Сколько ты стоишь? (сборник) (СИ) - Сакрытина Мария - Страница 41

И мы отправились обратно — ещё быстрее, чем раньше.

Я обернулся, когда дверь в залу (башню?) с кристаллом закрывалась. И увидел, Элиас, две странные вещи. Даже не увидел — мне показалось, так что я не стал упоминать о них в рапорте. Но я уверен, они были: девушка, стоящая у кристалла — точь-в-точь королева. И возвышение в центре схемы, на которое не обратил внимания раньше. Оно напоминало жертвенник.

Второй вопрос, Элиас, я всё-таки потратил впустую. Но не давал он мне покоя.

Вечером — во внеурочно-позднее время к нам вдруг нагрянул Ален, консорт. Не в себе уж точно — одет небрежно, взволнованный, задыхается. Не замечая меня, бросился к королеве — та оторвалась от своей любимой книги и скучающе глянула на супруга.

Ален упал перед ней на колени и, заикаясь, принялся просить — как я понял, за кого-то из своих друзей. Или близких? То ли приглянулся этот «кто-то» канцлеру (а, может, и не ему), то ли ещё что, но по виду консорта ясно было, что случилось что-то ужасное.

Королева молча выслушала и поскучнела ещё больше. Откинулась в кресле, закрыла глаза — тут как раз на помощь прибыл Саймон и увёл беспомощно оглядывающегося принца. Королева же посидела, закрыв глаза, с полчаса, потом зевнула, села ровно и взялась за книгу.

Я поинтересовался, что случилось. Получил в ответ: «Это твой второй вопрос?» и счёл за лучшее промолчать.

Через час консорт ворвался снова, бухнулся перед королевой на колени и — довольно униженно — благодаря, попытался поцеловать ей руку. Волшебница поморщилась, а Алена снова увёл Саймон.

Я смотрел на неё, вспоминал слова Алена про «все они чокнутые» и думал, что королева тоже чокнутая, но очень по-своему.

— Почему ты на меня так смотришь? — раздражённо поинтересовалась она, а я вдруг выпалил:

— Почему у вас нет рабов? Настоящих, как у остальных волшебников.

Волшебница закатила глаза с видом «сговорились вы, что ли?». И ответила то же, что и канцлеру:

— Потому что я их слышу.

Я усмехнулся и заметил, что рабам наверняка можно приказать не шуметь.

— Дурак, — поморщилась королева. — Я слышу их чувства. Им можно приказать не думать — но не чувствовать! И к тому же, ещё никто не придумал заклинание покорности, у которого не было этого маленького побочного эффекта: часть сознания остаётся свободной. Ты представляешь, как она вопит от боли и ужаса? Вот её я-то и слышу — и слишком отчётливо, чтобы терпеть.

«А остальные?» — недоумевал я. Они что, не слышат?

Королева рассмеялась.

— А я тут самая сильная, а значит, самая чувствительная. Нет. Так — не слышат.

Я поймал её взгляд и быстро спросил: если бы она не слышала, это что-нибудь бы изменило?

— А ты, человек? Если бы у тебя была возможность получить волшебника в рабы, ты бы ею воспользовался?

Я не смог ей ответить, и она, довольная, снова взялась за книгу. Посмотрела на неё, отбросила и объявила, что у неё болит голова, и она идёт спать.

Я думал, что она уже ушла, и потому тихо, но всё равно вслух поинтересовался, зачем в мире вообще есть магия, если от неё одни ужасы. От того же меча хотя бы польза есть — он и защищать может. А магам волшебство служит только чтобы укрепить их власть — и извращённо ею пользоваться.

— То есть добру магия не служит? — остановившись в дверях, спокойно уточнила королева.

Я ответил, что есть, конечно, бытовая магия. Но если за неё надо отдавать детей, то какое же это добро?

— То есть волшебство — это извращённая, уродливая форма власти? — королева смотрела на меня в упор, и я опомнился. Но извиниться не успел — она фыркнула своё обычное: «Дурак» и захлопнула дверь.

Элиас, меня уже достал этот проклятый диван. И фыркающая королева. И, чувствую, после моей сегодняшней реплики, меня ждёт очередная пытка скукой.

Помолись за меня, что ли?

Твой,

Р.

21-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

рисую солнечных зайчиков. Они такие — длинноухие и светятся. Для свечения пользуюсь королевиной пудрой — она вроде не против. Ни королева, ни пудра. Ты тоже думаешь, что я спятил?

Ха, ты ещё эту коронованную ведьму не видел. Сидит на коленях перед тем креслом в дальнем углу, которым меня ещё в самом начале пугала, и разговаривает. То ли с креслом, то ли с мистическим двойником. Вот, уже целый день общаются. Продуктивно — если судить по тому, сколько бумаги королева извела. То сидит, бормочет. То к столу кидается, писать что-то начинает, схемы какие-то чертит. Вообще, говорят, ум за разум когда заходит, и не такое бывает. Лично я стараюсь быть незаметным. Ещё утром меня всё это пугало — сейчас хочется обсыпать королеву её светящейся пудрой, если сунется.

Около полудня заходил Саймон с ежедневной кипой документов. Поглядел на с жаром спорящую с креслом королеву, пожал плечами и преспокойно положил документы на стол, как обычно. На мой — вполне закономерный — вопрос также спокойно ответил, что «это нормально».

Кажется, таким макаром ещё через недельку-две я сам к канцлеру в гарем попрошусь.

Элиас, а ну как королева кусаться начнёт? А ну как она заразная? Точно заразная, ведьма же.

Пририсовываю тебе солнечного зайчика на прощанье.

Как же я устал от всех этих магов! Мрак!

Твой,

Р.

22-й день Близнецов, 587 год династии Декус-белли,

Королевство Кармина

Элиас,

я видел дракона! Настоящего! Дракона! За-ви-дуй!

Ну ладно, по порядку.

Иногда королеву тут показывают народу. Простому, я имею в виду, Элиас — тем, которые зверушки. Красиво, пышная процессия — ну, сам знаешь, как это. Королева ко всему этому относится, как твой племянник — только что пелёнки в знак протеста не пачкает. И не трескает игрушкой канцлера по лбу (а зря). Только ещё сильнее замыкается. Вообще, Элиас, ты бы видел — забавное, наверное, зрелище для того, кто в состоянии оценить. Представь — кортеж едет по красивому, как дорогая шкатулка, городу. «Зверушки» радуются, улюлюкают. В воздухе — цветы, чепчики и ещё какая-то чепуха. Коляска королевы вся в гирляндах, сверкает, как алмаз на солнышке. А физиономии у них с консортом — как на похоронах, ей-богу. Вот я удивляюсь: им кричат, их славят, их любят (пусть и не совсем от души, ну так и что же?). А эта королевишна смотрит куда-то в одну сторону, и её принц — в другую. Хоть бы за руки взялись, что ли? Да хоть бы помахали!

Ну, зато я извернулся и помахал. Ну, кто-то же должен! На меня тут же прилетел здоровенный цветочный венок, а, когда я, поддавшись общему веселью, принялся им размахивать, королева процедила сквозь зубы: «Уймись». Я в долгу не остался и поинтересовался, кто из близких у неё недавно умер. Судя по брошенному на меня взгляду — к безвременно усопшим скоро присоединюсь я, и смерть моя будет ужасна.

А что, Элиас — один раз живём. Гулять так гулять! Я вспомнил, как ты после второй бутылки синтской горяченькой парад принимал у кадетов — и отрывался на всю катушку. Народ улюлюкал, я словил ещё парочку венков. Консорт, глядя на меня, посмеивался уголками губ, королева отворачивалась.

Тогда появился дракон. Я сначала его за птицу принял — только удивился: летела эта птица не плавно, а как летучая мышь (разве что не так стремительно). А потом вдруг парить стала — и над нами. Мы к дворцу человеческого лорда, отца консорта, как раз подъезжали — так шпили с узорчатыми загнутыми крышами здорово обзор закрыли. Я вертелся, шею выворачивал, а один раз даже вклинился между королевой и консортом — дракон как раз между шпилями вилял (прямо как я, только изящней).

Вот тогда я и почувствовал (к чести королевы — впервые) работу браслетов — меня потащило к своему месту на подушках, как на верёвке.

— Да уймёшься ты или нет! — выплюнула королева, делая рукой какой-то знак.

Меня отпустило, я смог сесть удобнее — и, снова вывернув шею, истово поинтересовался, что это там такое летает.