Сквозь слёзы к звездам - Чередий Галина - Страница 4

Ирис извивается под ним, опьяняя каждым движением. Трется о его грудь своими твердыми сосками, и это заставляет его резко выдыхать. Его собственное желание в секунды достигает высшей точки кипения, хотя это уже не первый раз за сегодня. Но разве это имеет какое-то значение? Его тело всегда готово для Ирис, всегда жаждет ее до мучительной, тягучей боли. Он проникает пальцами в ее лоно, и они утопают в горячей влаге. От этого ощущения его прошивает разряд чистого вожделения, и он содрогается над ней в голодном спазме.

– Ты снова готова для меня. – Да, он хотел бы звучать нежно, но из его горла непроизвольно рвется какой-то животный рык.

– Всегда, – выдыхает она, подаваясь навстречу его ласкающей руке.

Да, с его Ирис всегда так. Стоит только подумать о ней, и он твердый, как кусок титана. Стоит коснуться – и исчезает весь мир, а желание становится нестерпимым. Стоит почувствовать ее ответное вожделение – и готовность и похоть затмевают его разум, убивая все, кроме инстинктивного желания рваться внутрь ее тела, погружая себя все неистовей и ведя их обоих к разрывающему на части финалу.

Он входит в нее, сжав зубы и стараясь сохранить хоть какое-то подобие адекватности и пытаясь быть медленным и нежным. Да удачи ему! Его Ирис не собирается ему этого милосердно позволить. Она обвивает его руками и ногами и сама приподнимает бедра, резче подаваясь к нему навстречу.

– Больше, Марко! – шепчет она, как в бреду, целуя и облизывая его шею и подбородок. – Хочу больше тебя, любимый!

И он сходит с ума. Его тело больше не принадлежит ему. Оно просто инструмент для того, чтобы дать этой женщине все, что она хочет. Сгорает от любви к ней, принадлежит в каждом вздохе или жестком движении. Оно ее. Он ее.

Ирис стонет и отчаянно держится за него, встречая его движения, пока он долбится, как одержимый, в ее тесную сердцевину, желая выбить еще больше хриплых криков и всхлипов.

Он купается в ее наслаждении, тонет в нем и желает только больше и больше. И с каждым разом становится только голодней и ненасытней.

Любимая женщина напрягается в его руках, обращаясь жесткой дугой снаружи и неимоверно тесно сжимая его внутри. Она кричит, и этот сладостный звук посылает вниз по позвоночнику поток жидкого металла, который исторгает из него победный рык и, прокатившись пламенем по пояснице и бедрам, вырывается глубоко внутри тела Ирис, обжигая обоих.

Финн яростно захрипел, выныривая из этого наваждения. Какого черта с ним творится? Столько лет он жил, стараясь не помнить о той, что уничтожила его своим предательством. Разбила каждую долбаную кость в его теле, разорвала каждую мышцу, и он собирал себя из мелких кусочков, что она от него оставила.

Он справился и выкинул ее из головы, вытравил из своего тела другими женщинами. И вот теперь, стоило только опять просто услышать ее гребаное имя, и он стоит тут посреди своего отсека, обливаясь потом и дрожа, с таким стояком, что и не вспомнит, когда был тверже, и пульсирующей в такт сердцу дырой в груди размером с проклятый астероид!

Финн провел по лицу рукой, словно пытаясь окончательно стереть воспоминание об этой женщине. Что за на хрен! Один лишь короткий эпизод, которому он позволил вырваться на поверхность из той могилы в глубине души, где он их вроде надежно похоронил, и он просто снова разбит на части.

Что же это такое? Когда же он наконец начнет жить, а не выживать?

Может, пора встретиться с ней и сказать, какая же она вероломная тварь? Просто снова посмотреть в эти глаза, чтобы понять, что он не любит ее больше? И, черт возьми, потребовать ответы на все вопросы, в том числе и на тот, почему она исключила его из жизни его детей, будто он какой-то конченый ублюдок, и такого отца нужно стыдиться.

Дагфинн вызвал своего командира.

– Вечер добрый, Дагфинн. Какие-то проблемы? – нахмурился кэп Бисам.

Он был чуть старше самого Дагфинна, но его черные когда-то волосы были уже совершенно седыми. Он такой же, как и сам Дагфинн. Вечный одиночка, без близких и семьи, посвятивший всю свою жизнь разгадыванию бесконечных тайн космоса.

– Нет, кэп, никаких. Просто я хотел поставить вас в известность, что хочу взять отпуск.

Бровь командира резко вздернулась. Ну да, за все годы их совместной службы Дагфинн ни разу даже не заикался о подобном. Куда ему было ехать, собственно?

– Хм-м. Неожиданно, Финн. Могу я на правах твоего непосредственного командира спросить о причине?

– Это сугубо личное, – сухо ответил Финн.

– Вот как, – выражение лица кэпа стало задумчивым. – Может, и пора уже. Ладно, подавай прошение, я заверю. Сейчас у нас ничего срочного не намечается, но даже если что и случится, пора уже твоей команде продемонстрировать, что они и без тебя хоть на что-то годны. Сколько ты будешь с ними нянчиться.

– Я уверен в своих людях, кэп. Даже если я исчезну навсегда завтра, это никак не отразится на работе в целом.

– Ну, вот и проверим.

Кэп отключился, и Дагфинн пошел собираться.

Ирис, кусая губы, подлетала к офису. Она изо всех сил сдерживала слезы с того самого момента, как Эйсон и Зефира, помахав ей, со счастливыми лицами исчезли в посадочном портале корабля. Ее сердце разрывалось от разлуки с детьми и тревоги, а они шли вперед, полные радостных ожиданий. Еще бы – перед ними ведь открывалась абсолютно другая жизнь. Свободная и полная новых знаний и приключений. Кто в их возрасте не мечтает поступить в АСТРА-академию, всенепременно стать разведчиком глубокого космоса и обязательно открыть в одном из полетов нечто потрясающее, что впишет его имя в анналы истории изучения Вселенной навечно?

Уж она-то точно мечтала в свое время. Да что там говорить. Наверное, тоска по тому, что так и не случилось в ее жизни, по-прежнему сжимала сердце, когда она ночами смотрела на звезды.

Но судьба распорядилась по-другому. Та самая Вселенная, которой она с самого детства мечтала посвятить всю себя, отняла у нее все самое важное в жизни. Мечты о будущем и любимого. Хотя… На самом деле во всем только ее вина. Если бы она не стремилась так отчаянно привязать Марко к себе и к Земле, то и ее собственные мечты о дальних экспедициях могли бы стать реальностью, пусть и после его исчезновения. Но ни один капитан в своем уме не взял бы в команду беременную незамужнюю девицу, которую бросил парень, с радостью сбежав от нее в глубокую разведку. А после рождения Эйсона и Зефиры и гибели Марко на той проклятой планете о космосе и вовсе не стоило и мечтать.

Одна, с двойняшками на руках, Ирис постигала науку выживания в этом огромном мире. Без надежды на то, что любимый однажды вернется к ней и их детям, без образования, без поддержки и достойной работы. В том возрасте, когда ее ровесники заканчивали академию и сдавали экзамены, предвкушая путешествия к звездам, она училась быть матерью-одиночкой.

Но ни тогда, ни сейчас она ни одной секунды не пожалела, что решилась забеременеть от Марко в столь юном возрасте. Ведь только знание о том, что в ней растет частица навсегда потерянного любимого, позволило ей выжить, когда пришло известие о гибели экспедиции. Она едва не рехнулась, не желая верить в то, что Марко больше никогда не прикоснется к ней, не обнимет, заставляя трепетать от первого же контакта, не поцелует, мгновенно вызывая хмельную сладкую волну, делающую ее покорной и страстно желающей всего, чего бы Марко от нее ни захотел. Она была готова для него всегда, каждую минуту времени. Принимать его, раскрываясь до предела. Ласкать, упиваясь каждой дрожью его нетерпения. Утолять его бесконечный голод по ней, сходя с ума от счастья, что именно на нее направлен этот его жадный и требующий всю ее без остатка взгляд.

О звезды, как же она тогда просила его отказаться от той миссии. Кричала, скандалила, умоляла, угрожала расставанием, если он полетит. Ирис словно чувствовала, что они прощаются навсегда, и была готова вцепиться в любимого зубами и ногтями и никуда не выпускать. Но даже тогда осознавала, что не сможет его остановить. Да, Марко, наверное, любил ее. Но космос был его истинной страстью, его неизлечимой болезнью, его призванием и мечтой. А она… Да, она что-то значила для него, но, видимо, недостаточно, потому что он ушел, разозлившись и закрыв за собой дверь отсека, со словами, что его это все достало.