Спец - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 56

— Заберут тебя от нас. Немцы Москву бомбят в последнее время как иступлённые, а ты тут загораешь.

— Верно, Семён, только я ведь не разорвусь, а для наших парней на фронтах Горький важнее чем Москва, с его множеством производств и заводов. В Москве те тоже есть, но тут всё же больше. Тем более откуда они узнают, что это я сбил, я вам сказал, знаю, что не проговоритесь, а в штабе об этом сообщать не буду. Просто перегнал и всё.

— Всё равно заберут.

— Поживём — увидим… — сказал я, закончив переодеваться, и с новенькой тростью в руке, отходя от «Мига», который уже скатывали в капонир, спросил. — Слав, а где машина?

— Антон укатил в город к своей девушке.

— Это надолго, — понял я, вспомнив что один из ведомых Светлова недавно влюбился, и при любой возможности бегал к зазнобе. В данном случае уехал.

Пришлось идти пешком к строениям, где располагался штаб, а это не близко, но прогулялся неплохо, после полёта и небольшого боя, вполне даже полезно. В штабе, я оформил машину, отдав документы на неё, чтобы получить материальную часть, боеприпасы и топливо, ну и меня снова включили в боевое дежурство. То есть, а аэродром не покидать, быть в постоянной готовности. Как это всё знакомо. Хм, а не сходить ли мне на речку, не искупаться ли? Очень хочется. Так и сделал, прихватив Светлова и ещё пару парней, мы ушли на Волгу. Повезло, день тихий, немцы не давали о себе знать, отдохнули хорошо и именно на берегу нас и нашёл посыльный. А точнее меня. Пришёл приказ, командировку прекратить, вернуться обратно в Москву для прохождения дальнейшей службы. Вылетать немедленно.

Видимо командование штаба обороны «ПВО» Горького изрядно наскипидарили, раз оно так носилось и торопилось. Не успели мы вернутся в расположение полка Бадина, как мне уже всучили пачку документов, и направили к готовой к вылету машине, та уже стояла в начале полосы, только мотор заранее прогретый молчал. Никиту, всё оснащение для обслуживания истребителя, наши вещи и мой «Виллис» отправят эшелоном завтра. Вот ещё не хватало, это я о последнем, надо мне объяснять откуда тот взялся, а в полку не знают, поэтому взял и подарил его Светлову. Мол, дарю, владей. И даже не смотря на ругань комполка Бадина, мы сходили в штаб полка и оформили, я подписал где нужно, так что машина оставалась тут в Горьком. Парням не жалко, пусть владеют.

А дальше, простившись со всеми, и устроившись в кабине, в полном снаряжении, утеплённый комбинезон не забыл, я только без унтов летал, в обычной обуви, и вот вскоре оказался в воздухе, направился обратно в Москву. Приказ был перелететь обратно на аэродром моего полка. Того где числюсь, в 27-ом истребительном. Сам полёт не запомнился особо, летел на двух километрах, и меньше чем за час добрался до Москвы, вскоре уже пошёл на посадку. Где теперь будет место стоянки для моей машины, я не знал, поэтому ориентировался по знакам регулировщика, и подогнал машину к пустому капониру, а набежавшие техники закатили тот в сам капонир, а потом и мне помогли. С собой в полёт я взял обычный набор из трости и фуражки, а также сидор с личными вещами, чтобы умыться было чем, да побриться. Тот на коленях лежал. Больше убрать вещмешок было некуда. Выбравшись, и сняв снаряжение, включая комбез, надел фуражку, мой парашют и комбез убрали в кабину истребителя, а сам доставая из карманов апельсины, раздавал техникам, их семеро было, плюс двое бойцов из роты охраны аэродрома, что также помогали. Никого не обидел, всем раздарил. По поводу этой моей привычки, в полку Бадина давно гуляли разные слухи. И я активно их поддерживал, говоря, что эти фрукты из Кремля. Сколько вынес и до сих пор раздать не могу. Шутку оценили, и посмеивались. Никита к тому же делился моим подарками, разрезая фрукты, по кусочкам, так что все знали вкус разных тропический фруктов.

Тут же оставив довольных мужиков и парней, двое моим самолётом занялись, они дежурными были, а я, демонстративно прихрамывая и опираясь на трость, направился в сторону штаба, придерживая висевший на плече сидор. Прислать за мной машину так никто и не удосужился. Шёл максимально медленно, временами отдыхая, или общаясь со знакомыми, которых хватало, успел узнать за те несколько дней что тут прожил. Поэтому путь мой к штабу занял полтора часа. Из штаба полка меня направили в штаб дивизии. Оттуда этот срочный приказ пришёл. В комнате, где сидел секретарь комдива было ещё шесть командиров что ожидали своей очереди, двое майоры, как и я, остальные меньше званием. Двое таращились на меня, узнали, остальные четверо видимо пока нет. Приветливо кивнув знакомому старлею за столом, я сказал:

— Лови.

Надо отдать должное, поймал тот мандарин ловко, и с удивлением осмотрев его, жадно понюхал, после чего спросил:

— Это что?

— Это? Это взятка. И раз ты её получил, давай выкладывай за что меня так срочно вызвали? А если бы я на девушке в это время был? Это же позор всему ВВС, оставленная неудовлетворённая женина.

Тот улыбаясь слушал меня, при этом убрав мандарин в ящик стола, и ответил:

— Не знаю зачем тебя вызвали, комдив тоже не знает. Приказ сверху пришёл, из штаба нашего шестого авиационного корпуса «ПВО». Сейчас доложу.

Тот ушёл в кабинет комдива, а я встал у настенного зеркала, что висело у входной двери, оно было в полный рост, и осмотрев себя, поправив пару складок, прошёл в кабинет. Как раз секретарь вышел, пригласив меня. Комдив действительно ничего не знал, он позвонил в штаб и доложился о моём прибытии, получив приказ отправить меня в штаб корпуса. Вот так на своей машине тот повёз меня, лично. Видимо сам хотел узнать, что происходит, а мог и одного заслать. В штабе меня первым делом в секретариат отправили, и я там оставил все документы что мне в штабе полка Бадина дали, и даже своё удостоверение и лётную книжку. Ещё пришлось ждать минут пять, пока не пригласили в кабинет командира нашего Шестого авиационного корпуса. Мы с комдивом прошли, и представились. Кроме комкора в звании полковника, тут был ещё политработник, в форме дивизионного комиссара, мужчина в полувоенной одежде, сразу выдававшей в нём советского чиновника, довольно высокого ранга. И ещё один мутный тип в гражданском костюме-тройке. Не наш пошив, вроде итальянская модель.

— Майор, сегодня утром высотный немецкий разведчик сбили. Некто на «Миге». Не знаете кто?

Вопрос явно был скорее для проформы, комкор и так знал ответ, так что смущённо ковыряя носком ботинка пол, я негромко сказал:

— Я его случайно, товарищ полковник… Самолёт новый, проверить хотел…

— Почему на приказы с земли не отзывался?

— Была бы рация, отозвался, товарищ полковник, но у меня только приёмник на новой машине стоит, к тому же отключённый. Хотел в Горьком поставить радиостанцию, у нас тут рядом «Лавочкины» собирают, да вот вызвали. Причём срочно.

— Это я вызвал, для защиты Москвы. Раз уж ты такое творишь, то решили держать тебя на главном направлении удара немцев. Да вот некстати видели англичане как ты этого разведчика сбил, и так возбудились, что побежали к товарищу Сталину, просить «Миги», а заодно того лётчика что разведчика сбил. Наши особисты быстро выяснили кто это был. Вы почему о сбитом в штабе полка в Горьком не доложились?

— Забыл, — ответил я, изучая потолок.

— Скажите, майор, — вдруг подал голос тот мутный в гражданском костюме. — Вы говорите на английском?

Последнее тот спросил именно на английском.

— Да я учил этот язык проживая на берегу Чёрного моря, когда учился летать.

— У вас отличное произношение, — приподнял тот в удивлении бровь.

— Мне легко даются языки, — пожал я плечами. — Тем более знать язык врага нужно обязательно.

— Вы и немецкий знаете?

— Немецкий знаю, но сейчас я говорю про англичан.

— Вы их не любите? — спросил дивизионный комиссар.

— Да.

— Почему?

— Нет более подлой нации, которая столько бы вредила России, и Союзу в том числе, как англичане. Немцы вон думаете сами напали? Как же. Англичане в войне начали проигрывать и стали судорожно искать кого бы в эту войну ещё втравить. Небольшие интриги агентов англичан в ближних людях Гитлера, и пожалуйста, немцы напали на нас, а британцы довольны. Нет, я их ненавижу, и готов рвать голыми руками. Вы давайте, отправьте меня к ним, я немцам там ковровую дорожку расстелю чтобы они расхерачили у этих поганых островитян всё на хрен. Враг моего врага, мой друг. Тут немцев я бью со всей яростью, потому что они напали на мою Родину, а там они мне если не друзья, то считай союзники, благое дело делают. Сбивать не буду. Я ответил на ваш вопрос, товарищ дивизионный комиссар?