Мю Цефея. Цена эксперимента - Давыдова Александра - Страница 12

Я часто вижу этот сон и всякий раз узнаю его в первое же мгновение.

Во сне я могу смотреть на звезду без рези в глазах и видеть то, чего Фарух и Мадина разглядеть не в силах. Структура фотосферы меняется, пропуская струи сквозь мандариновую мякоть оболочки к тонкому слою недожженного водорода. Из выкладок Фаруха следует, что глубже идет активное образование двухатомных мезоионов гелия, облегчая запуск процесса синтеза углерода. Сенсоры «Ковчега» чувствительнее моих глаз, и бегущие цифры подтверждают разогрев ядра.

Несмотря на то что я не чувствую физической боли, глядя на сияющий шар, из моих глаз сочится соленая влага. Потому что вопреки расчетам, пуск процесса не получится мягким. А расширение ядра не полностью погасит энергию гелиевой вспышки.

Сначала поверхность субгиганта подергивается мелкой рябью, потом из нее то здесь, то там начинают вырастать языки исполинских протуберанцев, и, наконец, вся звезда уже колышется пузырящейся желеобразной массой, разбрасывая вокруг ошметки мандаринового желе.

Здесь я обычно просыпаюсь, но помню, что будет после.

Когда все успокоится и аль Кидр продолжит лить ровное сияние, Новая Медина останется кружить по орбите куском мертвого камня без атмосферы. Во всей системе не выживет никто из мохамаддитов. Никто, кроме Фаруха и Мадины. Недаром мой дромон носит имя «Ковчег».

Устрица скользнула по языку, оставив во рту печальный вкус океана. Серый холодный залив там, внизу, за широкими окнами, сразу показался ближе. Генерал Штром поежился и повел плечами.

— Местные жарят их на углях, — заметил секретарь. Он подходил со стопкой бумаг.

Генерал задумчиво облокотился на стол и побарабанил пальцами по полированному дереву.

— Отсталый народ. Дикари. Ну, скоро мы покажем им прогресс. В каждой! — Он красноречиво поднял палец в воздух. — В каждой их жалкой хижине будут электроплиты.

Перед тем как обернуться к собеседнику, он бросил тяжелый взгляд в левую часть окна. Там, за чертой защитного барьера, в стороне от теплых огней города, чернел неосвоенный лес и пустынные, неуютные берега.

— С чем пришел, товарищ Блиц?

Секретарь выложил на стол ворох папок.

— Новые проекты на утверждение, товарищ генерал.

— Так-так. — Генерал стал листать желтоватые страницы с чертежами, пояснениями и вердиктами комитета по изобретениям. — Электрокарты местности редактируемые — хорошо. Электрозамок дверной модель 5 — так-так, посмотрим. Новая система вентиляции — хорошо, давно ждали, пускаем. А кто делал-то? Опять этот ваш профессор, Бале? Хорошая у него лаборатория.

Генерал поднял от бумаг проницательный взгляд.

— Он же из местных? Лет десять назад его изловили, да? И смотри-ка, какой ученый стал. Главный наш изобретатель. Тянется к культуре, ишь. Чувствует, за кем будущее. Своим-то ему теперь лучше не попадаться.

Секретарь хмыкнул.

— Это точно, товарищ генерал. Они ему спасибо не скажут. Это ведь он придумал электроружья, которые сейчас на вооружении. И модернизировал лесопилки.

— Да-а. — Генерал покачал головой и обратился к следующему чертежу. — Электролопата ручная? Это что? — Он взглянул в описание. — Ставится на упор… Совершает копательные движения… Чушь какая. Хотя — идеологически верно, можно на выставке технологий представить. Была лопата — стала электролопата. Были вилы — будут электровилы. Была морковь — сделаем электроморковь! Забери, отошли в хозяйственный отдел.

— У меня все, товарищ генерал. — Секретарь аккуратно сложил материалы в папку.

— Хорошо, свободен. Да, кстати! — Генерал выпрямился на стуле и посмотрел на секретаря в упор. — Ваш профессор-перебежчик сейчас трудится над заданием особенной важности. Как закончит — сообщи мне немедленно, в тот же час.

— Да, товарищ генерал.

Секретарь вытянулся в струнку на пороге и сделал правой рукой приветственное движение, словно втыкал вилку, составленную из двух пальцев, в невидимую розетку.

— С электричеством в будущее.

— С электричеством. — Генерал условно, стоя вполоборота, повторил жест. — Свободен.

Дверь на электроприводе мягко захлопнулась.

Налив себе горячего чаю из настольного электротермоса, генерал подошел к окну и с удовлетворением оглядел панораму города: рыжеватые скопления окон, силуэты зданий, по которым вверх и вниз мелькали огни лифтов, упорядоченное движение транспорта, пук железных дорог, убегавших в леса, резавший их на сектора, разгонявший тьму невежества и первобытности.

Это была уверенная победа прогресса, победа электричества. Победа разумного человечества над неразумным и упрямым.

Где-то там, в темноте лесов, на холодных берегах серого залива, пока еще ютились хлипкие хижинки местного народа. Там эти странные рыжеватые люди жили своей нецивилизованной жизнью: жгли масляные лампы, складывали каменные печи, выходили в залив в уязвимых весельных суденышках, рыбачили и пекли улов на углях, разводили скот. Они считали эту землю своей, они сопротивлялись приходу новой жизни, но против цивилизации, владеющей электричеством, у них не было ни единого шанса. Что может деревянное копье против электрозаряда? Как может пастух голыми руками остановить электропоезд? Много упрямых местных жителей погибло в борьбе с растущим городом, но когда-нибудь они поймут, что сопротивление бессмысленно, — и вступят в новый век, ведомые новой силой.

«Вождь» — так и назывался основной электрогенератор города. Огромный и величественный, возвышался он над городом, и из своего окна генерал видел, как пульсирует, гоняя ток по венам города, его сильное сердце, и его голубоватое свечение отражается в поверхности залива. Генератор был выстроен на пути мощнейшего горного потока и преобразовывал энергию воды в электричество, даря городу жизнь и развитие, власть над настоящим и над будущим.

— С электричеством в будущее, — не сдержав чувств, произнес генерал, поднимая руку в приветственном жесте.

Что было раньше? Холод, темнота, изнуряющий физический труд. Что мы видим теперь? Яркий свет электроламп, тепло электрического отопления, физический труд поручен электрошахтам, электровозам и прочим механизмам, в умственном же труде человеку помогают электрические счетные машины. Город защищен от опасности электрическим защитным барьером, люди получают электрические ноги и руки, электрические сердца, пьют воду, доставляемую электроколодцами и прошедшую очистку в электрических фильтрах, электрические вентиляторы гонят в помещения свежий воздух. Пройдут годы — совсем немного лет, — и город удесятерит свою площадь. Недружелюбные земли покроются сетью железных дорог, везде засияют лампы, заработают механизмы, будет слышна людская речь и музыка из электродинамиков.

В самое ближайшее время изобретатель, предавший свой народ, переключит на «Вождя» питание защитного барьера — и барьер расширится, захватит новые территории.

Активен изобретатель, активен. Что ни неделя, то новые проекты.

Генерал Штром нахмурился, глядя на линию горизонта. Ночь сгущалась, залив темнел.

Ведь это он, этот самый изобретатель, разработал проект «Вождя». Раньше город существовал на старых, слабых генераторах. Прекрасная идея — использовать течение реки. Какая ирония, что исходила она от местного, перебежчика. Активен, активен товарищ. Ну, ничего, пусть строит. Пусть. Пока…

* * *

На инженерном столе, под уютным светом старой лампы, были разложены чертежи. Бале быстро писал карандашом по миллиметровой бумаге. Его профиль, очерченный электрическим светом, был почти неподвижен, веки слегка опущены. Под правой его рукой стояла счетная машина, левая лежала наготове возле стопки справочных материалов. На стенке висел ободряющий плакат: юноша и девушка улыбались, протягивая к зрителю расставленные вилкой пальцы. «Включайся!» — звала ярко-оранжевая надпись.

Искра сидела в самом углу комнаты, возле шкафа, заваленного рулонами чертежной бумаги. Считалось, что она разбирается с почтой — на самом же деле она не отрывала взгляда от человека за столом, зачарованная движением карандаша и такими знакомыми звуками работы: скрипом грифеля, шорохом бумаги, щелканьем счетной машины.