Переговоры - Форсайт Фредерик - Страница 58

• Предыдущая
• 58/117
• Следующая

На окраине небольшого городка, расположенного менее чем в сорока милях от центра Лондона, на тихой улице стоял дом. Через день, в определенное время он проезжал мимо него, и положение окна со стороны водителя – полностью закрытое, полуоткрытое или открытое совсем – передавало наблюдателю необходимую информацию. В этот день, впервые за все время, окно будет полностью опущено. Он вставил в видеомагнитофон кассету, ультракрутое шоу, он знал, где берутся такие кассеты, и сел насладиться зрелищем.

Когда Энди Лэинг вышел из банка, он был почти в шоковом состоянии.

Немногим людям пришлось пережить такое, когда их карьера, ради которой они усердно трудились годами, была разбита вдребезги и валялась у их ног. Первая реакция – непонимание того, что произошло, вторая – нерешительность.

Лэинг бесцельно бродил по узким улочкам, заходя во дворы, скрывающиеся среди ревущего потока транспорта в лондонском сити, наиболее старинной квадратной мили города и центра коммерции и банков страны и всего мира. Он проходил мимо стен монастырей, слышавших пение серых, белых и черных монахов, мимо зданий гильдий, где собирались торговцы, чтобы обсудить положение дел в мире, когда Генрих VIII казнил своих жен около Тауэра, мимо маленьких церквей, спроектированных Реном после Великого пожара 1666 года.

Люди, спешившие мимо него, множество привлекательных молодых женщин, все они думали о товарных ценах, краткосрочных и долгосрочных закупках, движении денежного рынка – что это, тенденция или просто колебание.

Вместо гусиных перьев они пользовались компьютерами, но результат их трудов был тот же, что и сотни лет назад: торговля, покупка и продажа вещей, сделанных другими людьми. Это был мир, потрясший воображение Энди Лэинга еще десять лет тому назад, когда он заканчивал школу, и это был мир, в который он никогда больше не войдет.

Он перекусил в небольшой бутербродной на улице Кратчет Фраерз, где когда-то монахи ковыляли на одной ноге, а вторая была привязана к спине, чтобы причинять боль во имя Бога. И тогда он решил, что ему делать.

Он допил кофе, сел в метро и вернулся в свою квартиру на Боуфорт-стрит в Челси, где он предусмотрительно хранил фотокопии документов, привезенных из Джидды. Когда человеку нечего терять, он может стать очень опасным. Лэинг решил записать всю эту историю от начала до конца, приложить копии его распечаток, он знал, что они истинные, и послать копии каждому члену совета директоров банка в Нью-Йорк. Состав совета был известен, а их адреса можно найти в американском справочнике «Who's Who». Он не видел причины, по которой он должен страдать молча. Пусть теперь Стив Пайл поволнуется немного, подумал он. Итак, он послал генеральному менеджеру в Эр-Рияде личное письмо, сообщая о том, что он намерен делать.

Зэк наконец позвонил в 13.20, в самый час пик обеденного перерыва, когда Куинн допивал кофе, а Ирвинг Мосс наслаждался новым фильмом о растлении малолетних, недавно полученном из Амстердама. Зэк звонил из одной из четырех будок, стоявших около задней стены почтового отделения в Данстебле, как всегда, к северу от Лондона.

Куинн был одет и готов с самого восхода солнца, а в тот день солнце действительно появилось на голубом небе, и в воздухе чувствовался лишь намек на прохладу. Ни МакКри, ни Сэм не подумали спросить, не холодно ли Куинну, надевшему джинсы, кашмирский свитер поверх рубашки и кожаную куртку на молнии.

– Куинн, это последний звонок.

– Зэк, старина, я смотрю сейчас на фруктовую вазу, большую вазу, и знаете что? Она до самого края полна алмазов, сверкающих, как будто они живые. Давайте завершим дело, Зэк, и сделаем это сейчас.

Картина, нарисованная им, остановила ход мыслей Зэка.

– Хорошо, – сказал голос в трубке. – Вот инструкции.

– Нет, Зэк, мы сделаем это, как я считаю нужным, или все полетит к чертям собачьим…

На кенсингтонской телефонной станции, на Корк-стрит и Гроувенор-сквер слушавшие замерли в молчании. Или Куинн знал, что делает, или же провоцировал похитителя повесить трубку. Голос Куинна звучал не прерываясь.

– Может, я и подонок, Зэк, но я – единственный подонок, которому вы можете доверять в этом проклятом деле, и вам придется доверять мне. Есть у вас карандаш?

– Да, слушай, Куинн…

– Слушайте вы, друг мой. Я хочу, чтобы вы перебрались в другую будку и позвонили мне через сорок секунд по этому номеру: три, семь, ноль, один, два, ноль, четыре. Теперь ДАВАЙТЕ! – Последнее слово он выкрикнул.

Позже Сэм Сомервиль и Данкен МакКри скажут при разборке, что они были так же поражены, как и слушавшие на линии.

Куинн бросил трубку, схватил кейс – алмазы были в нем, а не во фруктовой вазе – и выбежал из гостиной. Обернувшись, он крикнул: «Сидите здесь!»

Неожиданность, крик и властный тон его команды удержали их в креслах целых пять секунд, оказавшихся жизненно важными. Когда они подбежали к входной двери, они услышали, как повернулся ключ снаружи. Его явно вставили туда перед рассветом.

Куинн не воспользовался лифтом, он бежал по лестнице, когда первые крики МакКри донеслись из-за двери. Среди слушавших начиналось смятение, вскоре переросшее в хаос.

– Черт, что он делает? – прошептал полицейский другому на кенсингтонской телефонной станции.

Тот пожал плечами.

Куинн пробежал три пролета до вестибюля. Впоследствии расследование покажет, что американец на посту прослушивания в подвале дома не шевельнулся, потому что это было не его дело. Его задача была записать голоса, раздававшиеся в квартире над ним, закодировать их и передать по радио на Гроувенор-сквер для последующей расшифровки и прослушивания в подвале посольства. Так что он оставался на месте.

Куинн пересек вестибюль через пятнадцать секунд после того, как бросил трубку. Британский швейцар, сидевший в своей будке, взглянул на него, кивнул и вновь углубился в газету «Дэйли мэйл». Куинн толкнул дверь, выходившую на улицу и открывающуюся наружу, закрыл ее за собой, достал из кармана деревянный клин, который он по секрету от других вырезал в туалете, вставил его под дверь и загнал каблуком поглубже.

Затем он побежал через дорогу, увертываясь от машин.

– Что они имеют в виду «он исчез»? – закричал Кевин Браун в центре прослушивания на Гроувенор-сквер.

Он сидел там все утро, ожидая, как и все остальные британцы и американцы, звонка Зэка, который мог стать последним. Первые звуки из кенсингтонской квартиры вызвали лишь недоумение: они слышали, как Куинн прервал телефонный разговор, как он крикнул кому-то: «Сидите здесь!», затем ряд всяких стуков, крики Сэм Сомервиль и МакКри, а потом регулярные удары, как будто кто-то пытался выломать дверь.

Сэм Сомервиль вернулась в комнату и стала кричать в сторону «жучков»: «Он ушел! Куинн ушел!».

Вопрос Брауна был услышан в центре прослушивания, но Сомервиль его слышать не могла. Браун лихорадочно набирал номер телефона своего специального агента в Кенсингтоне.

– Агент Сомервиль, – загремел его голос, когда она сняла трубку, – давайте за ним!

В этот момент пятый удар МакКри выбил замок входной двери квартиры.

Он помчался вниз по лестнице, Сэм бежала за ним. Оба были в домашних тапочках.

Фруктовая лавочка напротив его дома называлась «Брэдшоу» в честь человека, открывшего ее, но сейчас ее хозяином был индиец, мистер Патель. Телефон лавки Куинн отыскал в лондонском телефонном справочнике лежавшем в гостиной. Он часто наблюдал, как мистер Патель раскладывал фрукты на витрине или обслуживал покупателя в лавке. Куинн добежал до другой стороны улицы через тридцать три секунды после разговора с Зэком.

Он проскользнул между двумя пешеходами и ворвался в лавку, как ураган.

Телефон был на столе рядом с кассовым аппаратом, за которым стоял мистер Патель.

– Ребята воруют ваши апельсины, – сказал он без всяких церемоний.

• Предыдущая
• 58/117
• Следующая