Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный Аноним "Безбашенный" - Страница 33

— Володя, ну не смотри ты советских фильмов — особенно про войну — на ночь глядя, да ещё и без закуски! Наши киношники тебе так мозги засрут, что зомбиком станешь. Смотрел и я этот фильм. Потом затрахался искать в интернете этот долбаный «Энгельхен»! Поисковик выдаёт только фильм «Смерть зовётся Энгельхен», и звиздец! Я даже скачал его сдуру, полтора гига, прикинь! У меня трафик десять гигов в месяц, а я полтора на эту хрень просрал! Так хрен там! Нет, фильм тоже неплохой, но этой песни там ни хрена нет. А потом совершенно случайно наткнулся вот на эту пародию, узнал мотив и по «Лили Марлен» поисковик мигом выдал мне хренову тучу ссылок на оригинал. Так что звиздят наши киношники и не краснеют!

Солдатская интуиция обманывает редко — уже на следующее утро мы отправились в обратный путь. Снова горные тропы, снова ухабы и буераки, снова пыль, снова те же проклятые слепни — впрочем, и те же пикирующие на них стрекозы, об эскорте которых я позаботился при первой же возможности. Теперь мы, правда, уже не так спешили и выматывались куда меньше. Особенно я, поскольку значительную часть моей ноши усердно пёр на себе мой личный раб.

Простым иберийским рабовладельцем я заделался довольно неожиданно. В смысле — он сам напросился. Иду я себе под вечер, занятый сборами в долгий и изнурительный путь, никого не трогаю, ни о какой такой рабовладельческой карьере и не помышляю, и вдруг — на, получи, фашист, гранату!

— Прости, господин, позволь мне поговорить с тобой! — ага, тот самый пацан, что в заварухе дубинкой меня охреначить пытался.

— Ну, говори.

— Господин, возьми меня к себе в услужение!

— Прямо так сразу, гы-гы, да ещё и такого неряху? Ты бы хоть умылся сперва! — парень был в самом деле извазюкан так, что я и узнал-то его лишь когда он обратился ко мне.

— Мне нельзя, господин! Если меня узнают…

— Так, так… Выходит, ты в чём-то виноват и хочешь избежать наказания, спрятавшись за моей спиной?

— Я не виноват, господин…

— Но боишься наказания. Ну-ка, рассказывай, в какую историю ты собрался меня впутать! И смотри, я проверю, и берегись, если ты мне соврёшь!

Парень побуравил какое-то время взглядом землю, после чего с тяжким вздохом принялся рассказывать…

Нирул был сыном одного из кузнецов-оружейников Кордубы, и отцовское ремесло ему нравилось. Какая муха укусила его отца, вздумавшего вдруг отдать сына в ученики старому мастеру-металлургу с рудника Тарквиниев, он не знал, но перечить отцу не посмел. Со временем он увлёкся новым ремеслом и преуспел в нём — мастер даже задействовал его в выплавке драгоценной чёрной бронзы и в её обработке, доверив в этой сложной и ответственной работе почти всё, но держа в тайне те магические заклинания, без которых боги не явят чуда, превращающего смесь мягкой меди и порошка из хрупких самоцветов в твёрдый и упругий металл. Всем ведь известно, что ни ковка, ни металлургия без колдовства не обходятся, и пока ученик не овладеет им — не быть ему мастером. Нирул же считал, что давно готов к постижению великой тайны чёрной бронзы, и был страшно обижен недоверием наставника. На этой-то обиде его и подловили злоумышленники, пообещавшие выпытать у старика тайну и сделать ученика настоящим мастером в другом месте, если он поможет им. Он помог — сообщил нужные сведения об охране, нарисовал план рудника, подсказал удобные подходы. Старик-мастер погиб при нападении, но финикиец Дагон — предводитель нападавших — заверил парня, что успел узнать таинственное заклинание и обязательно сообщит его ему, когда они прибудут на нужное место — ведь его хозяину тоже нужен мастер по чёрной бронзе. Предвкушая долгожданное посвящение в великий секрет древних металлургов, Нирул безропотно следовал за отрядом наёмников, таща на себе увесистый вьюк, которым его нагрузили, пока Дагону не пришлось укрыться от погони в этом городишке, а затем нагрянули мы, устроили пожар и застрелили лучника, к которому Дагон приставил его в качестве подносчика стрел…

— И который прирезал бы тебя, если бы мы его не пристрелили! — закончил я за него.

— Но зачем ему это? — не понял парень.

— Ты ещё глупее, чем я думал! Ты веришь в то, что в руках у этих матёрых головорезов твой наставник погиб случайно?

— Конечно, господин! Зачем же убивать такого ценного человека?

— Чтобы Тарквинии остались без него, дурья башка!

— Но тогда его можно было просто увести. Им же нужен мастер!

— Это тебе сказал финикиец? А ты уверен, что у его хозяина нет своего мастера? Сколько лет выплавляется чёрная бронза?

— Уже много поколений, господин.

— Так с чего ты взял, что нет других мастеров, владеющих её тайной?

— Может и есть, господин. Но зачем тогда убивать меня? Разве помешал бы их мастеру ученик?

— Ученики у него и свои есть, а ты видел лица Дагона и его людей. Или ты забыл, как они поступают с теми, кто слишком много знает?

— Их лица видела и почтенная Криула, и её дети! Почему тогда не убили и их?

— Потому, что ПОКА они были нужны им живыми. Как и ты — в качестве носильщика — до поры, до времени…

Судя по основательно скисшей роже парня, он въехал и проникся.

— А теперь рассказывай, почему просишься ко мне, — вернул я его к сути.

— Я теперь пленник, раб, а начальник рудника не простит мне… А если моим господином будешь ты…

— Это я понял. Почему именно я, а не он или вот он? — я ткнул пальцем наугад в первых попавшихся из наших вояк.

— Ты отличился в бою, господин, и с тобой будут считаться. Ты воин почтенного Тордула, и начальник рудника не имеет над тобой власти. А ещё ты иноземец, и тебе местный слуга нужнее, чем нашим воинам. Вот поэтому…

— Ясно, — по крайней мере, он не льстил и не подлизывался совсем уж по-паскудному, и это говорило о некоторой порядочности, — А почему ты решил, что служба у меня будет лёгкой?

— Я так не думаю, господин. Но каков мой выбор? Раз уж вляпался…

— Хорошо, я проверю то, что ты мне рассказал. Если ты не соврал и не утаил ничего важного — я поговорю с почтенным Тордулом.

— Господин, если обо мне узнают раньше, чем у меня на шее появится табличка с твоим именем…

— Это я понял, не дрожи.

Я переговорил с нашим ментом, и мы с ним аккуратно порасспросили кое-кого из сослуживцев и пейзан — естественно, как бы невзначай. То, что мы выяснили, от рассказанного самим Нирулом в общем и целом не сильно отличалось, и выходило, что прегрешения его не так велики, чтобы втравить меня из-за него в серьёзные неприятности. А слуга из местных — тут парень просчитал ситуёвину правильно — мне и в самом деле пригодился бы. Тем более — обязанный мне избавлением от худшей участи.

Командир к моему желанию облегчить свою нелёгкую солдатскую долю отнёсся с пониманием — так делали многие, поскольку жалованье наше было весьма приличным, а рабы тут недорогие. И кажется, даже не слишком осерчал, когда выбранный мной раб наконец умылся, и его опознали. Наорал на меня, правда, когда «почтенная» Криула «разоблачила» подлого пособника своих похитителей, но решения своего не отменил, да и распекал меня скорее весело, чем всерьёз…

На обратном пути нам уже не требовалось ни таиться, ни спешить, сломя голову. Даже непривычный к долгим пешим переходам Серёга, сильно натёрший ноги во время нашего форсированного марша — его даже на мула пришлось тогда сажать — теперь нормально держал темп. Потери отряда составили трое убитых и пятеро раненых, из которых лишь один — «тяжёлый». Сущие пустяки, если учесть, что мы атаковали, а не отсиживались за стенами. Пейзане потеряли человек пятнадцать, да горцы десяток, но их это тоже, вроде бы, не сильно удручало. Главное — победили, задачу выполнили, да ещё и взяли неплохую добычу. Иберы горланили свои песни, мы — свои: