Когда меркнет свет - Уайт Лорет Энн - Страница 4

– Ну… Меня всегда изумляли искажения памяти. Как это происходит, какова их роль в криминальных расследованиях, опознаниях, судебных процессах, приговорах. Как нас может обманывать собственный разум, защищая от боли. И это дело подошло безупречно. Забытое преступление. Но не полностью стертое из памяти. В каком-то смысле оно просачивалось в подсознание Глории всю жизнь. Заставляло ее выпивать, вредить себе, не давало построить нормальных отношений. Думаю, история Глории найдет отклик в душе каждого из нас.

Две секунды Статхакис молча пристально смотрел на нее.

– Значит, это не твоя потеря памяти – собственная засевшая глубоко внутри необходимость вспомнить убийство – заставила тебя взяться за это дело?

Бах…

– Простите?

– Твоя родная сестра, Шерри Броган, была жестоко изнасилована и задушена двадцать два года назад. На тебя тоже напали и, решив, что ты мертва, бросили без сознания, лишив воспоминаний о случившемся. Твой собственный отец умер в тюрьме, отбывая срок за убийство, верно? Возможно, именно это подсознательно подтолкнуло тебя к делу Глории Лалофс? Возможно, именно поэтому ты посвятила жизнь историям о преступлениях, пытаясь понять, что творится в голове у монстров, живущих среди нас и убивающих людей? Если копнуть поглубже, то справедливость нужна тебе. На самом деле, – он мягко постучал себя кулаком в грудь, не сводя с нее пронзительных глаз, – все дело в тебе. В твоем прошлом. Ты пытаешься понять почему.

– Мое прошлое, – медленно и глухо ответила Мэг, пристально глядя ему в глаза, – никак не относится к моей работе. Я начала писать о преступлениях в колледже, когда изучала английскую литературу и психологию. В кампусе произошел бунт студентов. Я оказалась свидетелем этой истории. Я написала об этом в университетскую газету. Я писала о продолжении этого дела в университетскую газету и в «Таймс». Потом, пока была студенткой, продолжала работать как фрилансер. После выпуска мне предложили работу в «Таймс».

– Ясно. – Статхакис откинулся назад. Снова эта улыбка. – Но ведь нельзя отрицать, что все мы – порождения нашего прошлого, верно, Мэг? Как бы мы ни пытались это замаскировать, нас формирует подсознание. Когда-нибудь ты напишешь ее, историю Шерри Броган? – Он выдержал паузу. – Или эту историю ты написать не сможешь?

Краешком глаза Мэг увидела, как издатель в панике машет ей рукой: потерпи, сдержись, почти все. Джонах словно окаменел.

Мэг улыбалась, сложив руки на коленях. И молчала. Ведущие на радио и телевидении ненавидят паузы. Она смотрела ему прямо в глаза, предупреждая, что он достиг последней черты.

– В этой истории точно есть все необходимые тебе коммерческие элементы, – подсказал он. – Зловеще соблазнительный, губительно привлекательный молодой антигерой из бедного района. Парень, который работал волонтером в местном приюте для животных. Он насилует и убивает золотую девочку Шелтер-Бэй, королеву бала, навсегда расколов и изменив жизнь городка и его обитателей. Все американские ценности, вся невинность утрачена. Возможно, рассказав эту историю, ты обретешь исцеление, как Глория Лалофс. Мэг, ты никогда не боялась, что тайна, скрытая в глубинах твоей памяти, могла изменить финал и твой папа не оказался бы в тюрьме?

Она вскочила на ноги и потянулась к микрофону, прикрепленному к блузке.

Он поднял ладони вверх, словно капитулируя:

– Не переживай.

Потом улыбнулся зрителям. Видите? Я смутил знаменитого писателя детективов. Продемонстрировал вам ее уязвимые места.

Он снова поднял вверх ее книгу.

– «Незабытые грехи». В продаже с завтрашнего дня. Мэг Броган, спасибо, что присоединились к нам в «Вечернем шоу».

Прозвучали аплодисменты. В темноте началось какое-то движение. Послышался кашель.

Мэг отстегнула микрофон и бросила на стул. Она повернулась, спустилась с помоста и пошла к Джонаху и своему издателю, стуча по деревянному полу высокими каблуками, с горящим лицом. Статхакис поспешил за ней. Положил руку ей на плечо. Мэг резко повернулась к нему, пылая от гнева.

– Мы же договаривались, – тихо сказала она. – Не упоминать сегодня об убийстве моей сестры. Я не хочу, чтобы все обсуждали, что случилось с моей семьей двадцать два года назад.

– Прошу прощения…

– Да, конечно, – процедила она сквозь зубы. – Вы собирались использовать историю Шерри с самого начала, еще когда впервые заговорили о ней за сценой. Мне следовало… – Она почувствовала, как рука Джонаха обнимает ее за талию.

– Успокойся, Меган, – мягко прошептал Джонах ей на ухо, уводя ее прочь. Ее издатель встал перед Статхакисом, преградив тому путь.

– Оно того не стоит, – прошептал Джонах, выводя ее из студии.

Но слова Статхакиса преследовали ее в холоде зимней ночи.

Тайна, скрытая в глубинах твоей памяти, могла изменить финал… Или эту историю ты написать не сможешь…

– Расслабься. Все прошло нормально, – заверил Джонах, пока они с Мэг шли по набережной к ресторану на праздничный ужин. Вокруг вился ледяной ветер, принося соленый аромат океана. Фалы яхт стучали о мачты, волны раскачивали понтоны. Крошечные снежинки рождались в январской ночи и опускались Мэг на щеки. Пока они ехали в такси, по радио передали, что в Каскейдсе уже начался сильный снегопад.

– Кстати, выглядела ты сногсшибательно. А это – самое главное.

Мэг бросила на него сардонический взгляд. Он улыбнулся, и Мэг почувствовала знакомое притяжение. Темное шерстяное пальто очень шло Джонаху – сильный лоснящийся ягуар в городских джунглях. Расправленные плечи и легкая спортивная походка выдавали абсолютную уверенность в собственных неотразимости и интеллекте. Судебный психиатр, дающий частные консультации правоохранительным органам по всему миру, Джонах стал незаменимым источником информации о психопатологии реальных преступников для книг Мэг и нередко сопровождал ее на важные интервью. Плюс ко всему он обладал безупречным чувством стиля, едва заметным британским акцентом и исключительными финансовыми возможностями.

Внезапно Мэг захотелось просто прижаться к нему, расслабиться, полностью погрузиться в их отношения. Быть той женщиной, которая ему нужна. Но ее все равно не покидало чувство замкнутости, от которого никак не получалось избавиться. Напряжение. Словно слишком туго натянутый провод, готовый лопнуть в любой момент.

– Вот урод, – ругалась она, когда они начали подниматься ко входу, украшенному белыми огоньками. Порыв ветра бросил волосы ей в лицо. – Я же говорила перед интервью – убийство Шерри вне обсуждения.

Он открыл перед ней дверь ресторана.

– Почему?

Она замерла.

– Почему что?

– Почему оно вне обсуждения? Может, неплохо было бы извлечь это на поверхность, обговорить. Знаешь, возможно, он был прав, когда задал вопрос о твоих воспоминаниях в контексте Лалофса.

– Ой… Нет. Нет. Только вот не нужно твоих штучек, доктор Лоусон. Иногда люди просто совершают поступки, ладно? Не нужно объяснять все на свете детской травмой.

Но даже когда они сели за столик возле высокого окна, украшенного огоньками и выходящего на бухту, где под светом фонарей валил крупный пушистый снег, настроение у Мэг так и не улучшилось. Она положила на колени салфетку, пока Джонах просмотрел винное меню и заказал бургундское с виноградников реки Соны.

Когда официант разлил вино по бокалам и ушел, он сказал:

– Мэг, может, тебе правда стоит об этом написать. Вернуться и наконец оставить прошлое позади. Закрыть вопрос.

Мэг изумленно уставилась на него.

– Вопрос закрыт. Тайсон Мак мертв. Почему ты вообще заводишь об этом речь? – Она взяла бокал и сделала большой глоток вина.

Он приподнял бровь, пристально глядя на нее.

– Статхакис был прав насчет коммерческого потенциала, – Джонах взял бокал и осторожно повращал его. – И конец очень трогательный. Твой отец отправляется в тюрьму. Твоя мать…