99 мир - Сугралинов Данияр - Страница 1

День у Луки выдался так себе. Сестренку снова поймали на базаре, когда она пыталась стащить у торговца пару моченых яблок. Цена тем фруктам была медяк за корзину, да только чтобы собрать на требуемый выкуп, матери приходилось теперь без продыху стирать чужое белье. Хорошо хоть ее старая подруга, такая же прачка, захворала и передала матери своих заказчиков.

Потому он ел только раз за два дня, когда мама, сама едва держащаяся на ногах, пожалев старшего сына-калеку, накормила его сваренной на скорую руку баландой из картофельной кожуры. Этим добром и прочими объедками приторговывал Неманья Ковачар – хозяин единственного трактира на весь квартал.

Чтобы помочь матери со сбором выкупа Лука с ее помощью забрался в инвалидную коляску и медленно выехал из лачуги, где они жили, направляясь к храму. Паперть там всегда занята профессиональными попрошайками, но если сделать вид, что просто проезжаешь мимо, могут и подать.

Мать и слышать не хотела о том, чтобы позволить ему вступить в гильдию попрошаек. Она всегда была и оставалась гордой женой гладиатора. Это сейчас они жили в лачуге на окраине города, в которую перебрались после смерти отца, но было время, когда у них имелся хороший дом почти в центре столицы, а для Луки, кроме сиделки, нанимали няню, обучавшую его грамоте и разным наукам.

Отца звали Север, и он был сражен на Арене три года назад. Только его заработки профессионального гладиатора и позволили в лучшие времена приобрести инвалидную коляску для Луки.

Севера убил Свирепый Игнат, ставший после того шестикратным победителем Арены. Шептались, будто не все с тем боем прошло чисто, но не в силах Луки было вернуть отца, что бы там ни говорили. Теперь кости Севера гниют в могиле, а Игнат, по слухам, возглавил преступный мир столицы.

Медленно, медленнее болотной черепахи, но Лука пересек небольшой участок перед домом и выехал на улицу. Преодоление пяти метров заняло у него почти десять минут. Его парализовало сразу, едва он появился на свет, а может, Лука стал таковым еще в утробе матери. Те мышцы, которыми он владел, позволяли действовать руками: не так хорошо, чтобы удержать что-то тяжелое, но достаточно, чтобы управлять колесами инвалидной коляски. А вот ноги, сколько Лука себя помнил, не шевельнулись ни разу.

– Смотрите, опять этот калека! – закричал один из тех парней, при виде которых Лука сразу разворачивался, чтобы дать деру.

Хотя выражения «сразу» и «дать деру» не имели к нему никакого отношения. Обычно его быстро ловили и потом долго измывались, пользуясь беспомощностью. Особенно жестокими издевательствами выделялся Карим, сын владельца трактира Неманьи.

Лука крутил колеса так быстро, как мог, поскорее пятясь к дому. Он и отъехать-то успел всего несколько метров от двора… Но нет, не успеть.

Бултых! В зловонную лужу возле него, поднимая фонтан грязной воды, плюхнулся булыжник. Луку обдало так, что промокла одежда. Мальчик стиснул зубы и попробовал двигаться быстрее. Обиднее всего было за напрасный мамин труд, она всегда старалась одеть его в чистое перед прогулками.

Он развернул коляску. Карим со своей сворой близко не подходили, продолжали развлекаться, кидаясь камнями – путь им преграждала все та же огромная глубокая лужа, разлившаяся от обочины до обочины. Многодневные ливни и паводок затопили дороги, и народ передвигался по краям тротуаров, где было достаточно мелко, чтобы не замочить ноги выше колен.

Булыжники сыпались один за другим – разбрызгивая помои и грязь, ломая спицы колес коляски и щедро наставляя синяки и ушибы Луке. Парни улюлюкали, гоготали, выкрикивали непристойности в его адрес и распалялись все больше, подзадоривая друг друга особо удачными бросками или оскорблениями.

Один из камней попал Луке в плечо. Вспыхнувшая боль не позволила ему продолжить отступление: правая рука, казалось, онемела. В глазах защипало – но не от боли, а от обиды. Как же он ненавидел свою беспомощность! Как мечтал встать! Да хотя бы ползать! Он бы дополз до каждого и вгрызся зубами!

Злость Луки была направлена на богов, если они есть, на несправедливость мира, на родителей… Отец потратил кучу денег, чтобы поставить на ноги сына, но ни многочисленные знахари, ни редкие, специально привезенные из степей шаманы, ни профессиональные лекари из гильдии целителей не смогли ничего поделать с его недугом.

Одна гадалка сказала, что на сына легли грехи родителей, сочиняла, скорее всего, но Луке это отчего-то запомнилось. Наверное, оттого, что винить во всем родителей проще всего. Вот же они, рядом…

Были рядом. Отца уже нет, мать сдает с каждым годом, а сестренка Кора завершит путь в борделе – в этом Лука был уверен. Легконогая, фигуристая для своих тринадцати лет, улыбчивая и без каких-либо моральных принципов. А еще с вечно разбитыми коленками. Кора брала все, что плохо лежит, не боялась лезть в драку с мальчишками намного старше, а уж откуда она иногда приносила и за что получала дорогостоящие вещи: косметику, побрякушки, новые платья… Лука не хотел и знать. Он любил сестру, она любила его, и этого ему было достаточно.

– Эй, калека!

Лука непроизвольно обернулся. В последнюю секунду жизни он увидел перед собой огромный, заслонивший солнце булыжник.

Эск’Онегут, один из межмировых вселенских странников, закончил свою жизнь на Земле двадцать первого века в теле российского студента, чье имя звучало намного реже, чем его ник – Крастер. Студент последнего курса факультета журналистики Илья Пашутин в журналистику вовсе не стремился и поступил в институт только по настоянию родителей. Вернее, отца, бывшего военного, который поставил сыну ультиматум: армия или учеба. Илья выбрал последнее и… игры.

Мир компьютерных игр так увлек Эск’Онегута, что с десяти лет он почти все время бодрствования проводил за компьютером. Для Эска это была девяносто восьмая реинкарнация, и, как каждый странник, от жизни к жизни он становился сильнее, набирая очки Тсоуи, что на безмолвном языке означает «баланс поступков», определяющий влияние на вселенскую гармонию. Очки Тсоуи можно было потратить на кручение Колеса.

А Колесо использовать, затрачивая очки Тсоуи, разрешалось сколько угодно раз – только плати. На нем были размечены миллионы секторов. Много пустых, отрицательные, но имелись и очень мощные, дающие текущему телу сверхспособности: невероятную силу, высочайшую скорость, смертельные боевые навыки, магические и творческие способности…

Таланты, разбросанные по Колесу, делились на четыре уровня: от обычного до непревзойденного – лучшего в мире. Эск смутно припоминал, как в одной из прошлых жизней выиграл в Колесе умение становиться невидимым. Ох и покуражился он тогда! О воре, в теле которого он прожил почти шесть лет, в том мире, наверное, до сих пор ходят легенды.

На Земле Эск узнал понятие, наиболее близкое к Тсоуи, – карма. Вот только был уверен, что карма – это выдумка и профанация, ибо берет в расчет поступки, измеряемые по мерке весов самого человека и вокруг него же. В Тсоуи же поступки странника оцениваются по влиянию на вселенскую гармонию, ведь каждое действие, каждое слово кругами на воде расходится в прошлое и будущее всей Вселенной.

В тело Ильи Эск попал, когда тому исполнилось четыре года. Мать не уследила, малыш попал под разогнавшиеся металлические качели во дворе дома на детской площадке. Невинная душа унеслась во вселенское хранилище – ожидать следующего перерождения, если оно будет, – а в тело маленького Ильи вселился Эск’Онегут. Так вышло, что он в тот миг как раз умер в предыдущем.

В жизни до Земли он императорствовал на одной из периферийных планет Галактики, наслаждаясь всей полнотой власти и культом собственной личности. Лучшие самки, лучшие пьянящие и наркотические вещества, прекрасные блюда, исполнение любых прихотей – как самых извращенных, так и мельчайших…