Щит (ЛП) - Андрижески Дж. С. - Страница 40

— По рукам.

Она проследила за моим взглядом и тоже посмотрела на огонь. «Если ты действительно хочешь воспрепятствовать пророчествам, описанным в Мифе, ты сначала должна узнать, что они подразумевают. Мост не считается злом. Не злее Сайримна. В твоём случае мы добрались до тебя вовремя — пока тебя не затянули в нечто поистине тёмное стараниями Галейта или кого-то другого. Сайримну повезло меньше».

Она слегка пожала одним плечом.

«Мечу часто достаётся сложный путь».

Я взглянула на девочку, гадая, что она подумала о нашей перепалке. Я сделала жест кружкой, молча прося налить ещё тёмного напитка. Когда она начала готовить следующую порцию в глиняном чайнике, я повернулась обратно к Тарси.

— Мне все ещё немного трудно слышать хорошее о Сайримне, — сказала я. — Это все равно как если бы кто-нибудь сказал, что Гитлер был неплохим парнем, просто у него выдалось тяжёлое детство.

— Нет, — Тарси описала в воздухе линию одним пальцем и нахмурилась. «Он был вовсе не хорошим человеком. Вовсе нет. Неудачное сравнение, Элисон».

Я невольно улыбнулась.

— Ладно, — сказала я. — Так в чем разница? Сайримн в конце внезапно передумал?

«Нет, — её взгляд оставался ровным. — Он не «передумал», как ты говоришь. Его куратор, видящий по имени Менлим, извратил развитие его разума и aleimi до такой степени, что мы практически лишились возможности общаться с ним. В его глазах мы были врагами. Не заслуживающими доверия. Видишь ли, Сайримн верил, что спасает мир».

— Супер, — сказала я. — А какой псих в это не верит?

«Элисон, — мысли пожилой женщины сделались похожими на кремень. — Ты понятия не имеешь, какими были реалии жизни видящих в те времена. Мы видели, как сотни тысяч наших людей оказались безжалостно убиты буквально за одну ночь. Наших детей крали и экспериментировали на них. Наших самых уважаемых артистов и богословов превратили в рабов ради развлечения. Наших женщин систематически насиловали и продавали, разлучая с супругами. Ты знаешь, что даже теперь в человеческом мире изнасилование любого видящего, мужского или женского пола, не считается преступлением?»

На мгновение у меня возникло желание напомнить ей, что у её собственных людей понятие «согласия» тоже было достаточно специфическим, затем решила, что этот спор ни к чему не приведёт.

Поднявшись на ноги, я встала возле каменной полки камина.

— Так что теперь? — спросила я сдержанным тоном. — Как нам расследовать, кто сотворил такие вещи с детьми в лагере? Ведь такое задание нам поручили, верно?

Тарси пожала одним плечом. «Это иронично, учитывая твою антипатию, — она подняла взгляд. — Я подумала, что нам стоит начать с последнего критического инцидента. Посмотреть, сможем ли мы провести параллели со случившимся в Сиккиме».

— Последнего критического инцидента? — я подумала над её словами, затем ощутила, как кровь отливает от моего лица. — Ты имеешь в виду Сайримна? Мы будем смотреть на Сайримна?

Она показала вправо и вверх — жест видящих, обозначающий «да».

— Но что это докажет? — спросила я. — Сайримн умер почти столетие назад.

Тарси отхлебнула чаю. «Думай об этом в плане стратегии — стратегии, которой у Дренгов было в изобилии. Для них это стратегический момент. Полезно будет посмотреть на их первую попытку изменить игру в свою пользу, пусть даже эта попытка обернулась неудачей».

Эта мысль вызвала у меня тошноту — такую сильную, что я невольно задалась вопросом, почему принимаю все это так близко к сердцу. Но я действительно принимала это близко к сердцу, и не только смерть тех детей. Символы меча и солнца украшали половину стен в Сиртауне. Я всегда задавалась вопросом, почему этот символ Сайримна — существа, которое самолично убило тысячи людей и являлось предположительным «предателем» видящих — украшал целую стену в храме Вэша.

Для меня это все равно что разрисовать свастикой всю гостиную.

Может, Тарси права. Может, такая реакция вызвана человеческим воспитанием, и этот символ просто вбили в мою голову как синоним смерти и фанатизма. И все же это все равно казалось мне как минимум нездоровым.

Та же метка вытатуирована синими и белыми чернилами на левом бицепсе Мэйгара. Он называл её меткой «настоящего» террориста.

— Он жив, тот парень? — вежливо спросила Тарси. — Ты его не убила?

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о ком она говорит. Затем я нахмурилась.

— Он жив, — признала я.

— Должно быть, ты испытываешь облегчение.

Я не ответила, но все равно поймала себя на том, что думаю о Мэйгаре.

Испытывала ли я облегчение? Наверное, да. Я не могла по-настоящему желать его смерти, даже в отрыве от того, что ответственность легла бы на меня. Кроме того, я все ещё хотела знать, почему он это сделал. Я не могла поверить, что он бы изнасиловал меня просто для того, чтобы досадить Ревику.

Вопреки всем его колючкам, он почти защищал меня, когда дело касалось Ревика. Он вёл себя так, будто считал, что Ревик недостаточно хорош для брака со мной — особенно после того, как стало известно об его супружеской неверности.

Что он там сказал? Что-то про то, что он будет мне хорошим мужем.

Ну, или хотя бы будет лучше, чем Ревик.

Внезапная резкая боль пронзила мою грудь, такая сильная, что я ахнула. Она ощущалась как злость, но за ней крылось столько всего, что я задержала дыхание.

Придя в себя, я осознала, что мне знакомо это присутствие.

Иисусе. Как долго он был здесь? И почему он ничего не сказал?

Как раз когда я подумала об этом, он испарился из моего света.

Повернувшись, когда девочка предложила мне дымящийся напиток, я забрала у неё кружку чуть резче, чем следовало, и прикусила губу.

«Проще показать тебе», — послала Тарси, заставив меня повернуться.

Она поднялась так тихо, что я её не услышала, и теперь она стояла позади меня. Если она и заметила что-то, то никакого намёка на это не отразилось в её ясных глазах.

«Можно мне?» — послала она.

Я поколебалась лишь на секунду.

— Конечно.

«Тебе лучше снова сесть, Мост».

Я опустилась обратно на молитвенный коврик, подвинув ноги ближе к огню. Девочка мгновенно встала на колени позади меня, держа в одной руке расчёску. Она подняла её, смущённо показывая на мои волосы. Мысленно вздохнув (в основном потому, что не могла отделаться от чувства вины из-за того, что она мне прислуживает), я кивнула. Я заснула с мокрыми волосами, так что наверняка моя голова выглядела так, словно там два кота предавались любовным утехам.

— Ладно, — сказала я Тарси, когда девочка начала аккуратно распутывать мои волосы пальцами и расчёсывать. — Я готова.

Как только я сказала это, все вокруг потемнело.

Меня никогда не выкидывало в Барьер так быстро, совершенно без предупреждения или переходного периода…

***

… И я все ещё стараюсь дышать, когда темнота окружает меня.

Я неподвижно вишу в черноте безлунной ночи в яме в три утра. Я стою, сижу или падаю — здесь невозможно определить, что происходит на самом деле. Здесь нет звёзд, угольков или остатков огня. Я не могу видеть себя в световой форме или во плоти. Я существую как самое глубинное, самое безмолвное ничто, какого я никогда в жизни не знала.

В центре этой темноты концентрируется свет.

Он парализует меня.

Поразительное белое кольцо стягивается внутрь, затем, после мгновения, в которое время замирает… оно вновь взрывается наружу. Фонтан столь изумителен, столь полон изобилующим присутствием, что я не могу отвернуться. Я смотрю, как он расцветает вверх и в стороны вздымающимися крещендо света.

Цвет вливается в черноту.

С орбиты он напоминает вулкан — высокий, мерцающий туман в беззвёздном океане.

Я смотрю туда, где рядом со мной плывёт Тарси.

Её силуэт ярок, наполнен таким количеством вращающихся геометрических фигур тоньше волоска, что я с трудом не теряю концентрацию, когда сосредотачиваюсь на ней. Поначалу я думаю, что её появление — тоже часть светового шоу.