Ренегат - Корнев Павел - Страница 10

Перевалившись на бок, я стянул с горевшей огнем ладони перчатку, сгреб с земли ледяное крошево и зажал его в кулаке. Алые точки на коже быстро тускнели и пропадали, а вот боль проходить не спешила. По лицу потекло что-то теплое и липкое; я высморкался и снегом оттер кровь с бороды. Затем немного поколебался и поднялся на ноги. Точнее, попытался: голова пошла кругом, в ушах зазвенело, перед глазами замелькали серые точки.

Когда наконец слабость оставила меня, от потустороннего тумана уже не осталось никакого следа. Проведенный ритуал надлежащим образом запечатал место силы, и незримая стихия быстро успокаивалась. Не пришлось даже долго медитировать, чтобы привести в порядок собственное эфирное тело; все получилось само собой.

Левая рука? Что ж, какое-то время придется потерпеть… Я кое-как натянул перчатку на негнущиеся пальцы и поежился от пронзительного осеннего морозца. Азарт схлынул, начал бить озноб, застучали зубы. Обычное дело – пока двигался, холода даже не замечал, а тут разом до костей пробрало.

Камзол толком согреть не мог, а верхняя одежда осталась в дилижансе, поэтому я без всяких угрызений совести позаимствовал плащ чернокнижника, брошенный тем у костра. Мертвецу он точно ни к чему.

Выбрав из пепла не до конца прогоревший стебель крапивы, я откусил с конца узел, продул полую трубочку и приложил ее к алому угольку. Затянулся – и дым наждаком продрал глотку, провалился в легкие, заставил закашляться. После двух или трех вдохов сознание окончательно прояснилось, да и боль в левой руке слегка поутихла и больше не заставляла скрежетать зубами.

Накинув капюшон, я встал у гранитной плиты, которую прочертило несколько трещин, и оценил проделанную работу. Упрекнуть себя было решительно не в чем. К чему ложная скромность? Справился на отлично, хоть экзаменационную комиссию вызывай.

Поборов мальчишеское желание помочиться на жертвенник, я вернулся к кострищу и раскрыл валявшуюся там сумку. Первым делом пересыпал себе из тощего кошеля монеты, затем пролистал исписанную убористым почерком тетрадь. Записи, схемы, формулы, расчеты. Все – зашифрованное, с наскоку не разобраться. Сейчас, впрочем, и не до того.

Вытряхнув мелочовку вроде огнива, перочинного ножичка и письменных принадлежностей прямо на землю, я перебрал имущество чернокнижника, не отыскал ничего интересного и тщательно прощупал сумку, но тайника не сумел обнаружить и там. Пришлось перейти к самой неприятной части обыска и заняться телом.

И вновь ничего. Я даже не поленился стянуть сапоги, проверить швы и подкладку камзола, но ни подорожной, ни лицензии не нашел. Те, пусть и фальшивые, могли послужить отправной точкой дознания, а так канонику придется полагаться исключительно на зашифрованные записи. Негусто. Ну да это не моя головная боль.

Поднявшись на ноги, я напоследок окинул обезображенное тело внимательным взглядом и вдруг заметил в снегу рядом с обрубком шеи золотую нить. Точнее – тонкого плетения цепочку. Потянул ее, выудил семиконечную звезду, а рядом с той качался…

Я выругался. Рядом со святым символом на цепочке качался серебряный перстень с золотым гербом Ренмельского императорского университета! При жизни покойник был лицензированным бакалавром тайных искусств, и это обстоятельство все определенным образом усложняло.

– Ангелы небесные! – горестно выдохнул я и отправился в обратный путь.

К моему возвращению дилижанс уже вытолкали на дорогу, хмурые мастеровые о чем-то вполголоса переговаривались и косо посматривали на Хорхе, стоявшего поодаль с арбалетом в руках. Заплаканная горожанка истово молилась, ее отпрыск сидел на козлах, присматривал за лошадьми и казался вполне довольным жизнью. В этом возрасте все, что не убивает и не калечит или убивает и калечит кого-то другого, кажется захватывающим приключением. По себе помню. Ничего, скоро пройдет.

Сильвио де ла Вега успел допить бренди, но этим не удовлетворился, опрокинул фляжку и ловил на язык срывавшиеся с горлышка капли. Заметив меня, он отвлекся от этого занимательного действа и с интересом спросил:

– Удачно, магистр? Мы слышали выстрел!

– Удрал, подлец! – соврал я, откинул с головы капюшон и усмехнулся. – Так улепетывал, что даже плащ бросил! Добротный плащ, между нами. Носить еще да носить!

Южанин глянул на меня с непонятным выражением и промолчал, зато подбежавшие мастеровые наперебой принялись требовать, просить и умолять поскорее убраться отсюда, пока не явился кто-нибудь еще. Уверен, от попытки завладеть дилижансом во время моего отсутствия их удержал исключительно арбалет в руках Хорхе.

– Молчать! – прикрикнул я на дородных мужиков и направился к выложенным в рядок телам. Мои штаны и так были изрядно заляпаны грязью, опасение вымазать их еще больше не остановило от того, чтобы опуститься рядом с мертвецами на колени.

Мастеровые приближаться не рискнули, а вот Сильвио подошел и встал за плечом, но не произнес ни слова до тех пор, пока я не закончил молиться. Лишь потом он покрутил головой и сказал:

– Читать заупокойную по тем, кого сам же и прикончил… Нет ли в этом определенной… неискренности?

Южанин словно опасался обидеть меня, но я лишь устало улыбнулся:

– Вовсе нет, сеньор. Я от всего сердца желаю душам этих лиходеев найти покой на небесах.

– Как благородно!

– Что вы! Один лишь голый расчет. Преисполненные небесной благодати души не помнят былых обид. А вот если по нелепому недоразумению меня отправят в запределье, не хотелось бы встретиться с озлобившимися скотами, которых, как вы изволили выразиться, сам же и прикончил. Там, внизу, ничего не забывают, знаете ли…

Сильвио поаплодировал.

– Склоняю голову перед вашей предусмотрительностью, магистр!

Не обратив внимания на прозвучавшую в голосе собеседника иронию, я принял похвалу как должное и повернулся к мастеровым.

– Эй, вы! Грузите тела на империал! Не собираетесь же вы оставить их на поживу лесному зверью?

Именно так те и намеревались поступить, и я бы с чистым сердцем предоставил хоронить останки разбойников людям местного сеньора, но обстоятельства вынуждали поступить иначе.

– Зачем это вам, магистр? – удивился Сильвио.

– Думаю, стражники захотят на них взглянуть. Возможно, кого-то удастся опознать, – пояснил я и вновь повысил голос: – Шевелитесь, бездельники! Вперед! Или пойдете дальше пешком!

Угроза подействовала наилучшим образом. Пусть мастеровым и не хотелось ни прикасаться к мертвецам, ни тем более везти их рядом со своими пожитками, но спорить с людьми, которые только что прикончили вооруженных разбойников, у них духу не хватило. Взялись за дело как миленькие.

Я как раз успел зарядить пистоли и в путь отправился во всеоружии. Кован занял место форейтора, а сеньор де ла Вега ехал рядом со мной на козлах, растирал оставленные веревками ссадины на запястьях и волком поглядывал на придорожные кусты. Несколько раз он доставал и встряхивал фляжку, но бренди в той не прибавилось ни на каплю.

Судя по болезненным гримасам, у Сильвио начиналось похмелье. Я бы ему даже посочувствовал, но у меня и самого раскалывалась голова, а в левую руку словно воткнули сотню отравленных игл. Или даже тысячу. Слегка помогали затянутые на запястье четки, но янтарь лишь холодил кожу, полностью избавить от боли священная реликвия не могла.

Дилижанс уже вывернул на тракт, когда де ла Вега тягостно вздохнул и с нескрываемой горечью произнес:

– Похоже, я проявил себя сегодня не лучшим образом. Хотелось бы мне думать, что всему виной бренди…

– Бросьте, сеньор! – великодушно ответил я. – Вам не в чем себя упрекнуть.

– Ну конечно… – криво улыбнулся Сильвио, и я оставил попытки его переубедить.

Меня мутило, хотелось остановить лошадей и растереть лицо снегом, да еще холодный ветер пронизывал до самых костей. Пальцев ног я не чувствовал уже давно.

– Не сочтите, будто лезу не в свое дело, – необычайно вкрадчиво произнес вдруг де ла Вега, – но каким чудом вам удалось отвести заклинание, магистр? Я своими глазами видел – призрачный шар летел прямо в вас.