Похищенная, или Красовица для Чудовища (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 22

— Гален, не делай этого, — прошептала девушка, отводя взгляд от места наказания, и добавила, чувствуя, как её захлёстывает отчаянье: — Прошу…

Оказалось, что молить о чём-то садиста непросто. Язык не слушался, губы не желали шевелиться, и всё внутри Мишель противилось этому проявлению покорности.

И тем не менее, собрав в кулак всю силу воли и придушив на время гордость, девушка выдавила из себя:

— Пожалуйста, не наказывай их. Они же ни в чём не виноваты.

— Ещё не поздно занять их место, — холодная улыбка Донегана дала понять, что он остался равнодушным к её мольбам.

Роль палача досталась управляющему. Его Мишель уже успела возненавидеть почти так же сильно, как Галена, которого ещё совсем недавно истово любила. Девушка ненавидела омерзительную ухмылку Бартела, просвечивавшую сквозь смоляные усы, которые он по-франтовски закручивал кверху. Ненавидела звучание его низкого, надтреснутого голоса, охрипшего от табака. Проклинала за пренебрежение, что начинало сквозить во взгляде всякий раз, когда он на неё смотрел. Как будто дочь Вальбера Беланже была не свободной аристократкой, а купленной на торгах рабыней. Бессловесной куклой, доставленной в Блэкстоун для забавы испорченного мальчишки.

Впрочем — девушка горько усмехнулась — она действительно превратилась в бесправное, беззащитное существо. И благодарить за это следовало саму себя и мерзавку Мари Лафо!

А ещё Донегана. Приворот приворотом, но никакие чары не способны за столь короткий срок превратить обходительного, всегда такого улыбчивого молодого человека, эталон хороших манер и пример для подражания многим джентльменам, в чудовище. Значит, чудовищем он был и раньше.

Просто она, Мишель, об этом не знала.

— Начинай! — бесстрастно скомандовал Гален, обращаясь к управляющему.

Ответив на приказ хозяина кривой ухмылкой, исказившей его и без того отнюдь не привлекательное лицо, мужчина безжалостно сдёрнул с рабынь льняные сорочки. Сначала с одной, обнажая перед притихшими «зрителями» тёмную, покрытую испариной кожу. Пышную, напряжённо вздымающуюся грудь и округлый крепкий живот. Задержав на дрожащей девушке взгляд — жадный, голодный, опасный — Бартел шагнул ко второй служанке и то же самое проделал с её одеждой. Светлые лоскуты, в которые превратилось нательное бельё, опали на широкие бёдра несчастных.

Шена зажмурилась, Анвира заплакала, в ужасе глядя на управляющего. Широко распахнув глаза, следила она за тем, как мужчина смачивает сыромятную плеть в солёной воде, плещущейся в глубокой лохани у его припыленных сапог. Как стряхивает плеть, заставляя ту извиваться чёрной гадюкой, а потом не спеша обходит своих жертв по кругу, размышляя, с кого начинать и куда наносить первый удар.

— Надеюсь, радость моя, этот урок пойдёт тебе на пользу, — совсем близко, задевая дыханием мочку уха, послышался шёпот Чудовища.

Это было ещё одно прозвище, которым Мишель за минувшее утро удостоила в сердцах, и не один раз, своего тюремщика.

— Вижу, ты делаешь всё для того, чтобы я ещё больше тебя возненавидела, — огрызнулась девушка. Помешкав, бросила с вызовом: — Хочешь, чтобы проклинала тебя каждую минуту, во сне и наяву?!

Молодой человек безразлично пожал плечами.

— Чтобы сделать тебя своей, любовь мне ни к чему. Наоборот, в ненависти ты особенно для меня желанна. Непокорность, милая, тебе к лицу. — Чуть наклонившись, коснулся губами кончиков дрогнувших пальцев. Мишель отшатнулась от жениха сестры и поспешила скрестить на груди руки, отгораживаясь от него. — Ты становишься похожей на маленькую дикую кошечку, и, уж поверь, со временем я сумею превратить тебя в ласкового и покорного котёнка. А пока что ты мне нравишься такой, какая есть.

Небрежный взмах руки, и Мишель почудилось, будто воздух зазвенел, разлетаясь осколками, от истошного пронзительного крика рабыни. Багровая полоса отпечаталась на тёмной, блестящей коже, влажной от пота, крови и солёной воды.

— Прекрати! Сейчас же прекрати! — закричала Беланже не своим голосом. Дрожащими пальцами принялась вытягивать из тугого пучка, стянутого на затылке, шпильки, бросая их в потоптанную множеством ног траву и позволяя каштановой копне свободно лечь на плечи. — Доволен? Я сделала так, как ты хотел. Считай, что урок усвоен!

Усмехнувшись, Гален покачал головой:

— Видеть тебя с распущенными волосами мне хотелось раньше. А сейчас меня больше забавляет и привлекает это душещипательное зрелище. Продолжай! — холодно велел управляющему.

За приказом хозяина Блэкстоуна последовало громкое, отчаянное восклицание:

— Даже не вздумай!

Мишель больше не способна была видеть страдания девушек. Но и малодушно убежать, спрятаться за толстыми стенами дома, лишь бы не слышать полных боли и страха криков, тоже была не в силах. Да и не отпустил бы её Донеган, заставил бы смотреть до конца.

Казалось, рыдания Шены и слабые стоны Анвиры вырывались из глубин её естества. Будто плакали не рабыни, поплатившиеся за горячность и гордыню пленницы.

Плакала её душа.

Бартел не обратил внимания на приказ девушки, которую воспринимал не иначе как временное развлечение для наследника, и плеть, просвистев в воздухе, обожгла, точно ядовитый укус змеи, спину второй рабыни.

Кровь ударила в виски. Мишель вдруг подумалось, что окажись она на месте служанок, так бы сейчас не переживала. И раскаянье не терзало её изнутри. Багровая вуаль злости опустилась на глаза. До боли закусив губу, чтобы не начать кричать вместе с рабынями, девушка потянулась к шнуровке платья и стала быстро, насколько позволяли непослушные пальцы, её ослаблять.

Слуги, жавшиеся по-над стенами, зашептались, округлившимися от удивления глазами глядя на гостью своего хозяина.

— Ты что это делаешь? — нахмурился Донеган, покосившись на девушку и увидев, как Мишель быстро избавляется от одежды.

— Раздеваюсь. Разве не видно? — Беланже нервно дёрнула за рукава платья. Со всей силы, на какую только была способна.

Ткань жалобно затрещала, нехотя поддаваясь, сползая с тонкого хрупкого стана. Плечи и грудь девушки, едва прикрытая лёгкой полупрозрачной сорочкой, обнажились, вызвав среди слуг ещё более жаркие обсуждения происходящего.

— Ты ведь предлагал занять их место? Так вот, я согласна! — Заметив, как по лицу Донегана промелькнула тень недовольства и раздражения, Мишель с ещё большим жаром продолжила: — А твои рабы и твой управляющий будут на меня пялиться. Все, все! На меня… голую.

Тяжёлая ткань платья осела к ногам пленницы чернильной кляксой, через которую Мишель переступила, высоко подняв голову, и, сохраняя видимость бесстрашия, в одних панталонах, нижней сорочке и корсете шагнула к Галену.

— То, чем ты так жаждешь обладать, сейчас увидят все. Каждый твой раб. Вся твоя чернь. Может, прикажешь кому-нибудь из них помочь мне раздеться? Разрешишь им трогать меня своими грубыми руками, лапать мозолистыми пальцами. Даруешь своему верному псу надо мной власть, позволяя ему меня истязать. Что скажешь, Гален?

Плеть, зажатая в кулаке управляющего, поникла. Беря пример с остальных, Бартел заинтересованно смотрел на девушку, ожидая дальнейшего развития событий.

Донеган схватил бунтарку за локоть, больно впившись в нежную кожу пальцами, и яростно зашипел Мишель на ухо:

— Ты что это вытворяешь? Совсем умом тронулась?!

— Умом из нас двоих здесь тронулся ты! Из-за… — окончание фразы застряло в горле. Злые чары нью-фэйтонской колдуньи намертво запечатали девушке рот.

Мишель едва ногами не затопала от досады. Впрочем, о Мари Лафо думала она недолго; Гален снова, полностью и без остатка, завладел её мыслями. Куда сильнее флюидов гнева, что посылала Мишель ненавистной чародейке, были те, что исходили сейчас от её тюремщика.

Хищно сверкнув глазами, молодой человек ещё сильнее стиснул на нежном локотке свои пальцы и потащил девушку к входу в дом, цедя сквозь зубы:

— Сумасшедшая девчонка…

— Не пойду! — изо всех сил упиралась пленница. — Сначала вели их освободить!