Шерлок Холмс в России (Антология русской шерлокианы первой половины ХХ века. Том 3) - Шерман Александр - Страница 21

«Долой окоемовщину!» — правда, еще робко, разрозненно, но все чаще и чаще начинает звучать и у нас на родине.

В различных журналах и газетах уже появились более или менее обстоятельные статьи и заметки о вреде шерлоковщины и пинкертоновщины, а из разных мест, и что особенно отрадно и важно: от самих юных читателей, поступают время от времени, как показывают анкеты, такого рода заявления: «теперь читаю меньше, потому что стало надоедать», «стало скучно, потому что все небывальщина», «бросается в глаза явная ложь», «читаю, но редко, потому что там печатают все чепуху», «все старая каша», «все то же самое», «не читаю, потому что нашел более интересное чтение», «нашел более умные книги», «потому не читаю, что считаю вредными для науки», «нужно быть каким-то сверхъестественным существом, чтобы быть таким, каким описывается Нат Пинкертон; почему же не пишут про его неудачи, раз он простой человек», «такого удивительного сцепления обстоятельств, благодаря которому герой постоянно выпутывается из беды без малейшего для себя вреда, не может быть», «не читаю, потому что там есть разные глупости, и сочиняют их люди, которые сидят в тюрьме, и им не дают жрать, и они выдумывают всякую дрянь и пускают в чтение, за что и получают деньги» и проч.

Таким образом, под влиянием простого чутья жизненной правды, нарастает волна отрезвления от увлечения авантюрской литературой и в среде самих поклонников этой литературы.

Заразный период болезни как будто бы начинает проходить, но выздоровление еще впереди, так как грязные кумиры еще стоят на своих пошатнувшихся пьедесталах…

Господа, ускорить выздоровление зависит от вас самих. Для этого нужно только присоединить и ваши дружные усилия к нарастающему повсюду трезвому стремлению свергнуть эти нелепые кумиры окончательно, разбить их, растоптать их, уничтожить своим презрением и осуждением…

Проснитесь же!

Сбросьте с себя нелепый, навеянный грубо-эгоистической жаждой сильных впечатлений кошмар окоемовщины!

Поймите, что он не только унижает и оскорбляет вас: он, как тля, как ржавчина, разъедает все духовное ваше «я» — расслабляет вашу волю, извращает вашу мысль, загрязняет ваше юное благородное сердце.

И — обкрадывает вас.

Обкрадывает грубо, со взломом, заставляя вас так непроизводительно и с явным вредом для себя расходовать и ваше драгоценное время, и ваши молодые, кипучие силы…

Поймите и запомните также и то, что выбор материала для чтения имеет громадное значение для определения всей последующей личности человека.

Поэтому выбирайте книгу с разбором и не позволяйте процессу чтения руководить собой, а наоборот — сами руководите им.

Глядите, что и как читаете.

Если данное произведение доставляет эстетическое наслаждение — это, конечно, хорошо, ибо увеличение числа приятных минут и уменьшение числа неприятных только желательно.

Если же это произведение, сверх эстетического наслаждения, может дать и серьезный материал для мысли — это еще лучше.

Если же оно, в добавление ко всему сказанному, будит в вас и возвышенное настроение в той или другой форме, — это очень хорошо.

Наконец, если оно мощно возбуждает святые, благородные чувствования или вызывает отвращение к диким и низменным — это уже прекрасно.

Читайте последнее, — и тогда все эти пестрые книжки о сыске и преступлениях вызовут в вас только чувство омерзения и гадливости, как будто бы вам предложили съесть кусок протухлого мяса или окунуться с головой в грязную, вонючую, кишащую всевозможными паразитами трясину…

Вы помните, десять лет назад в Лондоне, в тихой и отдаленной улице Бэкер-стрит, у одинокого камина засел мечтательный и грустный отшельник, поэт, музыкант и сыщик, пленительный Шерлок Холмс.

У него артистически длинные пальцы, он меланхолик и, если у него тоска, он либо читает Петрарку[25], либо целыми часами играет на скрипке[26]. Он так хорошо понимает музыку, отчасти он сам композитор. В очерке «Союз рыжих» он спешит на концерт Сарасате и, вы помните, он говорит:

— В программе объявлено, что будет немецкая музыка, а я ее больше люблю, чем итальянскую и французскую. Она глубже, а это-то мне и нужно.

Весь вечер в безумном восторге сидит он в концертной зале и отбивает такт длинными тонкими пальцами. Он очень образован, написал по химии диссертацию и любит говорить афоризмами. «Опте ignotum pro magnifico»[27], — говорит он и может на память цитировать письма Флобера к Жорж Занд. Да, он сыщик, но он мог бы быть лермонтовским Демоном или Печориным, шпионство не ремесло для него, а — как он сам говорит — протест против жизненных будней, бегство от великой тоски. Закончив один особенно великий подвиг, вы помните, — он говорит:

— Это дело спасло меня от скуки. Увы, я чувствую, мной опять овладевает тоска. Вообще, вся моя жизнь — это сплошное усилие избавиться от будничной обстановки нашего существования. Эти маленькие задачки, которые я разрешаю, слегка облегчают мне бремя жизни[28].

Ах, мы так любим Шерлока Холмса. «Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес»[29].

В шпионстве он идеалист и поэт. Он шпионит ради шпионства, а не ради славы, не ради денег, не ради наград. Здесь он бескорыстен, как и всякий герой. И когда, после страшного напряжения всех своих сил душевных, после чудес наблюдательности и вдохновенных прозрений, после мучительных прыжков логики он, наконец, распутывает запутаннейшие узлы чужих козней и злодеяний, — как красиво и как величаво передает он тогда все нити от этих узлов бездарному инспектору Лестраду, а сам, тоскующий и одинокий, удаляется снова к себе в уединение на Бэкер-стрит.

Он презирает и деньги, и славу, и почести. Пусть все это возьмет себе бездарный полицейский инспектор, а с Холмса довольно собственного величия.

Как прекрасен он в такие минуты! Полицейский инспектор с изумлением спрашивает:

— Вы не желаете, чтобы в моем докладе по начальству было упомянуто ваше имя?!

— Не имею ни малейшего желания. Самое дело служит мне наградой.

Бедный полицейский инспектор, ему не понятна душа поэта. Он не читал «Строителя Сольнеса»[30]. Он не знает, что всякий подвиг — есть «вещь в себе». И ему ли понять это гордое слово, обращенное поэтом к поэту:

Но Шерлок Холмс, тот проникнут этими заветами насквозь. Ибо в нем каждый вершок — поэт. Искусство для искусства — вот его закон и пророки. А если он иногда и «требует наград за подвиг благородный», — то до слез умилительно читать, каковы эти награды. Вы думаете, деньги — о нет! Я никогда не забуду, как один презренный немецкий принц, которого Холмс только что пытался избавить от притязаний его прежней любовницы, сказал нашему поэтичному сыщику:

— Я вам бесконечно обязан. Пожалуйста, скажите, чем вас вознаградить. Вот кольцо.

Принц снял с пальца кольцо с очень крупным, конечно, изумрудом и протянул его на ладони Холмсу. Но что же делает Холмс? О, конечно, Холмс отрицательно качает головой и указывает глазами на карточку бывшей любовницы принца: