Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 112

— Пусть говорит! — едва не крикнул Рехи, готовый разодрать Саату горло, лишь бы мерзкий жрец не мешал.

— Но Страж…

— А Лойэ и Тико где? — вопрошал с мольбой Рехи, не обращая внимания на возражения.

— Ушли от нас в Бастионе, — пожала плечами Инде, отводя взгляд и стремясь вновь прижаться к бабушке. Естественно, ее пугало всеобщее внимание.

— Поговорили и хватит, — все-таки настоял на своем Саат, а потом пробурчал себе под нос: — Лойэ… Лойэ… Попадись она мне!

И Рехи вновь окатило холодом и жаром: «Она дошла! Дошла! Она здесь! И… о ней слышал Саат. Лойэ, да ты нигде не можешь жить спокойно! Что же ты натворила в Бастионе?»

========== Голод разума ==========

Перед Рехи расступался народ. Он шествовал сквозь толпу, разрезая ее, как острый клинок вражье тело. Собравшиеся растекались дымящейся кровью перед процессией жрецов и воинов, которые отгоняли особо назойливых факелами и мечами.

Рехи смаковал свою небольшую победу. И неизведанная радость от помощи незнакомой девочке перетекала в предвкушение встречи с Лойэ. Но чем больше ликовала толпа, тем больше светлая радость затоплялась лестью превозношения. Собравшиеся просители предстали низкородным сбродом, жадным до дармовых чудес.

Бабка Инде была такой же, но в момент распутывания черных линий Рехи не думал об ней. Сама девочка ничего не просила, лишь смиренно ждала, не смея даже надеяться, что с лица когда-то спадет гниющая маска. Таким по-прежнему хотелось помогать. Но отнюдь не тем, кто теперь кидался ему в ноги, лобызая края балахона.

— Страж! Страж! Помоги мне! Исцели и меня! И меня!

— Расступитесь! Расступитесь! — командовал Саат. Ему пришлось поработать локтями наряду со стражниками, которые вовремя вскинули щиты, оттесняя ненормальную толпу.

Голод толпы ужаснее голода ящеров. Она напирала и заполняла собой все пространство зала, плещась пестрой массой, как чья-то рвота после пирушки. Еще недавно половина собравшихся презрительно сомневалась в пользе пришельца, этого глупого пустынного эльфа. Теперь они же готовы были слизывать грязь с его огрубевших пяток.

Рехи испытывал лишь омерзение, продираясь обратно в тронный зал. Впервые ему захотелось, чтобы его заперли, закрыв ото всех. А еще больше он мечтал выбраться, вырваться в родную пустыню.

И случилось же так, что именно на его долю выпало все это ненормальное копошение! Ведь триста лет эльфы кочевали вдоль гор, кормились кровью, разбивали шатры из плохо выделанных шкур, охотились на ящеров. Бастион оставался вымыслом, легендой. Но вот он оказался реальностью, красивая сказка распалась.

Все это воющее месиво лиц не напоминало жителей благословенного пристанища всех страждущих. Они выглядели еще более дикими, чем эльфоеды из деревень. Там хотя бы всех вел простой инстинкт — голод. А здесь у каждого в голове возились какие-то темные твари, которые дергали паучьими лапами покорных марионеток. Нормальный человек или эльф не станет так кидаться к своему кумиру. В своей жажде великой милости они были готовы сожрать Стража. Не от голода, а от восторга.

— Исцели нас! Исцели! — кричали со всех сторон. И Рехи задыхался, пока его вели, казалось, вечность.

— Все, закончилось… — только выдохнул Рехи, оказавшись в своем заточении. Он закрыл лицо руками и стер пот, отбрасывая растрепанные волосы назад. Свободен. Свободен в заточении. Тишина. Наконец-то.

— Да, такова цена всенародной любви, — пожал плечами Саат, отдирая от запыленных одежд болтавшийся на одной нитке рукав. «А он неплохо сложен для жреца. Мышцы, как у воина. Специально тренируется? И зачем? Отбиваться от всенародной любви?» — отметил Рехи, скользнув взглядом по жилистой руке Саата. Раньше думалось, что жрец изнежен и слаб под слоями одежды.

— Что будет с Инде? Ее там не задавили? — забеспокоился внезапно Рехи.

— Нет, она теперь важный образец, — криво ухмыльнулся Саат.

— Образец… Образец… — поморщился Рехи, точно вспоминая значение слова. Оно как-то относилось к экспериментам, Сумеречному, Митрию и Двенадцатому. Да, к Двенадцатому. Как будто Двенадцатый… Впрочем, нет, что-то не то. Мысль всколыхнулась слепой пещерной рыбой и нырнула в глубину подсознания.

— Отдыхай пока, Страж. Ты еще понадобишься через несколько дней. Ты теперь тоже ценный образец, — продолжил Саат.

Его рука впервые опустилась Рехи на плечо, тяжело и неприятно. Последний поежился и вывернулся змеей. Вернее, ему Саат казался скользкой неприятной рептилией. Не ящером, а именно тварью без лап, незаметно вьющейся живой отравой среди камней. Они с Вкитором явно о чем-то молчали. Но оба улыбались фальшиво ласково, покровительственно. Нет, такое обращение Рехи терпел только в плену у Ларта. И то, потому что получал взамен нечто большее, чем снисхождение. Ведь Ларт… Ларт… Вновь отозвалась боль, пополам с сожалением о минувших днях в деревне.

Похоже, именно там он научился мыслить, пользоваться головой не только для охоты. И теперь здесь, в Бастионе, он замечал всю неправильность того, что творилось. Но не мог четко осознать, что же не так. Все! И словно бы ничего. Не самые жестокие традиции установились для их беспощадного мира. Не самые мерзкие люди правили. И приветствия сумасшедшего народа не шли в сравнение с оргиями полукровок, где выковыривали глаза и отгрызали конечности бьющимся в агонии пленникам. И все же… что-то в корне здесь было не так. Иначе… «Иначе Лойэ встретила бы меня. Нашла, прорвалась ко дворцу. Но она не скрывалась в этой толпе, ведь я бы ее почувствовал, — понял Рехи. — Бастион был ее мечтой с детства. Мечтой ее отца. Ее мечта разбилась, я уверен. Но обо что?»

Желание встретиться с Лойэ и узнать ответы сплеталось в единый ком тревоги, впившийся в сердце цепкой колючкой. Рехи немного отдышался, сидя на каменном жертвеннике, а потом спросил:

— Что же, Саат, могу я теперь посмотреть свои владения?

Он успел окликнуть верховного жреца у двери. Тот обернулся и небрежно повел рукой:

— Зачем вам это, Страж? Чего вам не хватает?

— Я должен знать, кем правлю, — соврал Рехи. Ответы получались неуклюжими, как обычно. Но он привык говорить первое, что придет в голову. Иногда получалось попасть в точку, иногда звучало глупо.

Саат рассмеялся, запрокинув голову:

— Нет, вы немного не поняли. Вы не правите. Правлю я. Вы — духовное начало нашего культа.

— И что это значит?

Саат приблизился и впился Рехи в плечи крючковатыми пальцами, заставляя глядеть прямо на себя. Он прошипел едва слышно, с ледяным спокойствием:

— А значит, что теперь я назначаю тех, кого вы будете исцелять. За каждое исцеление они будут нести мне… то есть нашему культу подати.

Рехи вновь с трудом освободился и возмущенно воскликнул:

— Что?! Почему так?

Отвращение стегало хлыстами черных линий. Они сгущались и сновали по углам, превращаясь в незримые тени, высасывающие душу. И среди них самой гадкой и страшной предстал Саат, который безразлично пожал плечами:

— Потому что чудеса всегда имеют свою цену. Запомните это, Страж.

— Но руки-то жечь мне! — запротестовал Рехи, поднимая зудящие ладони.

— Придется потерпеть, — беспощадно ответил Саат. — Иначе стали бы мы искать тебя на пустоши.

— Вы не понимаете! Наш мир умирает, вы не знаете о разломах, о вулканах? Я видел то, что вам и не снилось.

— Я тоже видел достаточно, — оборвал Саат, гордо выпрямляясь. — А Вкитор еще больше. В этом Бастионе мы в безопасности до тех пор, пока с нами Страж.

— Да с чего вы взяли?

— С нами милость Двенадцатого, пока с нами Страж, — уверенно, даже упоенно твердил Саат. — Так написано в древних книгах.

— И вы верите в это? Верите, но заставляете делать чудеса за плату?

— Надо как-то выживать. Что поделать. Это не плата, а добровольное подношение. Не более того.

— Но что если Двенадцатому все равно, с кем Страж? Что если Двенадцатый ненавидит Стража? — Рехи подскочил к Саату и попытался заглянуть ему в лицо. Но как бы ни стремился, образ жреца расплывался нечеткостью контуров, как будто отражение в мутной воде. Странно, странно, что раньше Рехи не обращал на это внимания: жрец не обладал лицом, оно менялось, как рябь на воде. Или это в глазах плясала черная рябь усталости.