Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 1

========== Часть I. Посвящение. Охота ==========

Рехи родился через три сотни лет после Великого Падения. Он не помнил ни лучика света, ему казалось, что ночь, сменяемая на короткое время красноватыми отблесками, длилась вечно. Плотная крышка бугристых облаков сливалась с шершавыми камнями пустоши. Рехи не понимал разговоров стариков о мифических рассветах и закатах, как и вся эльфийская молодежь. Да и не слишком они любили молоть языками: большую часть времени занимала охота.

Рехи не задумывался, нравится ли ему бесконечно рыскать по пустоши, отплевывая по пути черный песок пополам с пеплом. Просто жилистое гибкое тело, испещренное случайными шрамами, вечно хотело есть. Голод родился вместе с ним и с того дня сопровождал неизменным спутником.

Все просто: охота — еда; еда — нет голода. Юноша не был одинок в своем стремлении добыть пищу. Вместе с ним всегда шли еще пять-шесть эльфов, обычно молодых парней и девушек. Взрослели все очень рано, потому что никому не выпадало дожить до седин. Да и зачем? Зато сморщенные старцы, уцелевшие со времен мифического Солнца, заливали, будто когда-то эльфы жили под триста лет.

Сказали бы еще эти выжившие из ума развалины, что эльфы когда-то не пили кровь людей. Еще рассказывали, словно до Падения росли цветы, колосились поля, и животные не бродили жуткими монстрами. Значения половины слов из рассказов Рехи совершенно не понимал. Что такое вообще «поля и цветы»? Он представлял родную пустошь, горький песок, грубые камни… Как выглядели иные предметы и пейзажи, мало кого интересовало.

Особенно когда на горизонте кружилась медленно приближавшаяся буря. Хотелось успеть и поесть, найти укрытие. Времени на стремительную атаку у хищников оставалось все меньше.

«Кажется, будет хорошая добыча», — размышлял Рехи, рассматривая из-за скалы ничтожное поселение-лагерь. Глаза, привыкшие к кромешному мраку, резал отдаленный огонь костров. Источники света всегда ужасно мешали, как и источники тепла. В их деревне из шести домов никому не требовалось укрываться одеялами или разводить огонь. Ледяная кожа не просила прикосновений тепла, а острые клыки служили лишь для того, чтобы прокусывать шеи и пить кровь. Говорили, что во времена Солнца у эльфов не было клыков. А чем они тогда питались? Теми самыми мифическими цветами? Рехи задумывался об этом лишь со смехом. Он никогда не оценивал, была ли та жизнь прекраснее или легче. Когда-то его выпихнули в этот мир, он не сказал бы, когда именно, потому что не умел считать.

Рассказывали, мать его умерла сразу, а об отце никто не слышал. Его вырастила деревня, все понемногу. Охотиться он учился по большей части сам.

Старики говорили, что Рехи «четыре руки» — четыре раза по пятерне. «Четыре руки» времени он охотился, терпел тычки более сильных, более взрослых, но таких же голодных ребят. Они часто отбирали лакомые куски. Слабых эльфят не пытались накормить, крови людей не хватало и сильным воинам. Рехи доказывал раз за разом свое право питаться, то есть свое право на жизнь. И вот теперь спускался уже с собственным отрядом, бесшумно наступал на грибные грядки, неслышной тенью скользя к деревне людей.

— Думаешь, вооружены? — спрашивала кратко Лойэ — девчонка из отряда — такая же жилистая, покрытая узором шрамов. С ней на днях удалось провести пару веселых часов, хотя в детстве Рехи ловил от нее оплеухи. А теперь в порыве страсти она чуть не прокусила ему левое плечо. Впрочем, больше их ничего не связывало.

— Как обычно, — небрежно фыркнул Рехи. Здесь его считали за предводителя, он направлял отряд. Уже, наверное, пять раз они выходили вчетвером. Рехи умел считать до десяти, не помня названия цифр, а просто загибая пальцы. Этого всегда хватало. Ведь если врагов оказывалось больше десяти, то самая верная тактика — спешное бегство. Но ныне в деревне людей ходило всего три воина в шкурах, четыре женщины и пятеро человеческих детенышей.

— У меня идея… что, если затащить одного из них… к нам. Ну как мешок с едой! — воодушевленно повышая голос, заявил парень из отряда. Рехи помнил, как они вместе росли, бродили по деревне в поисках еды, потом вместе пошли на охоту. Вместе вонзили клыки в шею какой-то человеческой старухи. Ее кровь была мерзкой на вкус. Кровь детенышей им нравилась больше, но те быстрее умирали.

— Тихо! Чтобы у него была кровь, его самого чем-то кормить надо, а из трупа пить — сам сдохнешь, — оборвал его Рехи, гордясь своим остроумием и познаниями. Еще недавно его самого беспощадно шпыняли, каждый указывал, что надо делать. Но потом он собрал свою подросшую ватагу.

«Если пить кровь не до смерти, то потом можно вернуться и напасть на тех же», — как-то раз предложил он. Кто-то поднял его на смех, кто-то махнул рукой, словно на слабоумного, но несколько эльфов прислушались. Они уже третий раз нападали на одно и то же стойбище людей. Убивали наиболее слабых, очевидно, не слишком нужных людской стае. Обычно одного-двух, у остальных выпивали кровь, но не до конца. Источник корма оставался на старом месте, к которому вели проверенные тропы через перевал скалистых холмов.

Кажется, эти создания в шкурах мохнатых ящеров тоже нашли для себя слишком удобные охотничьи угодья: недалеко находилось гнездо черных ящеров. Мясо и кровь, кровь и мясо.

Люди питались мясом, эльфы — кровью. Просто больше организмы эльфов ничего не принимали. А кровь ящеров оказывалась слишком холодной для поддержания жизни в ледяных телах эльфов.

Рехи помнил, как один сумасшедший попытался питаться только кровью ящеров, то черных, то красных, то мохнатых — какие попадались. Он кричал, что всем пора одуматься, потому что люди и эльфы братья, а в Падении виноват какой-то Темный Властелин. Или он называл его иначе…

И какая разница, кто и в чем виноват, когда просто хочется есть, чтобы жить? Или жить, чтобы есть. Не так уж и важно, когда добыча на охоте — и есть смысл жизни. А кому дело до далекого братства? Вряд ли люди бы отдали свою кровь добровольно, вспомнив какие-то древние времена. Эльфы зато не поедали друг друга даже в случае сильного голода, а люди — как придется. Голод правил миром.

А тот чудак убежденно говорил, что перестать пить кровь и не есть друг друга — единственный путь к возрождению. Возрождению чего? Чудак не говорил, зато настойчиво ловил мелких ящеров и пил их черную кровь. Он едва не обзавелся последователями. Но не успел. Умирал он долго и мучительно, в итоге буквально окоченел заживо. Труп так и бросили с края холмов в нелепой позе, потому что задеревеневшие руки и ноги совершенно не гнулись.

Конечно, на случай крайнего голода подошла бы любая кровь, но без горячей человеческой — хотя бы время от времени — никто не протягивал. Только трехсотлетние старики жили до сих пор непонятно на чем, застыв в неподвижности среди зловонного тряпья. Рехи никогда не видел, чтобы им кто-то добывал пищу. Они никому не приносили пользы. Но из деревни их никто не гнал, то ли уважали, то ли боялись, то ли сохраняли для захватывающих баек из далекого прошлого.

А им, молодым, приходилось идти через горные кручи, терпеть удары ветра, грозящего оторвать от узких карнизов, резать о скалы ноги. Зато люди не находили деревню эльфов, хотя пытались недавно, но заплутали в каменном лабиринте, напоролись на зверье и сгинули.

С тех пор они забились в свою деревню, ощерились забором из камней и мусора, выращивали грибы и надеялись, что «чудовища из-за перевала» не настигнут их. Но Рехи упрямо возвращался, пролезал в узкие щели заграждений, рискуя напороться на острые шипы, ржавые осколки мечей и кинжалов. Говорили, после Великого Падения осталось очень много оружия, но исчезли армии. Целые равнины порой устилали ковром воткнутые клинки и рассыпающиеся кости. Впрочем, старый металл легко крошился, а слепленный кое-как забор не служил преградой, особенно если поработать плечами и руками, прокладывая себе лаз.

— Как пойдем на этот раз? Скрытно или нагло? — кинул своим Рехи, ухмыльнувшись. Из деревни их никто не заметил.