Люди в сером. Трилогия (СИ) - Юрченко Кирилл - Страница 29

По счастью для Михаила Исааковича, они почти приехали. Машина остановилась рядом с питомником. Георгий поспешил выскочить первым, чтобы помочь полнотелому Лазаренко выбраться из салона.

— Только долго не задерживайтесь, — недовольно пробурчал мужик. — Поздно уже.

Он ревниво удержал дверь, когда Лазаренко хотел ее захлопнуть, и сделал это сам — аккуратно, строго дозируя усилие. Уже идя к питомнику и обернувшись, оба заметили, как любовно водила попинывает машину по колесам.

— Уедет, и поди поймай машину потом, — побеспокоился Лазаренко.

— Не уедет. Из-за денег удавится, — не согласился Георгий.

— Вот так и появляется в людях жадность и чувство собственничества, — подметил старик. — А ведь давно ли вырвался из среды себе подобных?

— Мне кажется, оно не появляется, Михаил Исаакович. Оно либо есть, либо его нет. И с этим ничего не поделаешь.

— А вы сами никогда не хотели стать автовладельцем? Ведь это удобно.

— Не думаю.

— Не зарекайтесь, Георгий Ефимович. Поверьте, скоро жизнь станет такой динамичной, что без машины трудно будет себя представить. Возможно, я еще дотяну до этого времени. Хотя, черт возьми, это будет не самый лучший час человечества. Представляете — сколько людей, столько машин. Что будет!..

Так непринужденно разговаривали они, подходя к дверям небольшого деревянного строения, огороженного высоким забором, за которым, слыша их голоса и шаги, передаивались собаки. У входа, освещенного ярким фонарем, их встретил дежурный милиционер. Поскольку Георгий не раз бывал здесь, дежурный ничуть не удивился позднему визиту. Он узнал Волкова и козырнул. Видимо, парень только что вышел покурить, но спичек у него не оказалось: держа папиросу в руке, милиционер попросил огонька.

— Извини, бросил, — ответил ему Георгий. С досадой: ощущение было такое, что события последних дней вполне могли заставить его вернуться к дурной привычке.

А вот у Лазаренко нашлась зажигалка.

— Разве вы курите? — удивился Георгий.

— Нет, но всегда ношу с собой. На всякий случай. Когда-то дымил напропалую, а привычка осталась.

— Вот это я понимаю! — обрадовался дежурный. — А вы, очевидно, за Лаймой? — спросил он Георгия.

— За ней самой.

Когда они перешли во внутренний двор питомника, Лазаренко признался, что с детства побаивается крупных служебных собак.

— У вашей дочери собака тоже не маленькая.

— Она только на цепи рвет и мечет. А стоит и вправду сорваться — сама тут же в угол жмется.

— Да я это сразу понял. Так что вам бы не удалось ее на меня спустить, как хотели. Ведь хотели?

Лазаренко потупился, улыбнулся виновато:

— А вы, значит, и с собаками умеете обращаться?

— Так еще в армии на границе служить довелось. Наряд на страже Родины, видали такие фотки в газетах?

Старик показал на решетчатые ограждения, за которыми сверкали клыками лающие морды:

— Дальше не пойду. Что-то в них, знаете, есть такое чересчур грозное. Я уж лучше тут подожду.

— Не переживайте, Михаил Исаакович, Лайма вам понравится. Она еще никого не оставляла равнодушным.

Вскоре Георгий вернулся с собакой. На удивление Лазаренко, она и впрямь оказалась редкостно красивой, в чем он поспешил признаться: немецкая овчарка небольшого росточка, с огромными высокими ушами и необыкновенно смышлеными глазами, смотрящими из-под остро очерченных, как будто «все знающих» бровей. Она одарила старика рассудительным взглядом, обнюхала колени и туфли, вежливо вильнула хвостом и, проявив свой добродушный характер, дала себя погладить.

— Знаете, у нее в глазах больше человеческого, чем у многих людей, с которыми я знаком, — улыбаясь, как ребенок, заявил старик.

— Я же говорил. Она редкостная умница. Да, Лайма?

И собака, негромко тявкнув, радостно потянула Георгия к выходу. Видно было, что ей не терпится скорее заняться делом.

Когда они подходили к машине, водила буквально выпрыгнул из своей двери навстречу:

— О собаке мы не договаривались! У меня чехлы!

— Ничего с твоей машиной не будет! — сказал Георгий. — Она сука интеллигентная. Ей даже маникюр регулярно делают. Когти подрезают.

Водила усмехнулся. Поняв, что перед ним люди не простые, он сдался.

— Ладно, уговорил. А вообще, это неплохо сказано — сука интеллигентная… Надо запомнить.

Едва Волков открыл дверь, как Лайма прыгнула в салон и заняла не сиденье, а устроилась на полу, строго посмотрела на водителя, словно говоря: мол, не о чем беспокоиться.

— Смотри ты, какая умница! — подивился мужик.

Подойдя к больничному скверу, они прошли через ворота, сутки напролет открытые нараспашку. Чтобы ни с кем не объясняться на вахте за поздний визит, Лазаренко повел Волкова к отдельному входу, от которого у него были ключи. Оттуда они вошли в полуподвальный коридор. Сейчас здесь было необычно тихо — Георгий помнил, каким шумом он был наполнен вчера днем. А теперь отчетливо слышны были даже негромкие звуки — например, как тянет воздух носом принюхивающаяся Лайма.

— Давай, девочка, нужно постараться. Ты у нас лучшая, покажи класс, — говорил с ней Волков, ожидая, пока Лазаренко откроет дверь покойницкой.

— Сегодня никто не дежурит, — сказал старик.

В зале отделения было темно, и, после того как Михаил Исаакович исчез в этой темноте и, слышно было, щелкнул выключателем, свет зажегся не сразу. Но Георгия поразило, что Лайма содрогнулась всем телом, едва только открылась дверь. Как полагалось бывшему инструктору, он хорошо разбирался в собачьих повадках, а Лайму и вовсе знал лучше прочих розыскных собак, с какими ему приходилось общаться. Обычно, если где-нибудь поблизости прятался чужак, которого Лайма могла учуять, она тоже дрожала всем корпусом, но скорее в нетерпении, готовая в любую же секунду по команде кинуться вперед и превратиться из добродушного существа в опасную фурию. Но сейчас она была встревожена. Сильнее, чем когда-либо. Не испугана, однако близка к тому.

— Лайма, ты чего? — спросил Волков.

Постепенно зажглись все лампы, и стало видно, что в большом квадратном зале-коридоре, двери из которого вели в другие помещения, кроме Лазаренко никого нет. Да и не могло быть.

— Что-то случилось? — спросил заведующий.

— Михаил Исаакович, вы уверены, что здесь никто не остался из сотрудников?

— Едва ли, — немного задумавшись, но все же уверенно произнес Лазаренко. — Обычно, когда кто-нибудь остается, на два замка не запирают.

Меж тем Лайма осторожно просочилась через порог — только такую аналогию мог провести Георгий, наблюдая за ней. Собака принюхивалась к каждому стоявшему в зале предмету, но казалось, осторожничает и не решается подойти близко.

— Успокойся, девочка, — сказал Волков и погладил овчарку по голове. От его прикосновения она опять вздрогнула.

— Разволновалась, — тоже подметил Лазаренко.

Он провел их поочередно по всем комнатам. Георгий заставлял Лайму тщательно обследовать каждый угол, как будто кто-то незримый мог прятаться за стеллажами, на стеклянных или железных шкафах и под ними. Вошли в прозекторскую. К тому моменту Лайма постепенно успокоилась, словно убедившись, что бояться нечего. Теперь можно было переходить к делу. Волков достал из пакета оба свертка. Из одного вытащил кед, принадлежащий Коле Чубасову. Дал понюхать собаке. Натасканная на рефлексах, псина тотчас встрепенулась. К ней сразу вернулась живость. Она покрутилась по комнате, встала возле окна и гавкнула.

— Ну что ж, — обрадовался Георгий. — Мы можем с полным основанием считать, что Коля Чубасов был здесь не так давно, а значит, уже после своего увольнения.

Георгий развернул второй сверток. Это был плащ лысого незнакомца. Георгий еще не успел подать его Лайме, как овчарка снова отреагировала с беспокойством. Отступая от протянутой ей вещи, поджала хвост, заскулила точно так же, как в первый момент пребывания здесь.

— Что ты? — Георгий присел с ней рядом и погладил. Лайма поджала уши и прижалась к нему, норовя спрятать нос под мышку человеку.