Аллоген. Пенталогия (СИ) - Антоневич Андрей Анатольевич - Страница 3

Анфиса, дочка недавно обрусевших французских беженцев, стала отчаянно материться на старуху, которая упорно пыталась впихнуть свое дородное тело в дверь кабинета. Анфиса, пользуясь тем, что была невероятно худа, по сравнению со своим оппонентом, ужом проскользнула в кабинет невропатолога.

— Я такой прикольной бабки еще не видела, — сказала Анюта с лучистой улыбкой на губах.

— В начале века у молодежи было модно разрисовывать свои тела бессмысленными рисунками, — пояснил Макс, — таких страшилок у нас много в городе, просто большинство из них предпочитает скрывать следы своей дурости. Ты, наверное, в нашем городе недавно?

— Да. Мы приехали из Иркутска с папой два месяца назад. Моя мама умерла, и так получилось, что ее родственники забрали себе наш дом. Поэтому мы приехали на родину папы в его квартиру, которая ему осталась по наследству от его мамы.

— Прости… Я не хотел сделать тебе больно, — извинился Максим.

— Я уже привыкла.

То, что она была на половину сирота, заставило Макса почувствовать к ней какую-то близость, которая расположила его к ней и заставила открыть душу. За сорок минут пока они ждали выхода от врача Анфисы, он рассказал ей свою короткую историю жизни, а она ему поведала свою историю о том, как ее мать, когда ей было десять лет, бросила отца, который на то время работал техником по безопасности скоростных тоннелей. Как ее мама встретила другого мужчину и стала с ним проживать, и этот мужчина попытался ее изнасиловать, когда ей было двенадцать лет, но благодаря тому, что он был сильно пьян и уснул на ней, она отделалась легким испугом и убежала от матери проживать к отцу. Как тот, узнав, что ее чуть не изнасиловал любовник матери, пошел к нему разбираться, но тот так избил ее отца, что он стал инвалидом, из-за чего и потерял работу, а следственные органы почему-то не нашли виновного. Через некоторое время любовник матери ушел от нее, а она, в результате злоупотребления спиртным, недавно повесилась.

Когда Анфиса с довольным видом вышла от врача, Максим попытался пройти в кабинет в порядке своей очереди, однако расписная старуха, не обращая внимания на возмущенные окрики очереди, с усилием пропихнула свое тело в кабинет и закрыла за собой дверь.

— Ну, вот придется еще ждать лишние минимум полчаса, — с явными нотками расстройства в голосе произнес Макс.

Он очень не хотел, чтобы Анюта вот так ушла. Ведь коммуникатора связи, в отличие от Ани, у него не было, и он не представлял, как ее потом найти. А она тактично не спрашивала его идентификационные данные для того что бы с ним потом связаться, а о том где живет рассказать не успела.

Миниатюрные девайсы в виде кольца на палец, которые при активации высвечивали на ладони панель управления и изображение звонившего человека, как отечественного, так и китайского производства были ему не по карману.

В лучшем случае его сиротского пособия хватало на несколько порций мороженного или сока. Может быть, можно было бы и пытаться как-то откладывать на будущее, но половину пособия они ежемесячно добровольно сдавали на ремонт учебных аудиторий. Деньги сдавали, а аудитории оставались в таком же плачевном состоянии, как и были. Зато организм директора интерната с завидным постоянством, прямо пропорционально полученным суммам, увеличивался в размерах. Аркадий Михайлович презирал методику раздельного питания из-за чего и страдал от неконтролируемого газовыделения. За что, благодаря Максиму, и прозвали его «Йокопздун» — производное от «Йокодзун» — высшего ранга борца сумо. Даже существовала версия, что Аркадий Михайлович сам заправляет газовые баллоны в интернатовском автобусе, место которому было давно уже заказано в музее, но он еще использовался.

— Мы тебя подождем, Максим, — обрадовала его Анюта.

Явное раздражение заставило Анфису скорчить презрительную гримасу. Она немного помолчала и стала рассказывать Анюте, как будто Макса с ними рядом и не было, о том, как доктор спрашивал у нее, о том какие мужчины ей нравятся, когда у нее были последний раз месячные и другие интимные вопросы, а в результате заставил ее раздеться для осмотра догола. При этом ее так распирало от гордости и чувства своей неотразимости, что Максу стало противно. Она что-то самоупоенно рассказывала дальше Ане о том, как врач с ней заигрывал и намекал на продолжение отношений. Максим перестал ее слушать и представил ее голой. Никаких будоражущих процессов в организме у него не началось. Гормоны почему-то спали. Единственная ассоциация, которая у него возникла — это селедка, которой часто их кормили в интернате. В своих мыслях он испугался, что стоит не к тому врачу, однако, глянув на табличку двери, успокоился.

К счастью бабка-картинка была у врача недолго и с сердитым видом, даже не закрыв за собой дверь, вывалилась из кабинета и пошла виртуозно матерясь.

— Я быстро, — выдохнул Макс и бросился в открытые двери, так как к ним уже начал подбираться старичок, которого знали и ненавидели все врачи из-за его пристрастия болеть неизвестными науке болезнями.

Его гнали и даже били, но никто даже не пытался узнать причину, по которой ходил к ним этот старик. А причины была проста — одиночество. Два сына и его дочь, не успев родить ему внуков, погибли во время операции вооруженных сил России на территории Турции по прекращению противостояния между силами Османской Конфедерации и курдами. Боль от потери детей затуманила его разум. Из-за этого врачи окрестили его «старым маразматом», хотя именно он стоял у истоков разработки и создания опорной базы на Луне. К сожалению, как это часто бывает в большой стране, о его былых заслугах быстро забыли и плюнули ему в душу, присвоив его заслуги человеку, который в этом ни бельмеса не смыслил, но был «грамотным и нужным», а главное «удобным» для руководства.

На Макса врач взглянул с отвращением и процедил сквозь зубы:

— Ходите тут по одному. Могли бы собрать у всех придурков документы и централизованно принести мне.

Не глядя, поставил ему на справку печать и отправил восвояси.

Словно на крыльях Максим вылетел в коридор. Анфисы уже не было. Но она… Она стояла возле лифта и ему улыбалась. Счастье неудержимыми бурунами начало клокотать у него внутри. Да так, что начинало колоть в затылке.

— А где Анфиса? — подбежав к Анюте, спросил он.

— У нее срочные дела.

— Это хорошо. Давай я тебя провожу до дома.

— Давай.

Пока ехали в лифте и шли по улице они смотрели друг на друга и улыбались. Макс не знал о чем с ней говорить, но ощущал всеми фибрами своей души, что ей и без слов с ним комфортно. Наконец он придумал ей что сказать:

— Я рад, что Анфиса ушла. Она немного надменная.

— Она хорошая. Ее родители иммигрировали сюда из Франции. Она просто насмотрелась старых фильмов и решила, что немного лучше, чем другие, потому что ее родители из Европы.

Макс вспомнил, что он читал об этом в учебниках истории. Как большинство представителей европейских стран покинули свои дома и отправились на территорию России, освободив жизненное пространство для переселенцев с Ближнего востока и Африки. Большей части европейцев тогда предоставили право проживать в основном на территории Сибири. В результате исхода европейцев, их когда-то презентабельные и уютные города перестали быть образцами чистоты и порядка. Они превратились в свалку мусора на территории, которой проживали разобщенные общины, которые считали себя народами Османской Конфедерации под руководством Турции.

— Ну, если она лучше других, то может быть пускай она едет обратно на родину своих родителей? Может там, в гареме ей будет лучше? — спросил Макс.

— Максим, нельзя так, — одернула его Анюта.

Больше про Анфису в разговоре они не упоминали. Они болтали между собой на разные темы, и им казалось, что они знают друг друга уже очень давно. Расстались возле дома Анюты, договорившись, что встретятся в сквере через два квартала вечером на следующий день.

Так они встречались почти каждый день. Аню не смущало, что Макс, в отличие от других более обеспеченных кавалеров, проявлявших к ней знаки внимания, не имеет коммуникатора связи, бедно одет и не приглашает ее в модные кафе. Они держались за руки, гуляли в сквере возле ее дома и уже через неделю поцеловались.