Парижские дамы (Веселые эскизы из парижской жизни) - Нейман Л. - Страница 14

— Куда, милостивый государь? — крикнула мне привратница.

— В первый этаж, к купцу полотняных товаров.

— В первый этаж? там живет мебельщик.

— Ну, так во второй.

— Там живет отставной чиновник.

— Ну, я — в третий!

— Как так? Что вы, смеетесь, что ли, надо мной! Принимаете меня за дуру? — зарычала женщина-цербер и захлопнула форточку. Итак, все это опять-таки обман. Итак, западня — не миф и я избег ее только благодаря своему благоразумию. Поставлена она была так ловко, что, по всей вероятности, она — результат ежедневной практики. Но теперь рассчитанная холодность моего письма ослабит несколько огонь сельской батареи и положит конец любовным излияниям.

Что вы теперь скажете о деревенской простушке? Разве она не может помериться с парижскими ветреницами?

Я заключаю этот рассказ, как басню, хотя это вовсе не басня, следующею моралью: поклонник прекрасного пола, не доверяйся девушке, не имеющей во время дождя зонтика для укрытия от оного, у которой есть тетка и которой нужно покупать полотна.

В Париже находится большое количество домов, известных под именем table d’hotes и содержимых бывшими лоретками; там, после общего стола — танцуют, и при случае играют. Эти собрания бывают обыкновенно очень веселы, потому что составляются из беззаботных голов — богатых чужестранцев, ищущих удовольствия женщин и праздношатающейся молодежи. Греки нижнего разряда находят там себе помощниц в различных Цирцеях и Армидах, обязанность которых — увлекать это смешанное общество. Более или менее приятные дамы пристают здесь к играющим, как жадные слепни к скотине; они наполняют все подобного рода заведения в разных частях города. Но полиция, объятая страстью к исправлению нравов, объявила им войну и усердно охотится за ними.

Прежде их дома были открытыми игорными домами, доступными для всех; но теперь они открываются с большою предосторожностью. Теперь для доступа туда требуется формальное представление, впрочем, условия его не тяжелы. Нравственных качеств не требуется. «Есть у него деньги? — тихо спрашивает хозяйка посвященного, который приводит ей нового рекрута. — Он не шпион? В таком случае, милости просим!»

Новичок, не чувствующий особенного пристрастия к игре или совершенно не знакомый с этими трущобами, найдет там общество, которое на первый раз внушит ему уважение.

По крайней мере половина мужчин украшена различными кавалериями; дамы украшены Сен-Амарантом, Меринкаль или Св. Луцией; взгляды их так пламенны, что могут изжарить новичка. Хозяйка обыкновенно или дочь какого-нибудь колониста с острова C.-Доминго, или вдова штаб-офицера, убитого при освобождении Мореи. Обеды бывают и хорошие и плохие, смотря по прихоти хозяйки и по состоянию колеблющегося кредита ее у зеленщика и мясника.

Новичок ставится под покровительство какой-нибудь достойной любви соседки; он, как благовоспитанный провинциал, считает своею обязанностью каждый раз после стола предложить ей бутылку шампанского. После стола танцуют немного, чтобы не привлечь внимания полиции; но раскладывают столы для ландскнехта, baccara или dix points. Последняя игра преобладает в этих домах. Соседка садится около провинциала, интересуется его игрой, наступает ему на ногу под столом; он в рассеянности не замечает, что ручка его соседки под столом и различными знаками передает его игру партнеру.

В этих домах принято обыкновение тасовать карты после противника — так велико обоюдное доверие и утонченная вежливость, властвующие там.

Впрочем, выигрыши и проигрыши ограничиваются здесь небольшими суммами; поэтому венгерские магнаты, польские князья и бразильские генералы по необходимости должны довольствоваться очень умеренными доходами; большей развязности операций препятствует полиция. Она в особе комиссара часто вмешивается в подобные забавы. Комиссар не ленится взлезть куда-нибудь в пятый этаж к даме, которая держит игру. Он крадется осторожно, как кошка за мышью. Вдруг входит в камеру заседания, берет светильник, записывает имена игроков и уводит в префектуру даму-председательницу, несмотря на ее орденский крест. Так кончается комедия, автору которой полиция не оказывает большого снисхождения.

Игра почти всегда бывает страстью горячих и нервных натур; понятно поэтому, что женщина, у которой все основано на нервах и ощущениях, пристрастна к игре уже по одному своему темпераменту.

Игра случая, колеблющаяся судьба поля битвы, возбуждение, происходящее от неуверенности и неизвестных результатов — все эти обстоятельства, связанные с игрой, подстрекают женщину; восторг и отвращение, гнев и радость, удовольствие и боязнь — через этот ряд противоположностей проходит настоящая женщина в продолжение всей своей жизни, и с ними она умирает. Мне рассказывали, что между куртизанками высшего разряда и между обыкновенными лоретками квартала Бреда, в тех кругах, где игра в любовь уже не возбуждает более участия, — демон баккара, ландскнехта и железных дорог[10] увлекает всех в всеобщее разорение и погибель.

Назад тому каких-нибудь два-три года у одной очень знатной и титулованной куртизанки были накрыты два элегантных шулера с фальшивыми картами и представлены в суд. Французская знать сама свидетельствовала против них на суде и поэтому, вероятно, об этом скандале помнят еще и теперь.

Есть женщины-игроки, которые тоже, вероятно, хотят что-нибудь выиграть, но разыгрывают по преимуществу сами себя; это по преимуществу занимательные девицы из части города Notre-Dame des Lorettes; их каждый проходящий мимо кофейного дома может видеть сидящими с картами в руках. Играют они в обыкновенные игры, Rammes или trente et un[11] и больше для того, чтобы дать возможность желающим любоваться ими. Партии разыгрываются с таким лихорадочных усердием, что часто продолжаются с утра до обеда.

Лишь только окончится обеденное пиршество, возвращаются они с трепетом опять к игре и, чтобы им не мешали, они забиваются куда-нибудь в первый этаж в уютный уголок! «Живо ковер и карты! Не дожидаясь кофе и прочего!»

С первой минуты игра идет оживленно. Пока карты тасуются и вскрываются, пальцы нетерпеливо перебирают марки, глаза блуждают, лица разгораются, сердца трепещут; кризис ужасен. Наконец слышится вздох и в тоже время восклицание.

— Trente et un, — объявляет m-lle Фантазия.

— Brelan de rois[12], — отвечает m-lle Розовая почка и обе сияют радостью вплоть до начала новой игры.

Наконец полночь; газ тухнет, камин потухает и слышится торжественный возглас garçon’a: «Сейчас запираем!»

Как, запирают? Великий Боже! Это им кажется равносильным возгласу:

— Сестры! — вы должны умереть!

Если им не жаль времени, они продолжают игру у m-lle Фантазии, героини Rammes’a и trente et un.

M-lle Фантазия живет в очень миленьком жилище, в улице Фонтана. Она очень изящная дама и через это она приобретает время и средства для карточной игры.

Она недурна, не смотря на то что красота ее уже созрела и принесла плоды, одевается со вкусом и изящно; посещает всевозможные общества; не сближается с игроками своего круга; ей известны правила игры в Бадене и Гомбурге[13].

Иногда она принцесса — парижанка с иностранным выговором, как m-me Меттерних.

Вы ее знаете или можете узнать, изучить, потому что она везде: в Монако — зимой, в Петербурге весной. В Бадене и Гомбурге летом, в Париже — осенью. Это изящная аристократка, необходимая принадлежность всех столиц, вод и игр. Эта женщина достойна поклонения. Говорят, в 30 лет она вдова уже в 3-ий раз и разъезжает теперь по Европе, отыскивая четвертого. Слезы, которых она пролила множество при своих несчастиях, не испортили, однако, ее прекрасных глаз. Она поддерживается во всех своих семейных несчастиях двухмиллионной рентой и страстью к игре, исключающей все воспоминания и мысли.