Повелитель моря (СИ) - Миллерова Агния - Страница 41

— Мне очень жаль, но уже слишком поздно. Я не могу спасти его. Всё, что я могу сделать — это облегчить его страдания с помощью лекарства, убирающего боль и приносящего умиротворяющий сон.

— Нет, — твёрдо сказал индеец, — когда духи наших предков придут за ним, он не должен быть одурманен!

— Увы, это будет очень скоро, — сказал доктор, вставая.

— И он уже не успеет сказать то важное, что должен, — словно продолжая мысль сеньора Антонио, задумчиво произнёс Анри и с сочувствием взглянул на умирающего. Он видел очень много смертей и убивал сам. Он привык к костлявой старухе, как и все находившиеся тут мужчины, но смерть молодых, ещё не познавших жизнь, не оставляла его безучастным.

Оглядевшись, Анри подошёл к Себастьяну и тихо приказал тому устроить привал. И тут же громкий и сильный голос капитан-лейтенанта приказал всем спешиться. Вытащив даги и сабли, солдаты стали прорубать наступавшие на дорогу джунгли, чтобы сделать место для бивака.

Старый индеец молча и, казалось, равнодушно наблюдал за действиями испанцев. Перебравшись под молодое, но уже плотно овитое лианой дерево, он сидел, облокотившись о его ствол и положив голову внука на свои вытянутые ноги. Анри отвязал от седла собранный для него слугой Фернандо мешок с провиантом. Окрикнув доктора и дона Себастьяна, он махнул им рукой, приблизился к индейцам и, бросив под себя плащ, сел рядом. Когда подошли Антонио и Себастьян, Анри уже вытащил из мешка хлеб, сыр и кусок колбасы. Подошедший первым капитан-лейтенант тоже уселся на свой плащ рядом с другом и поставил на землю принесённый анкерок с водой. Доктору досталось место напротив Анри и Себастьяна.

Нарезав дагой хлеб, сыр и колбасу, Анри краткой молитвой поблагодарил бога за щедроты и равными долями разделил их на всех, не забыв и старого индейца. Однако, вовремя вспомнив рассказы встреченного им однажды в Алтун-Ха монаха-францисканца о нелёгких путях становления доверия между двумя народами, снял сыр[93] и поделил его между Антонио и Себастьяном, предложив индейцу лишь хлеб и колбасу. Удивлённый такой невиданной щедростью, старик не сразу взял из рук испанского сеньора предложенную еду. Но по тому, как дрогнули его руки, принимавшие угощение, Анри предположил, что старику пришлось довольно долго обходиться без пищи.

Ели молча, но неторопливо, время от времени запивая щедрость Фернандо из его же бурдюка с призовым португальским, пуская его по кругу, но минуя индейца. Вино провело в кожаном мешке не так уж и много времени, но и этого хватило, чтобы у его отличного вкуса появился неприятный привкус.

Солнце ещё не добралось до зенита, но уже знатно припекало, немного уменьшив количество продолжавших наседать несносных насекомых. Влажный лесной воздух был неподвижным, тяжёлым и наполненным запахами разложения.

Закончив трапезу, по кругу пустили и анкерок с водой. В этот раз не забыли и старика. Оглядевшись, Анри видел, как еда и жара разморили людей, и они, утомлённые часовой тряской в седле и замученные проклятой мошкарой, буквально устлали своими телами очищенный от леса участок, стараясь использовать каждую минуту отдыха, выпавшего им таким неожиданным образом.

— Так что же такого важного твой внук должен был сообщить мне? — повернулся Анри к майя.

— Он видел, кто убил всех людей в нашей деревне, — сказал старик и положил ладонь на голову мальчишке, когда тот вдруг снова резко дёрнулся и слабо застонал.

— Ты знаешь? — не выдержав долгой паузы, поторопил Анри индейца.

— Нет. Но я знаю, что это не были испанцы. Они были одеты, как испанцы, у них было испанское оружие, но они говорили не на испанском.

— Это то, что рассказал тебе внук? — Анри напрягся, где-то внутри своего сознания чувствуя, что это действительно очень важное свидетельство, способное пролить свет на причины нападения индейцев на асьенду. Краем глаза Эль Альмиранте заметил, как замер дон Себастьян, внимательно вслушиваясь в слова старого майя.

— Расскажи всё, что знаешь! — приказал он индейцу.

— Я не был в деревне. Наш колдун… — старик вдруг замолк и покосился на Анри, опасаясь, что сказал лишнее, но, осознав, что теперь, когда в живых остался лишь он, это уже не имеет значения, и горько усмехнувшись, продолжил: — послал меня в лес за особыми кореньями. Я искал их три дня, а когда вернулся, то увидел пепел на месте наших хижин. И всех людей нашего племени. Они были мертвы. Их тела уже начали разлагаться. Упав на колени над телом сына, я стал призывать духов наших предков отомстить тем, кто это сделал. Среди трупов я нашёл несколько солдат, одетых, как и вы. Я уверился, что это были испанцы, — старик повернул лицо к Анри и в пристально посмотрел ему в глаза. Я решил идти к ицам в Эйшекиль, чтобы вместе с ними бороться против вас, пришельцев, которым мы покорились, приняли законы и веру, но кто пришёл и убил всех жителей деревни без всякого повода. Но когда я уже собрался уходить, я услышал, как кто-то зовёт меня. Вначале я даже подумал, что это духи пришли за мной, но потом я узнал очень слабый голос Быстроногого Оленя, — с этими словами суровый старик с невероятной нежностью глянул на внука и, положив вторую руку ему на лицо, прикрывая от мошкары, продолжил: — Он звал меня, укрываясь в кустах…

Старик снова умолк — в этот момент юноша забился в агонии. Доктор рукавом вытер на груди умиравшего проступившую по всему телу испарину и приложил ухо к сердцу. Через некоторое время он поднял голову и с сосредоточенным видом стал рыться в своём лекарском мешке. Выловив из его недр небольшую коробочку, доктор аккуратно открыл её и достал маленькое зеркальце в бронзовой оправе. Снова наклонившись над молодым индейцем, сеньор Антонио поднёс зеркальце к его посиневшим губам и долго рассматривал блестящую серебром поверхность. Старый индеец сидел, не двигаясь, лишь по тому, как каменело его лицо, можно было догадаться, какая боль всё сильнее и сильнее сжимала его сердце.

— Его душа покинула тело, — констатировал доктор, выпрямившись и пряча зеркальце обратно в коробочку, а затем в мешок.

— Если он был крещёным, назови нам его имя, и мы помолимся за его душу, — поднимаясь, сказал Анри, снял шляпу и перекрестился.

Доктор последовал его примеру, однако так же вставший дон Себастьян не спешил обнажать голову, но, поймав на себе удивлённый взгляд Анри, всё же снял шляпу, поспешно перекрестился и вернул её на место.

— При крещении единственный сын моего сына получил имя святого, в чей день его крестили. Так что помолитесь за Себастьяна. Падре Сальватор сказал, что мальчику повезло, потому что это очень сильный святой и что он обязательно защитит его, — старик криво усмехнулся.

— Падре не солгал тебе. Это очень сильный святой, но он защищает воинов, а не крестьян, — встал на защиту своего святого дон Себастьян.

— Нет, сеньор. Это ваши святые, потому они и не будут защищать нас, — старик поднялся и взял на руки тело внука.

— Тогда почему же вам не помогли духи предков? — спросил Анри, чувствующий досаду не столь от очередной задержки, как от пренебрежительного отношения старого майя к христианским святым.

— Потому что мы предали их, приняв вашу веру и перестав исполнять наши обряды.

Да, в словах старого индейца была железная логика, но у Анри было, что ему ответить:

— Думаю, ты прав, старик. Но лишь в том, что вы предали своих богов, а христианские святые не помогают вам потому, что вы их не считаете своими. Вы, как пчёлы, которых заставили покинуть дупло в лесу, но в предложенном им надёжном улье не остались, зависнув между старым, куда уже не вернуться, и новым, которое не приняли. Так что не оскорбляй недоверием тех, кого не познал. Лучше пошли, предадим тело упокоившегося слуги божьего Себастьяна земле, а его душу, по христианскому обычаю, богу.

Старик слушал внимательно, вникая в смысл сказанного. Его умные тёмные глаза оживились: