Похищенная, или Красовица для Чудовища (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 37

— Оставь нас, пожалуйста.

Мишель вцепилась в сюртук младшего Донегана свободной рукой. Другую по-прежнему согревало прикосновение его пальцев.

— Давайте вернёмся в дом, — с наигранным весельем предложил Кейран, сделав вид, будто замаскированный под просьбу приказ не достиг его ушей. — Мисс Беланже, вы, кажется, не доели свой торт. Хотите сладкого? Ну и отлично! Ещё и вся дрожите… — участливо и с напускной тревогой. — Замёрзли? Как насчёт горячего чая? Или, может, чего покрепче желаете? Немного настойки из трав и чёрной патоки вам сейчас не помешает.

Холодно пленнице не было. Но она действительно дрожала. От страха, который ненавидела, но появление которого раз за разом провоцировал в ней Гален.

Мишель кивнула и слабо улыбнулась своему защитнику, хоть улыбки этой Донеган не увидел — по-прежнему прятал девушку у себя за спиной.

— Кейран, оставь нас, — зло сощурил глаза Гален. — Потом согреется. Я дам ей свой сюртук.

— Лучше всё-таки чаю, — тоненько возразила Беланже.

— Видишь, леди плевать на твой сюртук. Ей хочется чаю. Пойдём. — Горячие пальцы соскользнули с запястья и теперь крепко охватывали узкую девичью ладошку.

Гален не шелохнулся. А когда брат попытался его обойти, увлекая за собой пленницу, с силой дёрнул Мишель за локоть, пытаясь вырвать её руку из руки Кейрана. Девушка вскрикнула от боли, а в следующий миг её без церемоний отпихнули в сторону.

Ей бы радоваться, ведь план сработал: она ловко стравила братьев, теперь сверлящих друг друга ненавидящими взглядами. Сердце подпрыгивало в груди, как гуттаперчевый мячик, но точно не от радости. От всё нарастающего волнения и тревоги перед тем, что сейчас должно было произойти.

— Держи себя в руках, Гален, — в голосе младшего Донегана звучала сталь.

Мишель подумалось, так может звенеть затачиваемый о мрамор клинок ножа.

— Нет, это ты держи от неё подальше свои руки! — ощутимо толкнул брата в грудь Гален, так, что тот даже попятился.

— Иначе? — вызывающе.

Мишель почувствовала, как на шею петлёй нахлёстывается паника. Не было сил смотреть на маску, в которую обратилось лицо Галена. Холодный свет, вытекавший из древнего камня, серебряным оттиском ложился на заострившиеся скулы и высокий лоб Донегана, делая его неестественно, пугающе бледным. Покойник в гробу и тот румянее будет.

Словно пойманное в ловушку, это потустороннее свечение отражалось в глазах наследника. Глазах безумца, готового растерзать любого, кто осмелится посягнуть на его собственность, к коей Гален, несомненно, причислял и Мишель. Незнакомец, родной брат — неважно. Острым шипом вонзилось в сердце понимание: ради неё, отравленный губительной магией вуду, старший Донеган пойдёт на всё.

На любое преступление.

— Иначе наше с тобой родство тебя не спасёт, — тихо обронил молодой человек, в облике которого сейчас едва ли можно было отыскать хоть что-то человеческое.

— Вы говорили про чай… — заикнулась, дрожа всем телом, пленница, понимая, как неуместно и глупо прозвучала эта фраза.

На Мишель не обращали внимания. Сцепись сейчас братья, и разнять их ей точно не удастся. Придётся бежать за помощью. Но пока она до кого-нибудь дозовётся, пока сюда примчится прислуга… Мишель вся внутренне содрогнулась.

А спустя мгновение выдохнула с облегчением, увидев вырисовывающуюся в чернильной тьме долговязую фигуру Бартела. Впервые за время, что знала управляющего, девушка искренне ему обрадовалась.

— Мистер Донеган вернулся, — коротко обронил мужчина, и братьев словно ледяной водой из проруби окатило.

— Приехал?! — Не помня себя от счастья, «гостья» рванулась по направлению к Бартелу, чтобы проскочить мимо того и что есть духу мчать до подъездной аллеи.

Но была перехвачена управляющим и, сквозь гул, зазвучавший в голове, услышала, как Гален резко отдал приказ:

— Уведи её. Запри на чердаке.

— Я хочу поговорить с мистером Сагертом! — протестующе взвизгнула Мишель, с мольбой глядя на Кейрана. — Мне нужно!

Но младший Донеган, казалось, потерял к ней интерес. Даже не взглянув на пленницу, широким шагом направился к дому.

— Уведи её, — нервно повторил Гален и последовал за братом.

— Но!..

— Не заставляйте затыкать вам рот, мисс, — предупредил с усмешкой управляющей, щекоча Мишель своими усами, обдавая зловонным дыханием. — Это я сделаю с превеликим удовольствием. Как и много чего другого, после того как хозяин с вами наиграется.

Он весь казался Мишель протравленным ядом, пропитанным гнилостным смрадом, от которого невыносимо кружилась голова. А может, сознание мутилось от злости и беспомощности перед этим омерзительным человеком.

Сопротивляться было бесполезно. Дёрнувшись в последний раз, Мишель позволила увести себя, мечтая как можно скорее избавиться от тошнотворных прикосновений ненавистного выскочки и надеясь, что уже очень скоро всё разрешится.

Галену не удастся её прятать. Слуги, может, и смолчат, но Катрина и Аэлин точно молчать не станут. А может, у Кейрана в кои-то веки проснётся совесть.

Ведь он защитил её от брата сегодня. Что, если сдержит обещание и поможет обрести свободу?

Она своё обещание, пусть и неохотно, но всё-таки сдержала: позволила Кейрану Донегану себя поцеловать. И этот поцелуй до сих пор пламенел у неё на губах.

Сагерт Донеган задумчиво перебирал сигары в хьюмидоре, размышляя, на которой остановить свой выбор. Вайенские — самые крепкие, его любимые, обладали ярким послевкусием: приятной горечью, надолго остававшейся на языке. Хороший бурбон или дорогой варваросский ром только усиливали наслаждение от такой сигары, раскрывая новые грани её вкуса и запаха. В кульвийских самому богатому плантатору Юга нравился пряный дым, навечно впитавшийся в тяжёлые шторы и мебель кабинета. Но вот ощущение вязкости во рту после выкуривания панателлы являлось для мистера Донегана явным недостатком, с которым он не всегда был готов мириться.

Уж точно не сегодня.

Больше всего в окружающих себя вещах и людях (последние зачастую приравнивались хозяином Блэкстоуна к первым) Сагерт Донеган ненавидел обнаруживать недостатки.

Угрюмые сыновья, расположившиеся по разным углам кабинета, как борцы на ринге перед началом поединка, сейчас представлялись мистеру Донегану рассадниками проблем и неприятностей. Гален устроился на диване у наспех зажжённого служанкой камина, Кейран — в глубоком кресле. Поближе к графину с кукурузным виски, который не переставал себе подливать, и подальше от брата, косившего на него с неприязнью.

Хозяин поместья тяжело вздохнул. Вот в ком недостатков было не сосчитать.

— Тебя выгнали из Тенненса?

— Я сам решил уехать. Оставаться там было рискованно. — Кейран и не думал оправдываться перед отцом, потому как не сомневался в правильности своего решения.

Он ненавидел учёбу и ещё больше ненавидел наутро после превращения узнавать, что в кампусе университета на одного студента стало меньше. Последний, Лайонел, растерзанный «неведомым зверем», был его другом.

Другом, которого Кейран сам себя лишил.

— Тебе оставалось меньше года. Мог бы с собой побороться! — Хозяин Блэкстоуна швырнул сигару на стол, понимая, что ни дым, ни алкоголь успокоиться ему сейчас не помогут.

— Вспомни себя в свои первые годы. Получалось бороться? — Молодой человек раздражённо опустил бокал на широкий подлокотник кресла. С силой сжал хрупкий хрусталь в руке, рискуя превратить тот в обагрённое кровью крошево.

Кейран чувствовал, как тёмные чары — ядовитое семя, прораставшее в его плоти, пускает глубоко свои корни, становясь с ним единым целым. С каждым убийством яда шейвари в Кейране Донегане становилось всё больше, а сил противостоять губительной магии, наоборот, всё меньше. Раз в месяц она превращала его в безумца. Бороться с чарами — невозможно. Только не молодому волку, для которого охота — смысл жизни, и каждый удар сердца во время преследования добычи отмеряет секунды до достижения пика ни с чем не сравнимого удовольствия. Когда под тобой бьётся в агонии, умирая, жертва.