Тот самый одноклассник (СИ) - Морская Лара - Страница 66

Алексей отложил краски и посмотрел на меня.

— Да, — сказал серьёзно.

— Действительно выиграл?

Вздохнул и, закатив глаза, занялся ящиком с моими работами.

— Ника, нельзя так хранить картины. Ты совсем не ценишь свой труд.

— А ты откуда знаешь, как хранить картины?

— Знаю. Во-первых, ты держала их в ящике под окном, где самая высокая влажность. Во-вторых, этого покрытия недостаточно. Нужен… погоди, я что-нибудь придумаю… Нужен специальный шкаф, плоский, но высокий. Такой, чтобы защитить картины от света и поддерживать средний уровень влажности.

— Нет, Лёша, никаких шкафов, одного хватит. Ты помешан на шкафах.

— Хорошо, как скажешь. Когда у тебя день рождения?

— Через пару месяцев, а что?

— Я подарю тебе шкаф. Давай я сделаю его сейчас, а подарю на день рождения.

— Ты ничего такого не сделаешь.

— Красивый шкаф.

— Нет.

— Тебе понравится.

— Ты не посмеешь.

— Я позволю тебе выбрать цвет.

— Я хочу записаться на самбо.

— Зачем?

— Чтобы тебя прибить.

— Ты понятия не имеешь, что такое самбо, да?

— Не имею.

— Так и быть, я дам тебе шанс полюбоваться.

— На что?

— На меня. Сегодня к вечеру соберутся ребята, и мы покажем тебе, что такое настоящее самбо.

— Нет, спасибо.

— Слишком поздно. Ты попросила записать тебя на самбо. Считай, что я записал. Не забудь взять бумагу и карандаши, а то опять придётся брошюры таскать, чтобы делать зарисовки.

Он надо мной смеётся. Алексей Резник, грубый, недружелюбный мужчина, выглядит совершенно счастливым и потешается надо мной.

Что вызвало такую разительную перемену? Когда она произошла? Неужели после поездки, когда я сказала незнакомым мужчинам, что у меня на него стояк?

С ума сойти можно.

— На самбо я посмотрю, но рисовать не буду.

— Как же? А вдруг приспичит сделать набросок, я же твоя Гала? — Алексей дёргает бровями, смеётся, его распирает от веселья.

— Что ещё за Гала?

— Муза Сальвадора Дали.

Ну вот, начитался на мою голову!

— Ты считаешь себя Галой Дали???

— Думаешь, не потяну?

Лёша принимает забавную модельную позу, и мы оба не выдерживаем, хохочем от души. Гала Дали! Вот же, придумал. Шут.

Он обнимает меня одной рукой, и я прижимаюсь лбом к его плечу.

Мне хорошо. Как же мне хорошо!

Я не помню его таким забавным, в школе он был молчаливым и серьёзным. Мне хочется обнять его, прижаться щекой к груди, чтобы смех Лёши отзывался эхом в моём теле. Но я сдерживаюсь, только сильнее упираюсь лбом в его плечо.

Смех затихает.

Алексей гладит меня по спине, с каждым разом чуть сильнее, и я придвигаюсь ближе. Вдох замирает в горле, я трусь щекой о рукав его свитера и млею. Руки тянутся обнять его за пояс. Я знаю, что так будет правильно.

Его дыхание в моих волосах. Сбивчивое, резкое. Его губы двигаются, словно он собирается что-то сказать. Среди почти беззвучных слов я угадываю своё имя.

Я боюсь услышать слова, от которых у него сбилось дыхание, поэтому свожу этот момент к простой благодарности. Она безопаснее всего остального.

— Спасибо тебе, — шепчу, уткнувшись в тонкий свитер.

Чуть отстранившись, смотрю на Алексея и замираю: его губы сжаты, а лицо не выражает ничего, кроме неприязни.

— Не надо благодарности, Ника, — говорит он мрачно и отодвигает меня в сторону. — Ты мне ничего не должна. Не смей ничего делать из благодарности.

С чего он решил, что я собираюсь что-то делать? Да и что? Спать с ним? Если это случится, то отнюдь не из-за… тьфу ты, этого никогда не случится.

— Извини, Лёша, это я от избытка чувств. Я придумаю, как тебя отблагодарить, но это не…

— Не смей, Ника. — перебил он. — Я просто сделал тебе приятное. Заодно завербовал будущего прибыльного арендатора, — добавил с кривой усмешкой.

— Ага, прибыльного, не то слово. — Алексей всё ещё напряжён, недоволен, поэтому я пытаюсь перевести всё в шутку: — От меня прибыль только в виде проблем. Да ещё и обниматься лезу. Небось, другие арендаторы себе такого не позволяют! — Его немного отпускает, плечи расслабляются, и на губах снова появляется улыбка. — Так и быть, я приду посмотреть на самбо и познакомлюсь с твоими приятелями. Кто знает, может, найду среди них более покладистого муза.

Алексей улыбается, но прищуренный взгляд выдаёт остатки напряжения.

— Мы с Галой Дали выражаем протест! — восклицает он и, подмигнув, уходит вести занятия.

Через пару часов Алексей вернулся с влажными после душа волосами и пакетом еды. Сказал, что это — плата за мои ужины.

— Ты выглядишь голодной, — заявил весело, а я покраснела до слёз.

Потому что да, я чувствую себя голодной рядом с ним, но совсем в другом смысле. Меня тянет к Алексею со страшной силой, до мурашек, до дрожащих рук. Поэтому старательно не встречаюсь с ним взглядом и в который раз перебираю кисти.

Вроде бы что такого необычного в физическом влечении, но боюсь, что всё не так просто. Да, у Алексея красивое тело, оно привлекало меня с самого начала, хотя, скорее, как художницу, а не женщину. Но дело не в этом. Мой интерес к его телу вторичен. Боюсь, что вдохновение выбрало его не за анатомическое совершенство, а по другой, совершенно непонятной, но очень опасной причине, по которой мне сейчас трудно сделать вдох.

Меня тянет забраться к нему на колени, обнять его и закрыть глаза. Потому что так правильно. Потому что рядом с ним мне хорошо. Не могу отбросить эту мысль.

— Эй, Ник! Ты чего застыла? Холст, говорю, можно использовать?

— Для чего?

— Постелить на пол, чтобы сесть. Стулья заняты.

— Холст постелить на пол??? Это тебе что, тряпка?

— Тогда пошли в мой кабинет, — вздохнул мой неподходящий муз.

Ближе к вечеру пришли его приятели. Алексей представил меня, как нового арендатора, который интересуется самбо. В этот раз не было никаких подколок, мужчины собрались не для болтовни, а для тренировки. Если сначала Алексей подходил и что-то объяснял, оглядываясь на остальных, то потом я попросила его не отвлекаться и просто наслаждалась зрелищем.

Вернее, как наслаждалась… мрачно смотрела на десяток анатомически совершенных мужчин. И ничего, совершенно ничего к ним не чувствовала. Никакого интереса, кроме ожидаемого одобрения художника. Ничего такого, что приковало мой взгляд к Алексею ещё в квартире его друга по кличке Дог, когда между нами стояли презрение и злоба.

По инерции сую руку в карман и нахожу огрызок карандаша и клочок бумаги — мусор, который я собиралась выбросить, но не успела. Расправив бумажку на колене, сосредоточенно рисую несколько параллельных линий. Чтобы отвлечься. От Алексея, от опасных мыслей.

Дело не в физическом влечении. Совсем не физическом влечении. И мои чувства к Алексею в корне отличаются от того, что связало меня с Данилой. В нём меня манила загадка, и я променяла мою жизнь на шанс её разгадать. Опасное любопытство.

Алексей же вошёл в мою жизнь, и с ним она кажется интересней. Правильней. Рядом с ним я ощущаю себя ярче и сильнее. Я хочу быть такой. С ним. Так было ещё до того, как он подарил мне мастерскую. И Альпы.

Ох, чёрт, похоже, я основательно влипла.

— Ты рисуешь? — раздаётся голос Алексея совсем рядом.

— Нннет, — комкаю бумагу и роняю карандаш. Алексей приседает у моих ног, поднимает карандаш и улыбается. Краем глаза смотрит на мой сжатый кулак, но не требует, чтобы я показала ему набросок.

В этот момент я не могу не сравнить его с братом. Данила бы настоял, соблазнил бы, чтобы вырвать бумагу из моей руки. Чтобы убедиться, что я рисую только его. Я верила искренности его взгляда, потому что позволила себе поверить.

Теперь я знаю, как выглядит настоящая искренность. Она не гипнотизирует тебя глубиной взгляда, не испытывает, не задаёт вопросы. В Алексее нет ни капли игры, и от его тёплого взгляда сбивается дыхание.