Пепел Вавилона (ЛП) - Кори Джеймс - Страница 51

После завтрака Джуна по пути на работу отводила девочек в школу, а он в одиночестве убирал посуду, принимал душ и готовился к трудовому дню. Они никогда это не обсуждали, просто их домашние обычаи так сами собой сложились. Праксу это нравилось. Приключений в его жизни уже было более чем достаточно, а в спокойной предсказуемой обстановке работалось лучше.

Он подсластил свой чай тем же сиропом, что и блины, поставил тарелки с едой на стол и хотел было приняться за рис и яйца, когда вошла Джуна, подгоняя девочек как пастух, подобно матерям всех времен и народов.

Мэй была чуть спокойнее обычного, а Наталья чуть жизнерадостнее, но в целом в пределах нормы. Джуна сделала музыку тише. Пракс не заметил, когда разговор свернул в опасное русло.

— Что такое сопротивление? — спросила Наталья с серьезным, и от того немного комичным выражением лица.

— Оно показывает, как электроны протекают через вещество, — ответил Пракс. — Понимаешь, мы представляем себе, что ток идет по проводам так же, как вода течет по трубам. На самом деле все сложнее, если углубляться до квантового уровня, но модель очень хороша.

— И с помощью моделей мы понимаем, как что работает, — сказала Наталья, гордясь тем, что вспомнила фразу, которую так часто повторяли девочкам родители. 

Пракс сомневался, что она уже понимает значение, но когда-нибудь поймет. А Мэй порой удивляла его своими открытиями.

— Да, — сказал Пракс, — именно. Так вот, сопротивление показывает, насколько легко или трудно электронам протекать сквозь что-то.

Наталья нахмурила лобик. Мэй смотрела в сторону, а Джуна застыла. Очень странно. Но он видел, что девочки его не поняли, и попробовал снова:

— Представь толстую соломинку, — сказал он, иллюстрируя слова жестом. — Через нее очень легко пить сок. А если ты возьмешь тонкую соломинку, то придется сильно потрудиться, чтобы выпить через нее столько же сока. Большая соломинка похожа на что-то с низким сопротивлением, а маленькая — с высоким.

Наталья серьезно кивнула.

— А это хорошо или плохо? — спросила она.

Пракс засмеялся.

— Не хорошо и не плохо. Просто такова природа вселенной. Хотя, если тебе нужна цепь с низким сопротивлением, а оно высокое, то это плохо. Но лишь потому, что оно не такое, как нужно тебе. Если тебе нужно что-то с высоким сопротивлением, то эта цепь отлично подойдет. Тут нет правильного и неправильного, просто так оно работает.

— Нам пора, — резко сказала Джуна. 

В ее голосе Пракс услышал беспокойство. Да и до выхода на самом деле оставалось добрых пятнадцать минут. Может, в лаборатории биопленок какие-то проблемы, о которых ему неизвестно.

Когда они ушли, он снова включил музыку, убрал со стола, принял душ и оделся. Без семьи дом казался ему каким-то неправильным, а время, проведенное наедине с собой, пустым и зловещим. Всю дорогу к станции экспресса он переживал, не забыла ли Мэй принять лекарство. В пути он планировал просмотреть новые данные по дрожжевым грибам, но постоянно отвлекался на экраны, висевшие напротив. Шли новости, но сквозь шум поезда и голоса пассажиров он не мог разобрать слова. Космический бой непонятно где. Земля. Япет. Паллада. Церера. Марс. Где-то в далеком космосе. Любой из вариантов возможен. Разве что точно не на Ганимеде, и то лишь потому, что не завывали тревожные сирены.

На центральной станции половина пассажиров вышла, освободив место новому потоку. Среди вошедших оказалось шестеро мужчин в комбинезонах Вольного флота. Люди Инароса начали в открытую носить оружие. С ними кокетничали и смеялись две гражданских девушки. Старшей было слегка за двадцать. Ненамного старше Мэй на самом-то деле. Пракс переключил внимание обратно на новости, а затем на свой терминал. Он так и не сумел на нем сосредоточиться, но что-то в тех мужчинах заставляло его не поднимать глаз. Сердце билось чуть быстрее, спина напряглась. Он не сделал ничего плохого, но ощущения угрозы и вины так переплелись, что всегда приходили вместе

В университете он должен был выбрать какой-нибудь гуманитарный курс — литература, драма, живопись, что-нибудь, что сделает его гармоничной личностью. Он записался на философию, надеясь найти в ней хоть какую-то точность. Большую часть он забыл, воспоминания унесли десятилетия нейропластического регулирования, остались лишь размытые фрагменты. Но здесь, под вибрирующий в позвоночнике грохот экспресса, повернувшего ближе к поверхности, и нарочитый смех солдат, Пракс живо вспомнил один момент. Его профессор — тучный лысеющий мужчина с пропитым лицом и до крайности умным видом — поднял руку и сказал: «Ужас обыденного». Пракс был почти уверен, что это о Хайдеггере, но здесь и сейчас понял эту фразу гораздо лучше, чем тогда.

Так теперь обстояли дела. Это стало обыденностью.

Он надеялся посвятить утро собственным исследованиям, но по пути в лабораторию его нагнали Хана и Брайс.

— Я просматривал открытые записи, и, похоже, у нас проблемы с передачей данных, — сказал Хана. — В папке по гибриду 18 информация лишь по девятому прогону.

— Да-да, — ответил Пракс, — я в курсе. Я просто еще не успел их передать. Я собирался, но отвлекся.

Брайс хмыкнула. Пракс понял ее, и он ей не завидовал. После гибели Карвонидес Брайс делала двойную работу, свою и ее. Каждый день Пракс собирался перенести все важные данные в открытый раздел. Он даже не мог сказать, что его останавливало. Просто все время что-нибудь мешало.

— Босс, — сказал Хана, — нам нужны последние данные по гибриду 18-10, если не хотите, чтобы мы сделали прогон заново.

— Вы не можете начать новый прогон, — сказал Пракс.

Они подошли к двери своей лаборатории. Хана сунул руки в карманы и стиснул зубы, глядя куда-то сантиметров на десять левее Пракса.

— Я знаю. Но...

— Я сейчас всё сделаю, — сказал Пракс. — Дайте мне полчаса.

Он нырнул к себе и закрыл дверь. Хана и Брайс какое-то время маячили за матовым стеклом, потом всё же ушли. Пракс сел за стол. Он хотел проверить уровень воды и взять новые образцы с гидропоники. Он был бы рад занять этим несколько минут, отложив просмотр данных Карвонидес. Но он обещал, да и в самом деле пора начать испытания на животных.

Он ввел код доступа к служебному разделу и подождал, пока система завершит биометрическую проверку. Затем с глубоким вздохом и растущим страхом зашел в файлы покойной. Это его работа. Не о чем волноваться.

Два массива данных были заблокированы для редактирования, и ему пришлось сначала закрыть их. Несложно, но заняло несколько лишних секунд. Нужно будет просмотреть ее почту. Убедиться, что все важное передано Брайс или Макконнеллу. Личные сообщения можно просто проигнорировать. Ему не следовало, да и, наверное, не хотелось лезть не в свое дело. Однако в одном из сообщений упоминался Джеймс Холден. «НОВОЕ ВИДЕО ДЖЕЙМСА ХОЛДЕНА С ЦЕРЕРЫ», так оно называлось. Джеймс Холден, спасший Мэй. И самого Пракса. И всех. Пракс не собирался открывать видео, просто сработал рефлекс.

Как и обещал заголовок, в камеру смотрел Джеймс Холден. С одной стороны, съемка выглядела профессионально. Видео не дрожало и не спотыкалось, голос Джима был чист и ясен, цвета тщательно выверены. Но в манере Холдена чувствовалась та самая знакомая неуклюжая искренность, будто Пракс снова видел его во плоти.

«Это Джеймс Холден со станции Церера. Сегодня я представляю наш третий выпуск и надеюсь, что вы его ждете. Особенно все мои друзья и семья на Земле и Марсе. Я говорю это каждый раз, но тем не менее. Мы делаем эти клипы и интервью, чтобы для жителей внутренних планет люди Пояса обрели реальные лица и голоса. И... ладно. В общем, позвольте представить вам...»

На экране появилась девочка-подросток, сидящая в камбузе «Росинанта». Пракс подался вперед. Когда-то, в худший момент своей жизни, он сидел ровно на этом месте. Он ощутил прилив ностальгии — будто увидел свою студенческую квартиру или какое-нибудь другое знакомое и важное в прошлом место — тут же разбившийся о новизну этой незнакомой девочки.