В постели с монстром (СИ) - Блэк Тати - Страница 21

— Я же вижу сам. Я что-то сделал не так?

С губ против воли сорвался нервный смешок. Сделал ли он что-то не так? О нет. Он сделал все слишком хорошо. Так хорошо, что она не была уверена в том, что именно ее он видел при этом с собой рядом.

— Я… хотела спросить кое-что, — наконец удалось ей выдавить из себя и, подняв голову, Нино посмотрела ему прямо в глаза, желая видеть их выражение в тот момент, когда она задаст этот, возможно, крайне идиотский, но такой важный для нее вопрос.

— Спрашивай, — ответил он просто.

— Вчера… когда мы… — она запнулась, ощущая, как стремительно иссякает в лёгких воздух под действием его выжидательного взгляда и, жадно сделав вздох, хотела было продолжить, но Герман ее опередил:

— Когда мы что? Тебя беспокоит, что мы не предохранялись? Ну да, тебе действительно есть о чем волноваться — как ты знаешь, я уже зарекомендовал себя как способный производитель, — криво усмехнулся Ильинский, то ли издеваясь над самим собой, то ли пытаясь пошутить, чтобы разрядить обстановку между ними. Но это произвело совершенно обратный эффект — Нино ощутила, как по спине пробежал озноб от мысли, что случившееся между ними может иметь последствия в виде беременности. И к этому она была совершенно точно не готова. С тех пор, как умер Виталик, она решила, что никогда не сможет, не рискнёт сама стать матерью.

Ужас, написанный на ее лице, Ильинский, очевидно, расценил по-своему.

— Что, боишься? — спросил он, склоняясь к ней ближе и едва ли не выплюнул ей в лицо:

— И правильно. Кто захочет видеть отцом своих детей такого урода, как я, правда?!

Услышав это, она буквально задохнулась от возмущения и наконец выпалила:

— Не в этом дело!

— А в чем же?

— Я просто хочу знать, думал ли ты о ней, когда спал со мной!

Она практически выкрикнула последние слова, сама испугавшись своего порыва. Но ещё страшнее ей стало, когда она увидела, какое выражение приобрело после этой фразы лицо Германа. Первоначальное ошеломление сменилось непроницаемой маской, которая вскоре разлетелась на осколки под действием злости, исказившей его черты в тот момент, когда он сказал ей в ответ одну-единственную короткую фразу:

— Ты что, дура?!

И просто вышел из столовой, хлопнув дверью так, что этот звук для нее прозвучал точно погребальный выстрел.

Думал ли он об Оле, когда спал с Нино? Мать-перемать… пожалуй, подобный вопрос мог прийти в голову только няне его ребёнка. И ошарашило это уточнение Германа настолько, что он растерялся так, что не смог и слова вымолвить.

Впрочем после того, когда вышел, хлопнув дверью, и когда остался наедине с собой, чтобы привести мысли в порядок, понял, почему Нино задала этот вопрос. Между ними почти ничего не было — только горячечная страсть и его желания.

Которые он ей не озвучил. Хотя, казалось бы, куда проще было бы просто сесть и обо всём поговорить, но он отчего-то считал, что верным будет поступить вот так. Умолчать обо всём, а отношения начать… с секса. И считать, что это в норме вещей — не обговаривать острые моменты, а просто спрыгнуть с места в карьер. Оказаться в постели вместе и…

И на что он рассчитывал? Даже у него, Германа Ильинского, имелось множество вопросов, на которые он не находил ответов. Так что же тогда говорить о Нино, которая вошла в его дом и семью, стала частью его привычного, на первый взгляд, уклада, но ничего о нём не успела узнать?

Разве не имела она права задавать свои вопросы?

— Ильинский, ты меня пугаешь.

Это могла быть только Ира, которая ворвалась к нему в кабинет без стука, зная, что она — единственный человек, которого он не посмеет выставить вон с порога. Вернее, была когда-то единственным человеком.

— Если не будешь ко мне вваливаться вот так — то и бояться тебе нечего, — буркнул он, откидываясь на спинку массивного кресла и обозревая результат своих трудов. Вся полированная поверхность стола была завалена разнокалиберными бумажными корабликами, которые он складывал битый час из всего, что попадалось под руку. Это помогало успокоиться.

— Готовишь флот к наступлению? — вскинула бровь сестра, без спроса присаживаясь на край стола, с которого предварительно убрала кораблики. И не успел он ответить, уточнила, переходя на серьёзный тон: — Что-то случилось?

— С чего ты взяла, что что-то случилось?

— Ну, просто… не узнаю тебя.

— Ир, давай не будем вот это вот всё разводить.

Ильинский поморщился. В данный момент ему напрочь не желалось, чтобы к нему в душу лез кто угодно. Хоть сестра, хоть сам Господь Бог. Он вообще ни с кем и ничем не хотел делиться.

— Ладно, я поняла. Умываю руки.

Она вскинула вверх ладони, будто признавала поражение, и перешла к другой теме:

— Ты в курсе, что у Нино на днях день рождения? Хотя, нет. О чём это я? Ты-то уж точно не в курсе.

Ира поднялась с края стола и заходила по кабинету. Ильинскому был слишком хорошо знаком этот её воинственный настрой. Наверняка уже напридумывала всякого — например, где они будут отмечать это событие, в каком составе и как. Ну и, разумеется, спрашивать о том, хочет ли этого Нино, не стала.

— Я не в курсе, но сам предложу ей отметить. Или ты хочешь собрать толпу? Плохая идея.

— Я знаю, что плохая. — Ира остановилась и, повернувшись к брату, пожала плечами. — Просто хочу, чтобы ты знал о дне рождения и что-нибудь придумал сам. Но если у тебя нет идей…

— Ира! Господи, ну что ты вечно как ураган на мою голову?

Неожиданно на душе стало как-то легко и спокойно, и Ильинский даже рассмеялся. Сестра подкинула ему отличную мысль — он устроит для Нино сюрприз, они вместе проведут вечер, узнают друг друга лучше. Может быть, это и не было самой блестящей идеей, но чем больше времени об этом Герман думал, тем правильнее ему казалось поступить именно так. Обсудить всё, что их обоих волновало, а поводом будет ужин на день рождения Нино.

— Всё, иди, пока я не решился сделать то, что мне хочется с того момента, как ты сюда зашла.

— Ухожу-ухожу. — Подозрительно покорная Ира направилась к двери, впрочем, на пороге повернулась и оставила последнее слово за собой: — И ты бы всё равно не решился.

И, смеясь, вышла.

Ильинскому одновременно нравилось и не нравилось то, что он испытывал по отношению к Нино. С одной стороны — ощущать, как в душе вновь оживают те чувства, которые казались давно забытыми и прожитыми, было удивительно. С другой — от этого и были все сложности. Ведь куда проще было оставаться просто отцом Алины, у которого работала няня Нино.

Герман остановился за дверью детской и даже дыхание задержал. Из-за неё слышался голос Нино — чуть приглушённый, но невероятно мелодичный, которым она пела колыбельную Алине. Ильинский передёрнул плечами, когда от толпы мурашек, побежавших по телу, ему почудилось, будто его ударило разрядом тока. Он осторожно приоткрыл дверь, но та всё равно предательски скрипнула, и голос тут же стих.

Сама Нино обнаружилась склонившейся над колыбелью Алины. Она поджала губы, как будто знала, что единственным, кто в этом момент мог войти в детскую, может быть только Герман.

— Когда она заснёт, я жду тебя в своём кабинете, — проговорил он шёпотом и прежде, чем Нино ответила хоть что-то, вышел, притворив за собой дверь.

Общению с женщиной ему тоже, пожалуй, придётся учиться заново. И совсем не так, как он привык это делать в последнее время. С этими мыслями Ильинский вернулся в кабинет, где принялся стряхивать со стола в мусорное ведро всё своё бумажное «художество».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нино появилась рядом минут через пять. Сначала тихо постучала, а когда он пригласил, зашла, оставив дверь приоткрытой, как будто ей нужен был шанс на то, чтобы сбежать от Германа в любой момент.

— Запри замок, — приказал Ильинский, устраиваясь за столом. В его голосе, помимо воли, послышались хрипловатые нотки, от чего по телу Германа вновь прошла дрожь, только теперь совсем иного толка. Нино повиновалась, и стоило только щёлкнуть замку, Ильинский добавил: — Подойди ко мне.