Выбери любимый жанр

Закон-тайга - Ахроменко Владислав Игоревич - Страница 3


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

3

И тут тугим комом блевотины к горлу подкатило еще одно воспоминание: когда он, Андрей, пытался овладеть учительницей анально, в дверь постучал ее муж, прапорщик. Пришлось быстро натянуть штаны и сделать вид, что пришел выяснить кое-что по службе.

— А ну их в задницу, — обреченно махнул рукой кум, — блатные сами разберутся… Похмелиться бы сейчас.

Капитан нажал кнопку селектора внутренней связи — спустя несколько минут из динамика послышался охрипший голос его вчерашнего собутыльника Вити Радченко:

— Че?

— Че делаешь? — срывающимся голосом спросил кум.

Начальник отряда не ответил — ясное дело, чего — похмелиться надо.

— А ты? — все-таки Радченко сумел отреагировать на вопрос.

— Страдаю, — искренне признался Киселев.

— Похмелить? — сжалился друг.

При этом волшебном слове кум преобразился — язык отлип от нёба и слюна закипела в уголках губ.

— Че?

— Спиртяра!..

— Дык давай… тащи — быстро. Понял г!

— Гы… Сам иди. Мне теперь тяжело — издевательски откликнулась мембрана.

…Через пять минут кум сидел в кабинете Вити, жадно глядя, как тот булькает из фляги в стакан чистую, как слеза ангела, жидкость.

О Чалом и Малине, о предстоящей правилке он, естественно, уже забыл…

* * *

С давних времен — если не Соловецких островов, то наверняка Беломор-канала — блатные спят на нижних шконках. Почему именно на нижних — известно: когда из кишечника выделяются газы, зловоние, по всем законам физики, поднимается наверх и зависает под потолком.

Иннокентий Астафьев, он же Чалый, до недавнего времени — авторитетный блатной, спал на нижней шконке, а Малина, бывший тут, на строгаче, шестеркой, — как раз над ним.

Чалый и Малина никогда не дружили: положение не позволяло. В крапленой колоде этого ИТУ Кеша занимал место где-то между козырной девяткой и десяткой, а Малина как был некозырной шестеркой, так и оставался.

Еще бы! У Чалого пять судимостей, притом последняя — за грабеж, о чем свидетельствовала одна из многочисленных татуировок: распятие с аббревиатурой БОГ. К религии это не имеет никакого отношения, потому как БОГ обычно расшифровывается так: "был осужден за грабеж".

Малина, хотя и чалился тут по статье хорошей, крепкой — «фармазонство», то есть мошенничество, на серьезного человека не тянул: ну какой мошенник из начинающего ломщика валюты под одним из центральных магазинов Москвы! К тому же москвичей на зонах (и не только там) справедливо не любят, а Малинин был коренным москвичом…

И надо же было такому случиться, что и Чалый, и Малина прокололись на одном и том же — стукачестве.

Чалого вынудили ссучиться во время предыдущей отсидки: на крытке менты, приковав блатного цацками, то есть наручниками, к решке, то есть к решетке, ласково пообещали опустить, то есть сделать из него пассивного гомосексуалиста, и Чалый не выдержал.

Малина, человек со слабой, неуравновешенной психикой, дитя столичных бульваров, сломался после первой же прессовки в оперчасти — тоже при первой отсидке.

Однако нет ничего тайного, что бы не стало явным: менты тоже стучат блатным…

Так оно и случилось.

С недавних пор люди из окружения пахана Астры стали что-то очень ласковы с Астафьевым и Малининым, и это навело сук на нехорошие подозрения…

На зоне, хоть бы и на строгаче (которая в отличие от общака считается зоной более правильной), ласковость означает одно: скрытая ненависть. Чалый, проведший за колючкой большую часть жизни, прекрасно ориентировался в понятиях и потому осознавал — неспроста это все, неспроста…

Малина, засунув руку под подушку, что-то искал — руки его дрожали, и это не укрылось от взгляда опытного Астафьева.

— Чего кипешуешь? — спросил тот, не глядя на шестерку.

— Да так… — Малинин поджал бескровные тонкие губы, — плохо мне что-то…

Чалый понимал: Малина кипешует неспроста.

А вдруг у него такие же проблемы?

А вдруг и этот гаденький москвичок тоже сука?

А вдруг…

Размышления Астафьева прервал Матерый — «торпеда» из окружения пахана.

— Чалый, — стараясь вложить в свои интонации как можно больше доброжелательности, произнес он, — перетереть надобно…

Зэк невольно вздрогнул и боковым зрением заметил, как вздрогнул и Малина, хотя реплика человека из окружения пахана не имела к нему никакого отношения.

— А чего?

— Да дело есть, — щурясь, ответил Матерый.

— А что?

— Да тут, понимаешь… Пахан хотел с тобой переговорить. Давай перед отбоем соберемся.

— А о чем?

— А мне о том неведомо, — все так же любезно улыбаясь, сообщил Матерый, — мне пахан так сказал — найди друга любезного, дорогого Чалого и передай мою волю. Да, Малина, — теперь в голосе «торпеды» сквозило пренебрежение, — ты тоже подойди.

После этих слов Малинин стал бледнее мела.

— Что… пахан?

— Пахан, пахан, — успокоил его Матерый.

— А… Что?..

— Да то, Малина, все то же… Так, значит, вы вдвоем после отбоя в каптерку зайдите, есть к вам один деликатный базар, — уже уходя, произнес «торпеда». — Ну, так мы ждем вас. За час до отбоя, не опаздывайте, потому как пахан этого не любит. Привет всем.

Слова Матерого подтвердили самые худшие подозрения Иннокентия: во-первых, что он, уважаемый блатной Чалый, раскрыт и что жить ему осталось не больше четырех часов — после правилки получит он острую заточку в печень. Ну а во-вторых, что Малина (а Чалый догадывался об этом давно) тоже ссученный…

Москвич, прислонившись спиной к стене, стоял несколько минут, осмысливая услышанное: даже до него, тупого, теперь дошло, о чем именно хочет беседовать с ним пахан Астра. Дошло, естественно, и то, зачем смотрящий зоны вызывает и Чалого…

Некоторое время они молчали.

Первым, как ни странно, нарушил молчание Малинин:

— Так ты…

Чалый недобро зыркнул на него и ничего не сказал.

— …тоже.

Да, Малина «потек», и это было уже совершенно очевидно…

Странно, но в этот самый момент, столь критический, сознание грабителя работало четко, и работало только на одно: что делать?

Бежать к куму, в оперчасть?

Бесполезно. Ну, замочат его, Кешу, а Киселев спишет нечаянную смерть на издержки производственного травматизма.

К хозяину идти?

Да какое там — полковнику Герасимову осталось до пенсии полгода, это знает вся зона, от Астры и до последних акробатов (педерастов), и он, хозяин, больше всего озабочен, как бы дослужить спокойно.

Остается только один вариант: побег. Но бежать одному по зимней тайге во время холода и бескормицы очень тяжело, и потому Чалый, взвесив все «за» и «против», решился.

— Так ты сука? — глядя исподлобья, спросил он у Малины. — Ну? Признавайся?

Тот мелко задрожал.

— Ну… Я не хотел, я не виноват… — Помолчав, он неожиданно спросил: — А ты, Чалый?.. Как же тебя Астра вызывает?

— Не твоего ума дело, — огрызнулся блатной. — Ну, как жить дальше собираешься?

Малина молчал — долго, напряженно. Чалый выжидал, однако ответа не последовало.

И тогда Астафьев решил перейти к главному:

— Бежать надо.

— Отсюда?

— Люди из Бутырки бежали и — ничего.

— Да тут же… тайга кругом, зима, холодно, с голоду подохну… Если бы весна или лето, "зеленый прокурор"… Да с товарищем. А так — один.

Нехорошая улыбка зазмеилась на лице Иннокентия.

— А кто тебе сказал, что ты один пойдешь?

В лице Малины мелькнула надежда.

— И ты?

— Я помогу тебе, — любезно произнес Астафьев. — Я ведь местный, тайгу хорошо знаю. Все равно ты на зоне не жилец… С сегодняшнего вечера.

Москвич хотел было что-то возразить, но, встретившись со стальным взглядом собеседника, решил промолчать.

"А он ничего… Фраер, конечно, но упитанный. И не очень старый", — подумал Иннокентий, цепким взглядом оценивая фигуру москвича.

* * *

До правилки оставалось три часа — за это время неожиданно скорешившимся Чалому и Малине предстояло составить план побега.

3
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело