Славянский меч (Роман) - Финжгар Франц - Страница 1

КНИГА ПЕРВАЯ

В ВИЗАНТИЮ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

С востока, с севера и с запада стекались воины. Что ни день, возвращались они на взмыленных низких лошаденках, спешили в град и докладывали старейшине Сваруну, что все выполнено. Потом шли во двор и ложились вокруг костров. Отроки[1] снимали для них с вертела куски жареной баранины; прекрасная Любиница, дочь старейшины Сваруна, подносила им меду и одаривала каждого шкурой белого ягненка. А сын Свару на Исток выезжал из града навстречу подходившим отрядам.

— Святовит[2] осенял тебя, вождь, вилы[3] вам сопутствовали, храбрые воины, вы перешли болота, перевалили через горные кручи и достигли крепости старейшины, отца моего Сваруна, который благодарит вас и приветствует!

Этими словами обращался юный Исток, сын Сваруна, к отрядам славинов[4], собиравшимся в долине. Сверкали копья в дубовом лесу, поздно ночью догорали факелы, но Исток не ведал усталости. Каждый отряд он приветствовал от имени старейшины, каждого вождя провожал в крепость, где ждали их пища и отдых, добрые слова и приветствия.

Долина вокруг покрылась шатрами. Ночью в ней полыхало озеро огней, раздавались боевые песни, блеяли овцы и бараны, мычали телята, которых вели на убой. И повсюду ржали и щипали сухую траву кони — стояла поздняя осень.

По валу, окружавшему крепость, ходил Сварун, седовласый старейшина славинов. Любиница выткала ему из белого льна мягкую рубаху. На чресла она сшила ему пояс из теплых ягнячьих шкур, а старую спину укрыла руном самого лучшего барана.

Когда взгляд Сваруна погрузился в море огней — расправились его широкие, согнутые годами плечи, он поднял кулак и погрозил им в сторону юга.

— О Хильбудий, Хильбудий, похититель нашей свободы![5] Ты сила Византии, и ты наша напасть. Пламя да поглотит тебя, да опалит оно крылья твоих орлов, Хильбудий, раб черных бесов! Сварун, седой, старый и согбенный, опояшет свои чресла ремнем из буйволовой кожи, привесит к нему самый тяжелый меч и выйдет на бой против тебя, дабы вновь засияло над славинами солнце свободы!

Старец поднял оба кулака, мускулы на руках его вздулись, глаза засверкали, как огни в долине.

Медленно разжимались его пальцы, раскрытые ладони поднялись еще выше; бледное лицо свое он обратил к востоку и дрогнувшим голосом прошептал:

— Помилуй нас, Сварог[6]! Покарай его, Перун[7]! Пощади меня, Морана[8], пощади воинов! Груды белых костей сынов моих разнесли коршуны по стране, где проходит Хильбудий. Смилуйся, Морана, хватит с тебя жертв!

Слеза выкатилась из глаз и скользнула на седую бороду, первая слеза о первом сыне, а за нею вторая, и третья, и девятая — по сыновьям, что погибли от мечей Хильбудия. Старик задрожал, колени его подогнулись, и в горькой печали он опустился на вал.

— Не плачь, отец! Взгляни на эти огни! То пришли молодые воины с луками, они мечут стрелы подобно Перуну, низвергающему с неба могучие молнии. Отец, мы победим! Перун с нами!

Исток поднял отца.

— На тебя надежда, мой единственный…

Молча ушли они с вала.

В долине замигали костры, шум утих, блеянье смолкло, на небе мирно светили звезды.

Занималось прекрасное, будто весеннее, утро. Сварун поднялся со своего ложа, устланного мягкими шкурами. И на лице его светилась улыбка, словно солнечный луч озарил серые скалы. Радостно приветствовал он день, великие надежды пробудились в его сердце.

— Такое утро осенью! Роса лежит повсюду в алой радости, словно Девана[9] прошла по лугам и нивам заколосившихся хлебов. Счастье возвещает такое утро, назначенное для приношения жертв.

Старейшина встал и с силой ударил коротким посохом по деревянной стенке.

В то же мгновение появился перед ним отрок с голой смуглой грудью, с длинными рыжеватыми волосами, косая сажень в плечах. У пояса на льняной бечевке у него висел козлиный рог.

— Созывай трубачей, Крок, веди их на вал, да трубите погромче, чтоб все воины собрались вокруг жертвенника. Боги улыбнулись мне в утреннем свете. Поспеши с жертвою!

Крок вышел, а вскоре — пахарь не успел бы перевести соху на новую борозду — вокруг всего вала уже гремело и гудело. Отрывисто, словно звук ударялся обо что-то, пели изогнутые козлиные рога — долину заполнило эхо; голоса труб уплывали вверх вдоль стволов пожелтевших дубов и буков.

В долине все ожило, будто ликующее солнце осветило огромный муравейник. Из шатров выходили воины; они пристегивали мечи к широким ремням, отроки вешали через плечо колчаны, полные стрел, в левую руку брали лук. Подобные кряжистым дубам, мужчины, с заросшей широкой грудью, вытягивали из мягкой земли длинные копья, и наконечники сверкали на солнце. Вожди созывали своих людей; толпы смуглых, голых до пояса воинов собирались вокруг них. Отряды различались по шкуре, перекинутой у воинов через плечо и закрывавшей спину. Все тут смешалось — белые ягнята, черные бараны, бурые медведи, лисицы и рыси, шерсть бобра и выдры, белые рубахи.

Еще раз загремели рога на валу, и сотни вождей откликнулись из долины. Люди встрепенулись, словно вихрь пронесся по морю и пестрые волны поплыли к маленькому кладбищу, где могучая липа, роняя с ветвей своих желтые листья, засыпала ими жертвенник[10], на котором пылало пламя.

Огонь высекли Исток и Любиница. Лица их были торжественны; скрестив руки на груди, они не отрывали глаз от пламени на алтаре. Когда зашумело в долине, когда тронулись воинские отряды, Исток оторвался от огня. Взгляд его светился радостью. Любиница повернулась к востоку; на ее белоснежной одежде задрожали солнечные лучи, рассыпались по густым, украшенным осенними цветами волосам. Лучи заглянули в ее глаза и стыдливо вздрогнули. Ибо блеск этих глаз был более чист, чем само горнее солнце. Губы ее шевелились, умоляя богов даровать победу храбрым воинам.

Крок громко и торжественно затрубил. Все головы повернулись к граду. В массивных воротах на валу показался старейшина Сварун. Белая рубаха облекала его высокую фигуру. Гордым и сильным выглядел он. Не сгибая спины, с высоко поднятой головой, твердо выступал он перед сонмом самых высоких вождей. Раздались крики и восклицания, но через миг все смолкло в глубоком благоговении. Сварун — старейшина и верховный жрец — приближался к жертвеннику.

Жрецы окружили алтарь и стали передавать Сваруну дары, дабы он возложил их на огонь.

Сварун высыпал в пламя отборную пшеницу, вылил на жар благовонного масла, привезенного заезжими купцами из-за Черного моря[11]; отроки закололи белого ягненка, старейшины возложили его на костер. Языки пламени охватили жертву, огонь взметнулся ввысь, ветки липы склонились ниже, вокруг разлилось благоухание. Все почтительно отступили от огня. Возле него остался только Сварун: белая голова его упала на грудь, лицо почти скрыла длинная седая борода. Безмолвие…