Счастливого Рождества с Джуди (ЛП) - Уэбстер К. - Страница 4

Я вырвал кружку из ее рук и задержал взгляд на пухлых губах. До сегодняшнего вечера мой член оставался в спячке, но теперь проснулся, испытывая голод и желание сделать сладкую миниатюрную мисс Холланд своей первой закуской.

– Идите, женщина, – проворчал я хриплым голосом, пытаясь успокоить свою эрекцию, что было трудно, поскольку Джуди стояла босиком посреди моей кухни, выглядя просто восхитительно.

– Без коктейля не уйду, – дерзко отозвалась она.

Я развернулся к ней спиной, надеясь скрыть стояк, и принялся делать еще порцию коктейля. Но внезапно напрягся, почувствовав тепло позади.

– Лимонный сок. Я знала, что есть секретный ингредиент.

Усмехнувшись, я развернулся к Джуди и протянул ей кружку.

– Это не было секретом. Вы просто не спрашивали.

Она склонила голову, внимательно меня рассматривая. Я не смог удержаться и перевел взгляд на ее горло. У меня едва не текли слюни от желания попробовать Джуди на вкус и посмотреть, как краснеет ее нежная кожа из-за моей щетины.

– Почему вы ни с кем не встречаетесь? – спросила она очень мягко.

Внутри тут же вспыхнуло раздражение.

– Не понимаю, о чем вы.

– Почему вы все еще не нашли подходящую женщину?

– Я уже находил, – прорычал я, – а потом ее у меня украли. Молния не бьет дважды в одно место, леди.

Джуди вздрогнула от моих слов.

– Ох... я имела в виду... то есть, я слышала про вашу жену и дочь... Мне очень жаль... – она замолчала, и на ее красивом лице отразилась беспомощность. – Я лучше пойду.

– Вы никуда не пойдете, – отрезал я.

Ее глаза расширились, но Джуди поступила мудро, оставив меня в гневе одного. Одна из дверей в доме хлопнула, и стоило мне задаться вопросом: плакала ли обычно не привыкшая к такому Джуди в моей ванной, как у меня перехватило дыхание.

Я должен был пойти за ней и извиниться за свое поведение.

Но вместо этого я сделал глоток бурбона и принялся готовить ужин, грохоча на кухне.

Ужин прошел спокойно и в полной тишине. Когда Джуди предложила помыть посуду, я просто махнул ей выйти из кухни. Я не был уверен, что именно она потом делала, но радовался, что Джуди ушла от меня подальше. Мне нужно было о многом подумать. Понять, почему эта женщина, похоже, зажигала внутри меня огонь, когда я вовсе не хотел гореть. Мне хотелось просто существовать. Почему Джуди не могла оставить меня в покое?

Горе, преследовавшее меня повсюду, тащило куда-то в пропасть и грызло изнутри. Оно выжигало мои внутренности в течение пяти лет. А Рождество было самым худшим кошмаром. Снег напоминал мне о том, чего меня лишили. Каждый год я с нетерпением ждал зимних каникул, чтобы напиться до беспамятства. Весь рождественский сезон проходил как в тумане, а потом я был в безопасности целых двенадцать месяцев.

Я провел около часа, полируя каждый дюйм столешницы «Formica» цвета авокадо. Даже кухня напоминала о моей боли. Мы с Дороти только успели отремонтировать ее, потратив на модернизацию целое состояние. Я содержал кухню в чистоте, словно Дороти в любой момент могла вернуться, чтобы полюбоваться тем, что сама с такой гордостью помогала создавать.

Боль выжигала грудь. Я сморгнул горячие слезы. Они были моим секретом и предназначались только мне. Однако теперь у моей агонии появился свидетель. Я ненавидел, что приходилось сдерживаться. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы Джуди видела меня в таком состоянии. Жалость – совсем не то, что мне нравилось. Особенно от женщины, которой под силу растопить мою ледяную кровь в венах.

Я вышел из кухни, но не заметил Джуди у огня, как ожидал. Вместо этого я расслышал ее сладкий нежный голос, напевающий «Санта Клаус приходит в город» и, последовав за звуком, обнаружил Джуди у входной двери. Мое сердце на мгновение остановилось при страшной давящей мысли, что Джуди уходила из-за моего угрюмого настроения. Но для нее было слишком опасно выходить наружу. Я не собирался терять еще одну женщину из-за ненастья зимой.

– Я нашла стопку нераспечатанных рождественских открыток на столе и решила вам помочь. Там был скотч в ящике. Надеюсь, вы не возражаете, – прощебетала она, прикрепляя открытку к одному из окон у двери.

Внутри поднялся гнев, сметая горе и старые воспоминания.

– Что вы наделали? – закричал я, заставив ее вздрогнуть из-за исходившей от моих слов ярости.

Джуди повернулась ко мне, ее рука дрожала.

– Этим нераспечатанным открыткам уже много лет, Кент. Я всего лишь хотела помочь, – ее темные волосы уже высохли, а щеки порозовели. Джуди прикусила нижнюю пухлую губу, отвлекая тем самым мое внимание.

– Рождеству не место в этом доме, – огрызнулся я, указав на ее творения на окнах.

Выпрямившись, Джуди подошла ко мне, тыкнув пальцем прямо мне в грудь.

– Возможно, так и должно было случиться. Каждый дом должен быть украшен, создавая праздничное настроение.

– Нет для меня в Рождестве ничего праздничного, – вскипел я, глядя на ее милое личико.

Взгляд Джуди потеплел, а ресницы затрепетали, коснувшись ее щек, когда она медленно моргнула.

– Дороти любила Рождество?

Имя покойной жены на губах Джуди ударило меня как кнутом. Я отступил, и моя спина ударилась о стену позади.

– Что? Как вы узнали ее имя?

Она поджала губы и подняла одну из старых рождественских открыток, адресованным нам с женой.

– Я очень сочувствую вашей потере, но, Кент, вы не можете так жить.

Закрыв глаза, я старался прогнать эмоции. Выносить красивую, но такую любопытную Джуди Холланд в своем доме было чересчур для меня. Я едва мог сдержать себя от внутреннего выгорания. Я снова распахнул глаза, когда Джуди успокаивающим жестом взяла меня за руки. Ее голова чуть склонилась, а розовые губы были немного приоткрыты. Мне захотелось поцеловать Джуди.

Мое сердце разрывалось от боли. Часть меня хотела оттолкнуть ее, поскольку целовать мисс Холланд в моем доме было бы предательством по отношению к Дороти. А другая половина напомнила, что Дороти больше не существовало, а Джуди была рядом – милая и красивая.

Прежде чем я смог себя остановить, я потянул ее на себя, пока Джуди не оказалась прижата к моей груди. Я освободил одну руку из ее пальцев и прижал к нежной щеке.

– Женщина, – хрипло выдохнул я, наши губы были в дюйме друг от друга, – вы не знаете, что творите.

И, очевидно, я тоже, поскольку прижался губами к ее рту.

Бурбон и корица, должно быть, и правда были пропитаны керосином, поскольку в тот момент, когда губы Кента коснулись моих, мое сердце воспламенилось. Словно огонь обжег грудь, живот, а потом пробрался до самой души. Тепло струилось по каждому нерву, когда я раскрыла губы, чтобы позволить этому мужчине целовать меня лучше, чем кто-либо раньше.

Его язык вырвался вперед и ударил по моему, будто мы участвовали в напряженной борьбе. Никто не стал отступать, я целовала Кента с таким же упоением. Все прошлые поцелуи теперь показались тусклыми и пустыми. Ласки же Кента Кауфмана были пропитаны отчаянной тоской. В отличие от всех остальных мужчин, Кент брал, что хотел, и не спрашивал разрешения. Было так волнительно, когда целовали с таким напором. Я никогда не чувствовала ничего подобного. У меня вырвался короткий хриплый стон. Смущение обожгло мою кожу, но, похоже, это лишь поощрило Кента. Он обернул руку вокруг моей талии и притянул ближе.

– Мистер Кауфман, – прошептала я у самых его губ, пальцами сжав его рубашку на пуговицах. На вкус Кент был как бурбон с корицей и ноткой табака. Такой манящий вкус.

Он застонал, принявшись зубами покусывать мою нижнюю губу. Я почувствовала его эрегированный член между нами и ощутила нараставшее возбуждение. Тетя Джорджина говорила, что для женщины естественно испытывать желание заняться сексом и нельзя позволять выдуманным в обществе правилам диктовать вам условия жизни. Конечно, у меня никогда ни с кем не было секса, но сейчас я была не против. Если бы Кент отнес меня в спальню, я позволила бы ему сделать со мной все, что он пожелает. Мои мысли были порочными и незаконными, все благодаря бурбону, сжигающему изнутри организм. Но внезапно Кент отстранился.