Импульс (СИ) - "Inside" - Страница 17

— У нас есть два препарата на такие случаи, доктор Кларк. Клонозепам и фероципам. Оба в ампулах, стоят рядом друг с другом. Вам назвать их отличия?

Нейрохирург молчит, поэтому Мосс переводит взгляд на Эмили.

Homo hopini lupus est, вспоминает она уроки латыни, человек человеку волк. Взгляд Мосса царапает, словно кратерный абразив — она видит в нем кусочки кипящей лавы. Где-то в голове мать нравоучительным тоном, чуть визгливо, наставляет: со всеми нужно уметь находить общий язык.

Но никто не учил ее расшифровывать волчий вой.

— Будьте добры, мисс Джонсон, скажите нам разницу.

— Угнетающее и стимулирующее, — едва слышно отвечает Эмили.

— Доктор Кларк, препарат на какую букву вызывает угнетающее воздействие? — елейным голосом спрашивает Мосс. — Даю вам подсказку. На ту же, с которой начинается ваша фамилия.

Кларк все еще молча просверливает его взглядом, и на щеках проступают красные пятна — то ли от стыда, то ли от злости. Эмили видит, как кончики ее пальцев начинают едва заметно дрожать.

— Я знаю. — Голос нейрохирурга звенит от гнева. — Нет нужды…

— Так какого черта?! — взрывается Мосс. — Какого черта вы, доктор, назначаете пациентке препарат, несовместимый с ее жизнью?! Вы что, разучились читать названия? Может быть, вам стоит взять отпуск? Мы найдем вам отличную замену! — Он все еще кричит. — Вы почти ее убили, Кларк! И то, что вы потом этот тромб достали, ничего не значит! Не будь тут вашей халатности, ничего бы не случилось!

Кларк смотрит на него так, как когда-то смотрела на Эмили, врезавшуюся в нее в коридоре — будто перед ней раздавленный таракан, которого надо обойти, а еще лучше — завернуть в газетку и убрать с глаз подальше. Нейрохирург поджимает губы, но молчит; только дышит чуть тяжелее обычного — Эмили видит, как ткань ее блузки поднимается и опускается в такт дыханию.

В комнате становится нечем дышать — словно дым начал обхватывать ноги Эмили, стягивать ее кости, забираться в легкие и зудеть там. Кажется: посмотри она вниз — и увидит языки пламени.

Если Кларк — вина этому, то все не к добру.

— Доктор Мосс, — подает голос молчавшая до этого Мелисса. — Дело в том, что в триста тринадцатой не сработала кнопка вызова персонала…

— Я не желаю ничего слушать! — отрезает невролог. — Вы даже не своими руками действовали, вы попросили медсестру! — Он ударяет ладонью по столу. — Это хуже, чем если бы вы просто стояли и смотрели!

Семь минут. Если она сейчас сумеет сбежать отсюда, то успеет долететь до учебного корпуса по служебной лестнице. Черт с ней, с одеждой. Одолжит у уже сдавших. Главное — отметиться, что пришла…

— Отстраняю вас от работы на месяц. Будете работать в клинике с оплатой по их ставке.

Это же не так страшно, думает Эмили. Какая ставка на клинику, меньше тысячи фунтов? Ничего, она живет на четверть этого; в конце концов, не такая уж и большая плата за почти смертельную ошибку.

А Кларк не успокаивается: разворачивает угольки, чтобы пламя било почти в лицо; резким движением встает со стула, одергивает безупречно выглаженную ткань блузки и, почти трясясь от гнева, ледяным голосом заявляет:

— Ищи мне отличную замену, Эндрю. Однажды у тебя это получилось. Это шоу для чего было, ты мне скажешь? Для самоутверждения? — Она вскидывает бровь. — Да ты просто сплошная драма. — Кларк аккуратно отцепляет бейджик и кладет ему на стол. — Спектакль окончен. Все свободны.

Пять минут. Надо бежать, тем более отпускают; всего пять минут…

Ведь такие Кларк еще будут в жизни, да?

Не будут.

— Стойте! — Эмили делает шаг вперед. — Подождите. Постойте! Это не она. Это я. Я перепутала.

Мелисса, выходящая из кабинета первой, оборачивается.

— Эмили…

— Джонсон, — предупреждающе шипит Кларк.

— Я перепутала препараты, — скороговоркой выдает Эмили, а у самой колени трясутся так сильно, что она едва держится на ногах. — У меня была ненормированная неделя, я ходила на курсы, потом еще работала с пациентами; так вот, это я их спутала. Доктор Кларк сказала правильно. Я не была достаточно внимательна, чтобы расслышать. Там так громко…

Мелисса смотрит на нее как на сумасшедшую.

— Мисс Джонсон. — Мосс садится в кресло и откидывается на спинку. — Уточните для нас, пожалуйста. Вы перепутали препараты намеренно?

Без трех минут.

— Нет, я просто не услышала, — словно заведенная, настроенная только на одну волну, твердит Эмили. — Я не расслышала названия. И внесла в карту неверное. Доктор Кларк вызвала бригаду и все исправила. Я сама виновата, подумала, что справлюсь.

— Не рассчитали силы, значит. — Мосс смотрит на нее. — А сразу вы не признались, потому что…

— Я испугалась. Не думала, что зайдет так далеко.

Ей страшно. Ей чертовски страшно — земля уходит из-под ног, небо за окном чернеет и обрушивается на голову. Эмили осознает, что сейчас что-то ломается, перемалывается, перелопачивается. Что-то внутри нее взрывается и сметает все на своем пути, в том числе и надежды. Часы показывают десять; опоздать никак нельзя, но, может быть, ей хотя бы разрешат пересдать?..

Пусть случится чудо, молится она. Пусть случится что угодно. Она поверит во что угодно, сделает что нужно, только пусть, пусть случится чудо.

Но бумажный самолетик мысленно опадает вниз, так и не долетев до стекла.

— Вы уволены.

Слишком предсказуемо, думает Эмили. Пусть скажет, что с завтра, пусть, пусть…

— Вчерашним днем.

Только не курсы, только не курсы…

— И, конечно же, все результаты в учебном центре будут аннулированы. Больница не может допустить к работе и повышению квалификации лиц, чью компетентность мы ставим под сомнение.

Эмили сгорает в пасти огня, охватившего ее тело; это словно пытаться казаться взрослее и крепче, принимая на плечи тяжесть земли, но не выдержать и опуститься к самому земному ядру.

Она не может сделать вдох.

Неисповедимы пути, думает она, выходя из кабинета, где-нибудь пересекутся еще две линии — ее и Кларк, все воздастся, а может, уже воздалось и нейрохирург сегодня вечером спасет чью-нибудь жизнь. А в авангарде не так уж и больно; страшно до чертиков, но не больно. Поэтому внутри у нее только черный, тянущийся патокой страх.

И больше никаких загаданных «завтра», никаких мечт, никакой музыки — собирая свои вещи из шкафчика, сквозь пелену слез Эмили роняет телефон на блестящий кафель, и трещина паучьими лапками разбегается по экрану.

Ты — светлая, всемогущая, со словами, бьющими в виски, стреляющими на поражение; да кому ты такая сдалась, кому нужен был этот героизм, зачем ты вообще полезла кого-то спасать?

Она в ярости ударяет ладонью о шкафчик, и металл отзывается всхлипом, таким же жалким, как и она сама.

Пора просыпаться.

Она, конечно же, стоит за ее спиной — так ангелы стоят за спинами своих подопечных — и халат, белоснежный, пахнущий лимоном, почти обжигает своей белизной.

Эмили не поворачивается — вещей не много, но они громоздкие, трудно поддающиеся упаковке, а ей надо успеть все собрать за полчаса, потом ее пропуск аннулируется. Ей бы зайти к Хиггинсу, только он, наверное, уже знает.

Самопожертвование стоило всех ее внутренних сил; о последствиях она подумать не успела.

— Оно того не стоило, — говорит Кларк. — Я бы не ушла, бога ради, Джонсон, он бы не посмел меня уволить.

Эмили молчит, и ее онемевшая спина пускает разряды боли под кожей.

Какая же она дура. Конечно, кто бы дал такой, как Кларк, уйти? На нее же тут все молятся, с безумной улыбкой вспоминает она. Спасительница мозгов, повелительница стволовых клеток; да ее бы в любой другой больнице с красной дорожкой встретили.

Глупая, глупая Джонсон!..

— Эндрю просто хотел почувствовать власть. Надменный, избалованный мальчишка.

Медсестра все еще молчит, пытаясь утереть слезы рукавом растянутого свитера. Кларк говорит дальше — что-то про свободу и урок, но Эмили ее не слушает.

Все было зря.