Парижские дамы (Веселые эскизы из парижской жизни) - Нейман Л. - Страница 10

Мы.

Это правда, Берта.

Берта.

По необходимости они должны сдерживаться, чтобы сохранить в себе хоть что-нибудь — а то каждый без жалости выбросит за окно выдохшийся букет.

Мы.

Именно.

Берта.

Уже целые три месяца распечатываю я здесь или дома все письма, адресованные m-lle Шарлотте; те из них, которые ничтожны или сплошь приятны по содержанию — показываются ей, другие я задерживаю.

Мы.

Как задерживаешь?

Берта.

Да, — они сообщаются ей после, когда будет можно.

Мы.

А ведь, право, недурно придумано; но между теми-другими письмами бывают, чай, письма с таким и сяким содержанием? а?

Берта (холодно).

Да, разные бывают письма!

Мы.

Ну, а если письмо требует необходимого, немедленного ответа?

Берта.

Что же, я отвечаю.

Мы.

Ты отвечаешь!..

Берта.

M-lle облекла меня полным доверием; она знает, что то, что я сделаю — сделаю недурно.

Мы.

Ну, в этом и я так же, как она, не сомневаюсь, но…

Берта.

Есть здесь, например, один господин, который пишет нам аккуратно каждый день. Конечно, его письма лежат у меня в кармане. Но со всяким нужно обойтись с уважением, как следует, даже с мужчиной, не правда ли?

Мы.

Да, Берта, даже и с мужчиной.

Берта.

Я настрочила ему письмецо, которое, по моему мнению, вышло не дурно. Пожалуй, если хотите, я не прочь прочесть вам его; оно еще не отправлено на почту.

Мы.

Оно с тобой?

Берта.

Вот оно. Как видите, оно написано на листе гербовой бумаги — это для того, чтобы придать большую важность его содержанию.

Мы.

Посмотрим, что такое.

Театр-водевиль, Канцелярия дирекции.

Париж, 20 Марта 1870 года.

Милостивый государь.

Хотя я вообще не имею обыкновения отвечать на любовные письма, адресуемые моей госпоже, но, не в пример прочим, делаю исключение из этого правила собственно для вашей милости, так как, по слогу ваших писем, вижу, что вы искренне любите мою госпожу, милостивый государь! Эта любовь большое для вас несчастье! да, очень большое несчастье. Как точная служанка и из особенного участия к вам считаю своею обязанностью сообщить вам следующее: m-lle Шарлотта в настоящее время замужем уже в третий раз. Она мать семерых детей, для прокормления которых едва хватает получаемого ею содержания. Относительно ее моральных качеств сообщаю вам, что она страдает ревматизмом, кроме того она, раздетая, представляет из себя совершенное подобие фигурам, выставляемым напоказ в окнах бандажных магазинов.

Вместе с сим имею честь быть, с полным уважением к Вам, м. г., вашей покорной и преданной слугой.

Берта Бругикан,

Горничная m-lle Шарлотты, примадонны Императорского водевиль-театра.

Берта.

Ну?

Мы.

Написано превосходно; но содержание не отрадно.

Берта.

Ну вот еще! Если бы мы выслушивали всех, то театр скоро бы был закрыт.

Голос (издалека).

Юлиана, животное! скоро ли ты придешь?

Берта.

Ах, это значит, акт скоро кончится. М-me Лаура хочет прижигать свои волосы. Ужасно злобна эта госпожа Лаура.

Мы ничего не возражали. Возвратилась Шарлотта. Берта поднесла ей стакан сиропу из шелковичных ягод.

Недавно как-то мне пришлось обедать у г-жи де Кларой.

Эта дама живет в первом этаже одного из домов улицы Вивьен.

В первом же этаже дома, находящегося как раз напротив, помещается мастерская и магазин модных товаров. Там в рабочее время виднеются молодые шляпочницы, сидящие у длинного стола; там приготовляются маленькие, хорошенькие шляпы. Лишь только они бывают готовы, их сносят вниз, в лавку; там, за зеркальными стеклами, развешиваются они на длинных палках из красного дерева, имеющих удивительное сходство с некоторыми англичанками, приезжающими зачем-то в Париж в октябре месяце.

В этот вечер мне нужно было повидаться с мадам де Кларой. После обеда я остался один в салоне, потому что мадам де Кларой ушла одеваться.

Я уселся в покойное кресло около окна, лежавшего прямо напротив заведения, и принялся за наблюдения, не будучи видимым.

В мастерской было восемь молоденьких и недурных собой девочек, из которых одни казались утомленными и вялыми, другие, напротив, с веселыми лицами болтали и пели. Казалось, что они вовсе не обращали внимания на материи, лежавшие перед ними на столе: вероятно, эти госпожи только что пообедали и наслаждались послеобеденным кейфом.

Одна из этих девушек казалась задумчивой и сосредоточенной, тогда как другие были ветряными и сумасбродными. По месту, занимаемому ею, и в особенности по ее серьезному лицу можно было догадаться, что она была директрисой, т. е. главной мастерицей и закройщицей.

Она задумалась над шляпой, поэтической, импровизированной шляпой, созданием ее собственной фантазии, та-кой шляпой, которая была бы в пору только одной голове из всех мирских голов; она никогда не видала этой головы, но тем не менее о ней мечтала.

Одной рукой она поддерживала склонявшуюся вниз от множества объявших ее мыслей голову, другая рука сонно висела вдоль стула, как бы доказывая этим, что теперь духовная ее сторона вполне преобладает над физической.

В этом положении она пробыла несколько минут, потом внезапно обратилась к столу, с живостью схватила кусок лилового газа, перед ней лежавшего, не раз примерилась к нему, рассмотрела его со всех сторон, переворотила его и сложила, образовав различные формы, затем развернула его, растянула у себя на коленях и вдруг, схвативши ножницы, начала резать.

Мысль перешла в действие.

Она сказала: да будет шляпа! И будет!

Однако с завершением творения нужно было поторопиться: можно было рассчитывать только на один час приходившего к концу рабочего дня. По призыву мастерицы все молодые девушки принялись за работу, каждая за уделенную ей часть общей задачи.

Одна должна была сделать пол шляпы, другая форму, та руло, эта обшивку.

С симпатией смотрел я на то, как взапуски одна перед другою работали ловкие работницы, на их фехтованье длинными иглами и ножницами.

Через каких-нибудь 1/4 часа все грубые работы по сооружению шляпки были сделаны. Оконченное по порядку сдавалось директрисе. Только ей, истинному художнику и архитектору, подобало сплотить разбросанные элементы в одно целое, вдохнуть жизнь, придать форму и тем привести мысль свою в исполнение.

Ловкая шляпочница укрепила форму и пол шляпки на картонной голове, бывшей у нее на коленях; затем она сплотила между собой эти две важные части головного убора посредством нескольких швов иголкой. Далее, через несколько мгновений, ловкие пальцы художницы уже одели газом оживающий скелет в различных живописных складках, на-конец, они же устроили между полом и формой миловидный двойной бордюр.

Все это произведено чрезвычайно быстро и с невероятною скоростью.

Молоденькие девочки, выполнившие каждая свою отдельную задачу, следили любопытными и внимательными глазами за занимательной работой — как их отдельные выполнения принимали вид одного гармонического целого. Между тем, шляпочница, вся погруженная в свое творение, шутя подвигала его дальше. Она подняла шляпку на своей руке в вышину, сделала ею полукруг, осмотрела ее со всех сторон, обращая ее вправо и влево, время от времени нажимая другой рукой на край пола, она выправляла складки газа, придавая таким образом совершенство, соразмерность и красоту всему деянию.

Но это было еще не все.

Впереди была важнейшая и труднейшая часть задачи.

Теперь дело шло о том, чтобы нанести в надлежащее ему место букет цветов.

Всякий, кто только может понять, поймет теперь, что наступила решительная минута, что от искусства прикрепления букетов цветов или перьев зависит вся судьба шляпки. Да, тут есть о чем подумать!