Мой папа - плейбой (СИ) - Резник Юлия - Страница 6

— А я должна? — вскинула бровь Рита.

Богдан нерешительно переступил с ноги на ногу. Закинул руку на шею, отчего огромные мышцы перекатились под загорелой кожей.

— Слушай, я в курсе, что поступил с тобой не лучшим образом, и действительно сожалею.

— Видимо, я сейчас должна понять тебя и простить?

Богдан хмыкнул:

— Зная тебя, мне на это не стоит надеяться.

— Зная меня? — приоткрыла рот Маргарита, — а разве ты меня знаешь?

— Дурацкий выходит разговор.

— Не я его затеяла… — пожала плечами Рита, чувствуя, как снова вскипает. Она не понимала, что он хотел! Хотя изо всех сил старалась понять. Богдан не был настолько тупым, чтобы думать, будто такие вещи прощают! Но он был в достаточной мере самоуверен. Марго даже запнулась от пришедшей в голову мысли. Он, что, действительно полагает, будто она по нему до сих пор сохнет?! Будто он бросит ей свое «извините», а она это съест?!

— Я просто хотел наладить с тобой отношения. Ради Марка… Сейчас нам ничто не мешает стать просто друзьями, как когда-то давно. Мы ведь неплохо ладили. Да, я совершил ошибку. В который раз признаю. Но теперь все иначе. Нам просто нужно двигаться дальше.

Рита сглотнула. Боль в голове усилилась, а перед глазами поплыли точки. Связерский говорил разумные вещи. Да только как отделить их от эмоций, которые просто взрывали ее изнутри?

— Мы могли бы прекрасно провести время, — продолжал увещевать ее бывший. — Сходить в ресторан, прокатиться на яхте, пойти в какой-нибудь клуб. Здесь полно всяческих развлечений…

Он реально считал, что ей есть до этого дело? Да она… Да она… Вела себя, как истеричная баба! — фыркнуло подсознание. — Будь мудрее, Измайлова. Где твоя гордость? Зачем ты рвешь душу, демонстрируя, как тебе было плохо? Думаешь, ему есть до этого дело?! Соберись! Кончай дурака валять… В его рафинированном мире все обстоит совершенно иначе. Там нет места чувствам — только голый расчет. А потому и расстаются друзьями. Нет чувств — нет обиды, нет боли. Любовь и обида — удел таких плебеев, как ты, Риточка. Ему не понять. Он платил алименты. И тем самым, в своем извращенном понимании, делал для сына все, что от него требовалось.

— Ты прав. Нам нужно думать о Марике.

Богдан вскинул взгляд. Он не ожидал, что Рита так быстро капитулирует. Не надеялся на ее благоразумие, а она сумела его удивить.

— Правда? — недоверчиво вскинул бровь Связерский.

— Ну, конечно. В конце концов, ничего такого не произошло. Никто не умер.

И осеклась. Проглотила слова. Боль, с которой она уже, казалось бы, срослась, снова вскинула голову. Умер… И она могла умереть. Чего уж… Никто не знал, насколько тяжело ей дался Марик. Лишь дед, который два дня провел под палатой реанимации.

Рита нахмурилась, отгоняя набежавший кошмар. Меньше всего на свете она хотела вспоминать тот день.

— Рит…

— Ммм?

— Спасибо. Правда. Спасибо…

— За что? — сглотнула она.

— За сына. Я… — Богдан снова растер шею, но решительно оторвав взгляд от пола, заглянул все же ей в глаза: — Он отличный парень.

И это не твоя заслуга, Связерский… — подумали вместе они.

— Да. У меня чудесный сын… — согласилась Рита.

Богдан кивнул. Постоял в пороге еще недолго и, пробормотав что-то на тему «ну, ладно, не буду тебе мешать», пошел прочь из комнаты. А из Риты будто воздух выпустили. Она осела на край кровати и зарылась лицом в дрожащие руки. Это было слишком… Все еще слишком больно.

Его предательство. Её любовь.

В приоткрытое окошко, надувая, как парус, тюль, врывался легкий освежающий бриз, снизу доносился звонкий голос сына и глубокий — его отца. Они переговаривались о чем-то и смеялись, накрывая на стол, а она неслась… неслась на годы назад в тот вечер, разделивший ее жизнь на «до» и «после».

— Рит… А может, ну ее, эту встречу рассвета? Ну, что мы там не видели, правда? — спросил Богдан, покачиваясь с Ритой в такт орущего из динамиков трека Рианы. Рядом кружились одноклассники, но Рита никого не замечала. Она чувствовала лишь жар крепкого тела Связерского.

— Ну, я не знаю… А что тогда? По домам? — расстроилась почти до слез Рита.

— Ну, да, конечно! Детское время. А поедем, я тебе свой рассвет покажу? Тебе понравится, соглашайся!

Можно подумать, ее нужно было уговаривать!

Богдан вызвал такси и, к удивлению Риты, назвал водителю знакомый адрес. По дороге они заехали в магазин, чтобы купить бутылку самого лучшего шампанского. Платил Богдан.

Они вышли на углу его дома, но, к удивлению, Связерский потянул Риту к заброшенному пустырю, который отделял расположенные на их улице высотки от заброшенной стройки. Еще несколько лет назад какая-то фирма собрала деньги на строительство, да так ту стройку до ума и не довела.

— Эй… Здесь, наверное, опасно… — робко возразила Рита, за что-то зацепившись каблуком.

— Трусишка. Я здесь частенько бываю… Осторожно, тут где-то проволока…

— Да где — здесь?

— На восемнадцатом этаже. Дойдешь?

— Ты хочешь забраться на крышу?!

— Почему нет? Оттуда, знаешь, какой вид открывается? Сумасшедший просто…

Рита снова споткнулась и, чтобы не упасть, вцепилась в Богдана. А тот неожиданно зашипел.

— Что? Тебе больно? На тренировке поранился, да?

— Угу, — горько хмыкнул Связерский. — На тренировке, как же… Господи, как хорошо, что я их больше никогда не увижу!

По плечам Риты пробежал холодок. Она поежилась, ступая на лестницу.

— Кого?

— Родителей. Кого же еще? Глаза бы мои на них не смотрели… Зачем только пришел, спрашивается? Думал… пожрать им, хоть, принести. Тортик к дню рождения сына… А, не бери в голову, — отмахнулся. И себе и ей запрещая об этом думать. Но она не могла. Не могла забыть. Рите было его до слез жалко. А еще она гордилась! Так гордилась им…

— Бодь… — прошептала Рита, чуть сильнее сжимая его сильную руку в мозолях. — Да не думай ты о них. Знаю, что это довольно трудно сделать — какая-никакая родня, но это, наверное, как раз тот случай, когда лучше совсем одному, чем с ними… Да и разве ты один?

— А что, скажешь, нет?

— Нет… У тебя я есть. Я тебя люблю, Богдан. И, наверное, всегда любила.

И тогда он ее поцеловал. В кромешной темноте, где-то между третьим и четвертым этажами заброшенного нерадивыми строителями недостроя. В воздухе пахло строительной пылью и страстью. Богдан был в отчаянии. Отчаянным было все. Его голодные поцелуи, его жадность, алчные движения рук… Он оторвался от Риты на какую-то долю секунды. Уперся лбом в её макушку и прошептал:

— Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось?

— Нет…

— С тобой мне никогда не нужно было притворяться, что я тот, кем я не являюсь. Пойдем! — скомандовал он и вновь потащил ее вверх по лестнице.

— Постой, Бодь… Я ведь не чертов хоккеист. Для меня такие подъемы — убийство.

— Мы только на десятом, неженка, — поддразнил Риту Богдан.

— Не могу. Нужно отдохнуть… Еще и ноги растерла.

— Иди, пожалею…

— Бо-о-о-дь. Бодя… — шептала между поцелуями.

— Легче?

— Немножко…

— Тогда я тебя понесу!

И не успела Рита возмутиться, как он подхватил ее на руки и правда понес вверх по лестнице. Его тренированному телу, очевидно, такая нагрузка была привычна. А ей было ужасно стыдно, что она такая тяжелая, и вообще…

— Поставь! Поставь, я тяжелая!

— Кто?! Ты себе льстишь.

Богдан все же поставил ее на бетонный пол. Но явно не потому, что устал. По-правде, он ведь не запыхался даже!

— Я уже отдохнула! — вздернула нос Маргарита. Да только он впотьмах, наверное, и не видел ничего. А потому не оценил её вызова.

— Ну, пойдем… Не то самое интересное пропустим.

И Рита честно на своих двоих поднялась еще на шесть этажей. А там…

— Мама дорогая!

— Красиво, правда?

Красиво! Аж дух захватывает! Огни большого города, новых, красиво подсвеченных высоток. А над ними — тонкий серп луны и сизое небо в рваных клочьях куда-то плывущих облаков.