Мю Цефея. Только для взрослых - Давыдова Александра - Страница 3

А теперь представьте. Ты по грудь в ледяной (эти твари любят холод) воде, абсолютно голый, намазанный водооталкивающей мазью и красиво выпрямившийся, хотя всё, чего ты хочешь, это выпрыгнуть наружу и забиться в подогреваемый спальник, который Снуки уже подготовил вместе с бутылкой вискаря. Но ты стоишь и белозубо улыбаешься, с вожделением глядя на ледяной поток, по которому плывут хреновы сомики. Стоишь и щеришься, пока работает камера в твоем лбу, и еще одна во лбу у Снуки, и на всякий случай страховочная, обычная в руках у него же.

Гребаный заранее отобранный, самый киногеничный сомик плывет прямо на тебя (за пять дней вы выучили его траекторию). Выглядит он, конечно, обалденно. Это моя особая фишка, я делаю порняк только с красивыми (по человеческим меркам) ксениками. Чешуя мелкая, плотная, переливается всеми оттенками алого, тело гибкое, нервное, чуть подрагивает. Морда хоть и рыбья, но осмысленная, и глаза… Черные, бездонные, печальные, как у монашки. Ну и плавники, конечно… Шелковая золотая мантия. Беррианский сомик — нереально красивая тварь. Но только вонючая, как носки моего дедушки, и равнодушная, как студень. Но этого никто никогда не узнает. Как и не узнает того, что у меня не стоит на чертову рыбу, поэтому потом Снуки сделает аккуратный монтаж. Но все остальное! То, как я нежно вынимаю сомика из воды, как с его багровой чешуи стекают струйки, как он медленно обматывает меня плавниками… Как его глаза пырятся в мою лобовую камеру с тоской и любовью. На самом деле это строение глаз, но тоска… любовь… желание. Беррианский сомик — это круто.

— Лицо. Лицо. Не морщься. Даю наезд! — орет Снуки.

Я тоже смотрю на сомика с любовью и тоской. От него воняет. Он холодный, липкий, скользкий. И тяжелый. И равнодушный. В любой момент я могу его выронить, и пропали мои пять минут плюс ролик, который может сделать нас со Снуки завтра миллионерами. А может и не сделать. Если я не отработаю так, как нужно. Я медленно и красиво ложусь спиной на мелководье. Сука! Там градусов десять. Не больше. Кладу сомика сверху, начинаю двигаться туда-сюда, как бы совершая фрикции. К животу сомика прицепилась какая-то гребаная ракушка, она царапает мне яйца до крови.

— Еще. Еще! Двигайся быстрее. Ноги. Ноги.

Я обматываю скользкий, вонючий холодец своими стройными накачанными ногами. На крупном плане потом видно будет, что на них пупырышки от холода, но Снуки умело уберет все «недочеты».

— Ты можешь его поцеловать в морду? Или полизать? Ртом поработай как-нибудь. Шикарно выходит! — Снуки показывает мне большой палец.

Я страстно лижу студень с запахом и вкусом носков моего дедушки, закрыв глаза. Ритмично двигаюсь. Дышу. Быстрее. Еще быстрее… Кажется, ракушкой мне почти срезало левое яйцо. Оно кровит, но я думаю, в кадре это будет хорошо. Как будто сомик был девственен, ну или еще что-нибудь в этом духе — дрочеры додумают.

— Осталось десять секунд. Кончай! Только лучше б сверху.

Мы с сомиком кувыркаемся в ледяной воде, будто бы он вырывается, а я хочу его поймать, подчинить, взять. Сомику на меня насрать. Он вообще не понимает, что происходит. Плыл себе, плыл, а тут его зачем-то тискают и возят туда-сюда по странному уродливому существу. Сомику насрать. Собственно, он и срет. И это потрясающе.

— Потрясающе! — орет Снуки. — Подними его. Выше. Выше

Я поднимаю скользкого, мало похожего на рыбу, но очень похожего на сказочную алую русалку ксеника над собой. Вынимаю его из воды, и он гадит на меня липкой субстанцией, которая потом на экране будет выглядеть как поток жидкого золота.

— А-а-а-а-а-а-а-а! — вопит Снуки. — Мы порвем чарты! Выпускай сома. Время закончилось.

Я осторожно кладу сомика (он же не виноват, что вонюч и противен) в воду, сомик равнодушно уходит куда-то влево, а я вылетаю на берег и хватаю вискарь, чтобы согреться внутри и умыть вискарем лицо. Смыть сомячье дерьмо.

— Мы гении! Гениальные гении! — Снуки скачет вокруг, обтирая меня полотенчиками. — Мы гении ксенопорняка. И миллионеры.

Ролик с сомиком принес нам сперва пятисотое, а потом и первое место в рейтинге, уважение среди цеховых и очень неплохие деньги. Этот ролик был реально лучшим, что мы сделали со Снуки за десять лет работы, и благодаря ему мы до сих пор нормально жили и могли позволить себе все и даже чуть больше. Другие наши работы по сравнению с «сомиком» были средненькие, но кое-что вполне котировалось. Но теперь…

Я бы мог выйти в сеть, качнуть (и плевать на расходы) ролик Кирки целиком и посмотреть, как он там раздалбывает в буквальном смысле мою карьеру, но не стал. Я бы тогда психанул и не смог настроиться на то, на что сейчас мне следовало настроиться.

Я знал. Точно знал, что нужно сделать. И пусть у меня отберут лицензию и выкинут из сети в даркнет навечно. Пусть больше никогда я не прилечу ни на одну планету в качестве порнотуриста. Плевать.

Я знаю, что я сейчас сделаю. То чего не делал никто и никогда.

Я найду и трахну окса! Ведь меня зовут Мистер Х.

***

Про оксов я знал мало. Да почти ничего. На Гальюнке (так назвалась их родная планета — вполне, кстати, официально) оксов почти не осталось. А если и остались, то где-то на неисследованных территориях. Те особи, которые еще лет сто назад были вывезены и распределены по заповедникам, слегка мутировали, но все равно оставались тем, чем их называла желтая пресса и идиоты из зоошизы. Чудом.

Охотники, туристы, дикари и порняки… да просто вменяемые люди называли оксов условно-разумной аномалией. И выступали за полное их уничтожение, просто потому что так было модно, что ли.

Но все равно все нестерпимо хотели хоть раз в жизни увидеть живого окса. Мертвого тоже было бы неплохо. Но, увы, оксы моментально разлагаются, так что даже если кому-то и довелось прибить окса, он тупо не успел сделать памятную фоточку с трофеем.

Фотографии и ролики с живыми оксами в сети водились. Но было их немного, и все они были однообразны и сделаны кое-как. Морщинистое бревно размером с теленка. Серое. Там, где положено быть голове, заметное утолщение. Две глазные прорези прикрыты прозрачной пленкой. Ротовая щель. Подобных «гусениц» валом водилось на разных планетах, они отличались друг размером, цветом, количеством и видом конечностей, но в целом выглядели одинаково уродливо и скучно. Среди моих «трофеев» такой мерзости не имелось, но я видел пару клипов, где начинающие порняки изображают страстную долбежку с тем или иным бревном. Ну что я могу сказать? На любителя. Я до такого не опускаюсь.

Точнее, не опускался до этого момента.

Теперь же я искал окса. Он был нужен мне, как Джульетта Ромео, как Лаура Петрарке, как Ева Адаму… Да. Как Ева Адаму — точнее. И дело было не в том, что оксы условно-разумны, а значит, порнография с ними считается запрещенной.

Дело было в том, что когда зрелый окс, подобно гусенице, превращается в бабочку, то он становится похожим… на ангела. Так говорят и пишут свидетели, которым никто, конечно же, не верит, потому что нет ни одного подтверждения их восторженной болтовни. Ксенозоологи эту версию не подтверждают, но и не опровергают. Осторожно допускают, однако, что в момент самооплодотворения окс радикально меняет свой обычный и весьма неприглядный лучок-с на вид более чем приглядный и не обычный.

«Автогамная особь увеличивается в размерах, изменяет форму, цвет и внешний вид, начиная внешне напоминать крупную стрекозу или бабочку ярко-белого цвета. После удавшегося автомиксиса особь принимает свой обычный вид и размер и, по-видимому, удаляется в заранее приготовленную нору, чтобы выносить там потомство — обычно одного детеныша. Оксы предположительно живородящи…»