99 мир - Сугралинов Данияр - Страница 15

Особенно первые несколько процедур, пока возрастные изменения не начали пугать юнца. Потом, когда раб освободился, стал старшим учеником и начал прозревать, глядя на свои морщины, пришлось объясниться. Тогда Ядугара и пообещал ученику, что как только найдется другой «совместимый», Пен вернет утерянные годы жизни.

На самом деле смысл был не в «совместимости», а в банальной противоестественной сущности процедуры перелива. Сама природа человека восставала против насильственного отбора жизнеспособности клеток! Подходящих доноров встречалось очень мало. Два-три десятка на целое поколение Империи, и их поиском Ядугара занимался всю свою жизнь и сам, начав, как Пенант, старшим учеником одного лекаря, чье имя он поклялся забыть. Спустя полвека ему это удалось.

Слава всем богам и Пресвятой матери, что имперские лекари прознали о Децисиму только этим утром. Пока совещались, пока отправляли гонца, перевалило за полдень.

А за ночь ему все удалось. Сначала он провел процедуру на Пенанте, опасаясь новых сюрпризов, но все прошло спокойно и как обычно. За час с небольшим старший ученик помолодел на два года, а к полудню и сам Ядугара скинул полтора десятка лет. Мог бы и больше, но с каждым новым годом риски нарастали – в этом деле важна постепенность, причем для жизнеспособности как донора, так и получателя. Отторжение – дело нечастое, но и такое встречалось в богатой практике целителя.

В следующую пару часов они с Пеном выводили раба из комы – до следующей процедуры. Мальчик ожил невероятно быстро, стоило влить ему внутривенно раствор глюкозы. Потрясающие способности к регенерации!

Потом, когда Лука стал в состоянии сам передвигаться, Ядугара отправил его с Пеном к Морене – отъедаться, а сам остался с Рейной.

«Пора!» – подумал он. Выйдя из кабинета, тщательно запер дверь. Спустившись, прошел на кухню.

В кастрюлях весело булькало, а за столом сидел, опустив голову в жестяную миску, раб Децисиму. Назвать его мальчиком ни у кого больше не повернулся бы язык – хоть фигура и оставалась детской, но все выдавало в ней последствия процедуры перелива. Тусклые поседевшие кое-где волосы, обвисшая, покрытая пигментными пятнами, сухая кожа, разлапистые ветки морщин, дрожащие руки и ссутулившееся тело.

Раб жадно ел под сочувственными взглядами тетушки Мо.

– Не понимаю, как в него столько влазит, – развела руками кухарка. – Целый чугунок съел, а все мало.

– Ему достаточно. Раб, встать! Иди за мной, мы уезжаем.

Лука, поднимаясь, ухватил миску двумя руками и, запрокинув голову, вылил остатки в рот. Ядугара заметил, как сильно раздулся живот донора, и его перекосило от отвращения.

Хорошо, он успел получить свое. То, что имперские лекари выпьют Луку до дна, он не сомневался.

К завтрашнему утру раб Лука Децисиму будет мертв.

Поглощенные литры густого ароматного варева тетушки Мо приятно плескались в желудке Луки. Кровь отхлынула от мозга к пищеварительному тракту, и мальчик сонно переставлял ноги, потеряв всякую ориентацию во времени и пространстве.

В их среде, в том квартале, где он провел последние годы, не принято было двигаться против течения. Кора не в счет – сестренка всегда была немного странная, стремясь к чему-то большему, но не понимая, как этого добиться.

Три ночи назад он был парализованным калекой в нищей лачуге, радуясь отвару из картофельной шелухи, и в понимании того Луки все шло своим чередом: он умер, чудом ожил, получил от Колеса некую способность, в суть которой до конца не вникал и не стремился ее использовать. Подлый Карим и его отец Неманья, конечно, сволочи, раз повесили на него вину, но ведь он и правда бросал камни и, возможно, проломил ключицу сыну владельца трактира. А значит, Лука виновен и заслуженно понес наказание. Судья был справедлив, дав возможность выплатить ущерб, и хорошо, что господин Ядугура это сделал, иначе – рудники. А оттуда не возвращаются.

Так думал Лука-калека, четырнадцатилетний Лука-мальчик, чьи знания были на уровне десятилетнего. Этот Лука просто отдался бурному потоку, в который превратилась его жизнь, а способность удивляться всем тем странным вещам, что с ним происходили, выдохлась. Удивление – это эмоция, а после процедуры перелива мальчик впал в апатию, не способный не только удивляться, а вообще чувствовать. Даже судьба матери перестала его волновать.

Но в момент, когда он, направляемый понуканиями Пенанта, пошел за Ядугарой и увидел в зеркале свое отражение, что-то пробилось сквозь наросшую коросту равнодушия. Вернее, кто-то. Та новая личность, что все активнее сливалась с наследием странника Эск’Онегута, ужаснулась. Сколько бы перерождений ни ждало его впереди, но лучше вообще не жить, чем жить так! Отражение показало, в кого превратился мальчик, разум осознал – из-за кого, и мозг начал лихорадочно думать.

Внешне это отразилось лишь в ставшей несколько более уверенной походке Луки. Он расправил плечи и перестал шаркать, как дряхлый старик. Проснувшийся метаморфизм изучил изменения в теле и ахнул: изношенные сосуды и сердце, печень, снизившаяся острота зрения и слуха, камни в почках и огромный скачок в возрасте клеток организма.

Ужаснулся и сам Лука’Онегут. Они с Пенантом сели в карету напротив Ядугары, и то, что он увидел в глазах целителя, ему очень не понравилось. Считывая мимику, оценив быстро отведенный взгляд – в котором промелькнуло отвращение и… жалость? – Лука обратил внимание и на то, что Ядугара оделся иначе, чем собираясь на выезды к больным, торжественнее, что ли, и на то, что выглядит господин явно моложе.

Лука перевел взгляд на Пенанта. Этот тоже, хоть и не так явно, помолодел: морщины разгладились, тело приобрело горделивую осанку. Во взгляде старшего ученика читалось настолько явное превосходство, что Лука по привычке чуть было не отвел глаза.

Но сдержался. Вместо этого спросил, едва сдерживая ярость:

– Куда мы едем… господин?

Такое обращение к человеку, отнявшему у него годы жизни, далось Луке не просто. Заминка не прошла мимо внимания Ядугары. Целитель насторожился, но посчитал нужным ответить – секрета в этом не было:

– Во дворец императора. Его медики хотят осмотреть тебя. И достаточно вопросов, раб. Я запрещаю.

За небольшим окошком мелькали здания, вывески и богато одетый народ. Лошадь замедлила ход – путь к дворцу вел наверх, к скале Маджуро Первого, Победителя, основателя рода императорской фамилии, но мальчик об этом не знал. «Дворец императора» всегда был для него неким эфемерным понятием – он существовал, но Лука никогда в жизни и ни при каких обстоятельствах с ним не сталкивался.

Остаток пути он молчал, как и хотел «господин». Но не просто молчал, а внимательно изучал «логи» (именно это слово снова всплыло из унаследованной памяти) произошедшего с ним за эти дни. В тюрьме он пожелал «железный кулак», и способность отреагировала сообщением о нехватке железа.

Значит…

Лука прикрыл правый кулак другой рукой и подумал, что хорошо бы иметь ногти прочнее – например, из стали – и длиннее. Сантиметров в тридцать – острые и смертоносные, способные рассечь… да тот же рабский ошейник!

Треск!

Под колесами кареты что-то лопнуло, может, какой-то фрукт, а спереди донеслось недовольное бормотание возницы.

– Аккуратнее, ты! Господина везешь! – обернувшись, крикнул Пенант.

И больше ничего не произошло. Никаких текстовых сообщений и никаких изменений. Что-то он неправильно интерпретировал, но что?

Он снова погрузился в анализ текста. Ага, вот нужный момент. Ядугара каким-то образом инициировал перелив жизненных сил и натолкнулся на защиту, выставленную способностью… А лучшая защита – это нападение, так говорил отец. Метаморфизм обратил процесс вспять, и Ядугара сам чуть не умер, не только вернув все слитое, но и отдав часть своих лет.

Лука поморщился. Из наследия всплыли невнятные воспоминания о крайне неприятных ночных созданиях одного мира, продлевавших себе жизнь банальным поглощением крови жертвы. Стоило признать, что Ядугара делал это намного изящнее. И, судя по всему, эффективнее.