бюро… пять лет тут отпахала… папа все время ворчит… ему нужен всесторонне подкованный референт, но единственный кандидат, кого он одобрил, даже слышать не хотел об этой работе.

Она тараторила через плечо, хотя Робин старалась не сбавлять ходу.

– Нет ли у тебя на примете какого-нибудь сказочно талантливого референта?

– Вроде нет. – Робин, долго кочевавшая из одной конторы в другую, не успела обрасти друзьями.

– Почти пришли.

Иззи вела свою гостью многочисленными узкими коридорами, по коврам такого же зеленого оттенка, что и кожаные скамьи в палате общин, которые Робин не раз видела в телетрансляциях. Наконец они попали в боковое крыло здания и пошли вдоль тяжелых сводчатых дверей в готическом стиле.

– Вот здесь, – сказала Иззи вполголоса, указывая на первую дверь справа, – приемная Уинна. А там, – продолжала она, шагая к последней двери по левую сторону, – наша.

Пропуская Робин вперед, она остановилась на пороге.

Тесный кабинет был завален всяким хламом. За каменными сводами окон, занавешенных тюлем, виднелось открытое кафе, где на фоне слепящих вод Темзы сновали темные силуэты. В помещении стояли два стола, бастионы книжных стеллажей и продавленное зеленое кресло. Зеленые портьеры, свисавшие с переполненных книжных полок вдоль одной из стен, лишь отчасти прикрывали навалом сложенные папки. На каталожном шкафу стоял монитор с заставкой из пустующих зеленых скамей в зале заседаний палаты общин. Внизу на полке пестрели разномастные кружки и электрический чайник, оставивший следы на обоях. В углу кабинета хрипло жужжал настольный принтер. Последние выдавленные им страницы скользнули на изношенный ковер.

– Ну что за чертовщина, – буркнула Иззи, ринувшись их подбирать, пока Робин закрывала дверь.

Постучав упавшими бумагами о стол, Иззи сложила их в аккуратную стопку и сказала:

– Супер, конечно, что папа привлек тебя к работе. У него сейчас масса проблем, а решить их без квалифицированной помощи не представляется возможным, но вы-то со Страйком все уладите, правда? Уинн – мерзкий гаденыш, – выпалила Иззи, потянувшись за кожаной папкой. – Просто неадекват, одним словом. Давно ты со Страйком работаешь?

– Пару лет, – ответила Робин, вскрывая сверток, который передала ей Иззи.

– Мы ведь с ним пересекались, он упоминал? Я училась вместе с его бывшей, Шарли Кэмпбелл. Невыносимая красотка Шарли. Слышала про нее?

– Нет, – сказала Робин.

Как-то после работы она мимоходом столкнулась с Шарлоттой, да и то сто лет назад.

– Страйк мне всегда нравился, – продолжала Иззи.

Не поверив своим ушам, Робин обернулась, но Иззи как ни в чем не бывало вставляла листы бумаги в папку.

– Ой, многие этого не замечали, но я-то видела, что к чему. Такой он был брутальный и такой… своенравный.

– Своенравный? – переспросила Робин.

– Ой, слушай. Ему же всегда было плевать на всю эту шелуху. Чихать он хотел, если кто-то считал, что… как бы это сказать…

– Что он ей не пара?

Явно сболтнув лишнее, Робин смутилась. Почему-то ей вдруг приспичило защитить Страйка. Хотя это бред, конечно: если кто и способен о себе позаботиться, так это ее босс.

– Вроде того, – сказала Иззи, ожидая, когда закончится печать. – Папа с трудом пережил последние два месяца. И дело даже не в том, что он где-то что-то накосячил! – разгорячилась она. – Потому что сегодня это законно, а завтра – нет. Папа тут ни при чем.

– Было что-то противозаконное? – простодушно спросила Робин.

– Извини, дорогая, – твердо ответила Иззи, сохраняя обходительный тон. – Папа говорит: чем меньше людей знает, тем лучше.

Она взглянула на небо сквозь тюлевые занавески.

– Вроде куртку можно не надевать? Ну да ладненько… извини, мне пора, нужно еще бумаги папе передать, в десять у него встреча с олимпийскими спонсорами. А тебе удачки.

Иззи упорхнула в вихре взъерошенных волос и цветастой материи, а в Робин – при всем ее хладнокровии – взыграло любопытство. Если Иззи была посвящена в делишки своего отца, скорее всего, обошлось без криминала – конечно, при условии, что Чизуэлл говорил ей правду.

Робин наконец справилась с бумажным свертком. В нем, как и ожидалось, было полдюжины прослушивающих устройств, которые Страйк в минувшие выходные передал Джасперу Чизуэллу. Ведь последний – министр короны – вовсе не обязан каждое утро проходить через сканер досмотра, где просвечивали Робин. Она повертела в руках эти незатейливые штуковины. На вид жучки были как обыкновенные пластмассовые розетки, которые крепились поверх стационарных, не нарушая их работы. При звуке человеческого голоса включалась запись. В тишине, воцарившейся после ухода Иззи, Робин слышала биение своего сердца. Только сейчас до нее стала доходить вся серьезность порученного ей задания.

Сняв и повесив свое пальто, она достала из сумки большую упаковку из-под «тампакса», в которой собиралась припрятать лишние жучки. Выбрав из них один, Робин сделала нычку в нижнем ящике стола. Потом она прочесала захламленные полки и нашла коробку для бумаг, куда положила жучок, припорошив его ворохом писем с опечатками, подлежащих уничтожению в шредере. Покончив с этим делом, Робин глубоко вздохнула и вышла из кабинета.